- Я бы не рекомендовал Надежде Сергеевне идти в лес с детьми, - сказал Лаврентий медовым голосом. - Обстановка не очень здоровая.

- Так что же вы ее не оздоровили, это ведь ваша работа, разве не так?

- К сожалению, работа очень тяжелая, Надежда Сергеевна. Последние остатки умирающих классов оказались вышибленными, в силу чего они расползлись повсюду. Конечно, они слишком слабы и немощны, для того, чтобы противостоять мероприятиям Советской власти, тем не менее они усиливают свое сопротивление с ростом могущества Советского государства, и на этой почве ожили и зашевелились осколки контрреволюционных элементов из троцкистов, националистов и правых уклонистов. Это, конечно, не страшно. Лаврентий улыбнулся, довольный своим выступлением, и налил себе вина.

- Я ничего не поняла, с одной стороны, они слишком слабы, с другой усиливают свое сопротивление. С одной стороны - не страшно, с другой работа у вас очень тяжелая. Так можно идти в лес, или там осколки?

- Я видел, осколки, - хриплым от неумеренного купания голосом сказал Вася. - Зеленые на пляже.

- И я видела в саду! - добавила важно Светлана.

- Ну вот, а ты сомневаешься. Сетанка, иди ко мне, я тебе персик очищу. Тебе почистить?

Это уже было нечто небывалое. Очистить для нее персик!

- Спасибо. Я, пожалуй, пересяду туда, - она встала из-за стола, села в плетеное кресло-качалку у края веранды.

"Можно любоваться этим темно-синим морем, этими кипарисами, слушать музыку, читать хорошие книги... Люди любят, страдают от гибели близких, боятся смерти, надеются, сажают цветы и деревья. А у них только троцкисты, националисты, правые уклонисты... Но ведь Иосиф был другим. Когда-то принес билеты в Мариинку и просиял, увидев, как мы обрадовались. Читал нам Шекспира и Чехова, что же произошло? Почему он слушает эту белиберду с довольным видом? Все перевернулось, как в кривом зеркале. Какой-то ответ должен быть. Вчера прочитала у Чехова, хотела его спросить, что он думает о таком высказывании своего любимого писателя, а тут этот дикий разговор.

Взяла со стола Чехова, открыла на странице, заложенной шпилькой. Вот. Это здесь о том, что деспоты всегда были иллюзионистами. Правильно деспот.

Кто-то сильно наклонил кресло сзади, лицо Иосифа возникло над ней. Сказал тихо:

- Нехорошее, неправильное, непартийное высказывание позволили вы себе, товарищ Аллилуева, но мы вам поможем, подтянуть ваш уровень политической сознательности. С вами будет работать лучший пропагандист грузинского подполья.

Кренил кресло все ниже и ниже, ей было неловко перед детьми, перед Лаврентием.

- Отпусти!

- Не отпущу, давай мириться.

- Вечером поговорим.

Он резко отпустил кресло так, что она еле удержалась.

Из всего разговора за столом дети усвоили, что она хочет в лес; Светлана забралась к отцу на колени, обняла пухлыми ручками его крепкую шею и, целуя, приговаривала: "Можно в лес, да? Можно в лес?" Вася побежал куда-то и вернулся с огромным узловатым то ли посохом, то ли палкой.

- Это для троцкистов, - заорал на всю террасу, размахивая дубиной.

- Очень сознательный мальчик, - похвалил Лаврентий.

- Пойдите погуляйте по саду, чего-чего а крапивы для чинчари вы найдете, - Иосиф встал, открыл дверь в дом, что-то сказал. Наверное, Власику.

Они шли сначала по дорожке, выложенной старым кирпичом, потом свернули на узкую тропинку. Вася шел впереди, размахивая палкой, Светлана, приученная Мякой "собирать цветочки для папочки" все время останавливалась и рвала все, что хоть немного походило на цветы.

Гимнастерки в кустах не мелькают. Видно, Иосиф приказал оставить их в покое. В светлом небе виднелся прозрачный месяц. Под плотной кроной кипарисов что-то возилось, шуршало, тихо вскрикивая. Иногда из сине-зеленой массы стремглав вырывались птицы, над прозрачными островками молодого остролистого бамбука кружились стрекозы.

- Мама, мама! - Вася мчался по тропинке, волоча за собой дубину. - Там папа, но он со мной не разговаривает.

Мгновенный ужас: мальчик сошел с ума. Виновата она, скрывая от врачей припадки. Но его лопоухое, скуластое личико было полно таким детским искренним недоумением, что она отбросила страшную мысль:

- Где папа? Что ты глупости говоришь, папа остался дома.

- Нет, он там. - Вася показал рукой вперед, - он ходит и молчит.

На всякий случай она взяла и его за руку. Вышли на маленькую поляну, заросшую дикой малиной и крапивой.

"Вот здесь и настригу крапивы для чинчари".

На другом конце поляны - белая резная беседка, в ней кто-то сидит.

- Вот он, - прошептал Вася. - Видишь, в беседке.

Надежда вгляделась, отсюда человек действительно походил на Иосифа.

- Это кто-то похожий на папу.

- А я тебе говорю, это он!- уже раздраженно возразил Вася.

Человек вышел из беседки, заслонив ладонью глаза от солнца, смотрел на них. Это был Иосиф.

"Что он здесь делает? Наверное, ищет нас"

- Иосиф, мы здесь! - крикнула она.

Иосиф не отозвался, снова ушел в беседку.

Взяв Светлану на руки, чтобы не обожглась крапивой, пошла через поляну. Вася шел впереди и палкой заваливал перед ними малину и крапиву.

Иосиф сидел и курил трубку. Но что-то заставило ее замедлить шаги, что-то в позе (Иосиф всегда широко расставлял колени и откидывал голову, а сейчас сидел, понурившись). "Все-таки он переживает после своих безобразных вспышек, мучается".

-Иосиф!

Он вздрогнул, но позы не изменил.

- Вот видишь, он не разговаривает, - прошептал Вася.

- Папа! - звонко крикнула Светлана. - Папа, мы к тебе идем!

Но Надежда медлила заходить в беседку, что-то уже настораживало.

- Иосиф, перестань пугать детей, выйди к нам, - сказала по-грузински.

Он поднял голову, смотрел с неожиданно добрым растерянным выражением.

- Я не... Я - садовник, - ответил тоже по-грузински. - Хочу эту поляну покосить.

Встал, показал косу и снова сел.

Они вошли в беседку. Надежда поставила Светлану на дощатый пол, и та сразу же бросилась к садовнику, села рядом на скамью, и вдруг как-то по-собачьи стала принюхиваться.

- Ты плохо пахнешь, фу, папка!

- Светлана, иди ко мне, это не папа.