Иосиф смотрел на нее одним полуоткрытым глазом. Такое с ним бывало: спал, как циклоп, и убеждал, что такого не может быть, что ей померещилось. И действительно в сумраке рассвета она не успела понять, спал он или бодрствовал и наблюдал за ней; он повернулся на другой бок.
Иосиф проводил Рютина к машине, похлопал ласково по плечу. Тот был в темном легком френче с высоким воротником, в сапогах. Она стояла на веранде, и на прощанье Мартемьян Никитич помахал ей рукой. И вместо залитого солнцем заднего двора, обсаженного высоким можжевельником, она увидела серую безлюдную платформу среди, словно присыпанных золой, бескрайних полей.
- Мама, мам, мама! - Светлана, соскучившаяся по ней за два месяца отсутствия и не отходившая от нее, тянула за подол. - Мама, мам!
Берия все-таки не появился, и она поняла - это означает, что прибудет после ее отъезда в Москву. Ни о ночном разговоре, ни о Рютине не поминали, будто их и не было. Она чувствовала, что Иосифа тяготит ее присутствие, что ждет, когда же уедет, наконец.
Незадолго до ее отъезда ужинали с Молотовыми и Егоровыми. Полина, как всегда - строго-элегантна, Егорова, как всегда - обнажена донельзя и кокетлива. Ее роскошные загорелые плечи казались еще одним пряным блюдом за обильным столом. И это чувствовала не она одна: Молотов отводил глаза, Иосиф же, наоборот, то и дело бросал взгляды гурмана.
Надежда мало ела, ощущая спазмы в горле и желудке. Тому была еще одна причина.
Днем она не сдержалась, резко обошлась с детьми и теперь ее мучили смешанные чувства. Вспоминая инцидент, она то ощущала прилив гнева, то раскаяние.
На десерт детям подали малину со взбитыми сливками. Вася стал бить ложкой по сливкам, стараясь попасть в лицо Томику. Светлане понравилась эта забава, и она тоже принялась разбрызгивать сливки.
Надежда строго приказала прекратить баловство, но дети вошли в раж. Белые хлопья теперь летели во все стороны. Мяка вытирала лицо и пыталась поймать руку хохочущей Свтеланы, а она, схватив Васю за руку, резко выдернула его из-за стола так, что упал стул, и поволокла прочь из столовой. Швырнула его в комнату: "До вечера ни моря, ни прогулок! Барчук! Паршивец! Другие дети пухнут с голода!" Вася бил ногами в дверь, кричал: "Выпусти немедленно!", но она ушла в столовую, вынула Светлану из стульчика, с силой вытерла ей лицо салфеткой и отнесла в кроватку. Светлана как села, так и застыла, потрясенная тем, что изумительная игра закончилась так неожиданно. Но вскоре опомнилась и принялась реветь, прижав кулачки к глазам. На детской половине стоял стон. Трясущимися руками она собрала со стола и ушла , чтобы не слышать воплей и не видеть Мякиных поджатых губ.
В столовой говорили о политике.
-... не сомневаюсь, что вскроется прямая связь кондратьевцев и меньшевиков с правыми. Кондратьева, Громана и пару-другую мерзавцев вроде Чаянова нужно изолировать. И вообще желательно провести проверочно-мордобойную работу в Наркомземе и Наркомфине. Провели же в Надиной академии. Результаты налицо.
- Но сначала должен быть суд, - мягко сказал Вячеслав Михайлович. Господам обвиняемым придется признать свои ошибки и...
- ... порядочно оплевать себя политически... - добавил Иосиф.
- Совершенно верно. Признав одновременно прочность Советской власти и правильность метода коллективизации.
- Было бы недурственно.
Они засмеялись.
- Чаянов это ученый да? - спросила Надежда.
- Он еще и книжечки пописывает, художественные, - напомнил Молотов.
- Маловысокохудожественные о крестьянской утопии, и еще что-то из средних веков про нечистую силу в Москве. Забавно, советую почитать, Иосиф, как всегда в присутствии красивой женщины , после двух-трех бокалов был настроен благодушно.
- Он такой... очень красивый, с благородной внешностью. В прошлом году читал у нас лекцию.
- Видишь, до чего дошли старые маразматики в Промакадемии, - Иосиф с наигранным изумленным возмущением смотрел на Молотова, - Чаянов, Кондратьев...
Каждый раз при упоминании имени "Чаянов" Надежда ощущала словно дуновение теплого ветра. Он, конечно, не узнал ее тогда среди студентов в большой аудитории, да ей и не нужно это было. Она смотрела на красивое породистое лицо, записывала прилежно лекцию (что-то о крестьянской кооперации) и в зимний промозглый день в аудитории с несвежим знобким воздухом, среди одетых в зимнее пальто студентов (здание не отапливалось) виделась ей река, дышащая глубоко и спокойно песчаный откос горы, часовенка на холме...
Она взяла Васю покататься на лодке, ловко улизнув от охраны. Гребла сильно и с удовольствием против течения к Николиной Горе. Вася сидел на корме худенький, золотистый, вокруг рыжих волос слабое свечение, похожее на нимб. Тогда она еще была полна сладостных надежд на его незаурядность, какие-то неведомы таланты, какое-то туманное будущее рядом с высоким добрым и мужественным сыном.
- Мама, пой! - просил он, и она в который раз запевала гортанным чистым голосом, какого никто никогда у нее не слыхивал:
Очаровательные глазки,
Очаровали вы меня,
В вас много жизни, много ласки,
В вас столько страсти и огня.
Эта песня и этот голос были только для него, для маленького золотого мальчика, сидящего, согнувшись, на корме.
- Мама, водичка.
Только тут она почувствовала, что ноги ее в воде. Глянула вниз, вода уже закрывала распорки, почти доставала до ножек Васи.
Ее охватил ужас: в лодке образовалась течь. Она прикинула расстояние до их пляжа и поняла, что вряд ли удастся дотянуть. Нужно грести к ближайшему берегу. Развернула лодку и стала грести изо всех сил.
Она думала: если лодка перевернется, можно будет уцепиться за нее и продержаться, пока кто-нибудь их не заметит с берега или не хватятся в Зубалове.
Но как уцепиться с Васей на руках, и потом... неизвестно, будет ли на плаву лодка или пойдет ко дну.
Вода стала прибывать быстрее. Она оглянулась - далеко ли до берега и увидела мужчину в белой рубашке. Заслонившись ладонью от солнца, он смотрел на них.
- Эй! - она взмахнула рукой. - Товарищ, у нас беда!
- Мамочка, я боюсь, - очень спокойно сказал Вася.
