- А чего тебе не хватает, приятель? - допытывается Анофелес.
- О том, что у нас есть, лучше не говорить. Набито нас в Афинах что сельдей в бочке. А чего нам не хватает? Хлеба, мяса, денег, работы, земли, крыши над головой... - И тише добавил: - И демократии, которая сделала бы нас снова людьми...
- Держим и мы кое-какие железки в горне, - ободряюще заговорил другой афинянин. - Первая - Фрасибул, укрывшийся в Филе, вторая железка - демократы в Фивах, но есть и третья, уж из нее-то выкуется славный меч!
- Кто же это? Говори! - настаивает Анофелес.
И бедняк доверчиво отвечает мнимому бедняку:
- Алкивиад.
Анофелес выражает сомнение:
- Он-то нам чем поможет? Как знать, где он сейчас...
- Я знаю, где он, - похвастал моряк-инвалид. - Он со своей Тимандрой бежал в Азию, обедает с персидским царем. И каждый день выпрашивает у него по триере. Как наберет сотни две - будет здесь!
- Ох! Скорей бы! - восклицает Анофелес и скрывается, тихонько посмеиваясь.
В роскошной вилле Крития раб доложил хозяину: пришел Анофелес. Зачем явилась эта мразь? За подачкой? С доносом?
- Впусти.
Анофелес проскользнул в дверь и замер в почтительной позе. Критий смерил его холодным взглядом:
- За милостыней? Об этом ты мог сказать привратнику.
- Благородный, высокий господин! Мне ничего не надо. Просто пришел поклониться тебе - как старый знакомый, как твой почитатель. В твоем лице Афины дождались наконец крепкой узды. - Он поднял руки и, как бы в пророческом исступлении, продолжал: - Вижу - тобою очищенные Афины взрастают в новой славе! Вижу - на Акрополе, рядом с Афиной Фидия, стоит твое изваяние...
- Перестань. Я не спешу помирать, чтоб мне ставили памятники.
- Сохраните, боги! Это я из почтительности...
- Ну, довольно лести. Что хочешь за нее?
- Сохраните, боги! Я пришел не просить. Я принес тебе нечто более ценное, чем то, что можно оплатить серебром.
- На кого доносишь?
- Сохраните, боги! Доносительство презираю, но могу ли я, честный гражданин, сидеть сложа руки, когда... даже язык не поворачивается! До чего же ужасно, что о тебе говорят, будто ты плохо правишь, а стало быть - ты не правитель.
- И ты посмел ко мне с этим?.. Вон! - рявкнул Критий.
- Не торопись, благородный господин. Дело серьезное. И опасное. Люди уже повторяют... Уже и на стенах появились позорящие тебя надписи: "Пастух ли тот, кто уменьшает стадо? Правитель ли Критий, который истребляет сограждан? Критий не умеет править - Алкивиад умеет! Пускай вернется!"
- Думаешь, я не знаю, сколько у меня врагов? Но меня заинтересовало сравнение с пастухом. Какой дурак это выдумал?
Анофелес выжидающе промолчал.
Критий вынул из шкафчика кошелек, бросил на стол. Зазвенело серебро.
За одну минуту семикратно изменилось выражение лица Анофелеса:
- Дурак, сказал ты? О нет, господин. Нет. Сама Дельфийская пифия объявила этого человека мудрейшим...
- Что?! Так это мой...
Критий побагровел. Значит, мало ему было обозвать меня свиньей? Так я не правитель? Готовит почву для возвращения Алкивиада? Своего любимчика?
- Болтливый болван, - небрежно бросил Критий и, не прибавив ни слова, швырнул кошелек Анофелесу.
7
Скиф в полном вооружении соскочил с коня и трижды грубо ударил в калитку коротким мечом. Сократ завтракал, Мирто поливала цветы.
Услышав стук, Сократ крикнул:
- Какой невежа рвется к нам?!
Скиф вошел:
- Тебе надлежит немедленно в моем сопровождении явиться в булевтерий к Первому из Тридцати, Критию.
- Хо-хо! - рассмеялся Сократ. - В сопровождении такого великолепного воина с мечом! Какая честь! - Он спокойно продолжал уплетать лепешку с медом, запивая козьим молоком. - А скажи-ка, приятель, меня ожидает одна только его просвещенная голова или там будет много таких голов?
- Он ожидает тебя вместе с Хармидом.
- Отлично, сынок. Оба они мои ученики, и, когда я по их предписанию явлюсь к ним, они окажутся в достойной компании.
- Не ходи! - вскричала Ксантиппа.
- В твоем предложении, Ксантиппа, что-то есть...
- Приказ Первого гласит... - начал было скиф, но Сократ, словно его тут и нету, продолжал:
- Ты права, мне не подобает идти пешком: Критию следовало бы прислать за мной носилки. Но он всегда был немножко невоспитан. Прощу его и пойду.
- Все Афины увидят... - Рыдания перехватили горло Ксантиппы.
- Увидят мою славу, - договорил за нее Сократ.
Критий увидел его через проем в стене. Тихо выругался. Слишком поздно сообразил, что совершил ошибку. За Сократом, ведомым скифом, валила толпа мужчины, женщины, молодежь... Валила толпа с угрожающим ропотом.
Критий сидел в кресле на возвышении - Сократу он указал на низенькое сиденье напротив себя.
Сократ, не ожидая, когда с ним заговорят, смерил взглядом разницу в высоте сидений:
- О высокопосаженный Критий, вот я пришел по твоему приглашению в это уютное помещение. Что у тебя новенького?
Критий протянул ему лист папируса. На нем был написан закон, запрещавший Сократу обучать искусству риторики в гимнасиях, у портика и в других публичных местах.
- Тебе это известно?
- А как же! То же самое вывешено и внизу, чтоб каждый мог прочитать, и в обоих текстах одна и та же грамматическая ошибка. Вот здесь, видишь? Тут надо писать омикрон, а не омегу.
Критий яростно дернул бровью.
- Не задерживай меня! Мне некогда. Стало быть, тебе известен закон?
- Да. Только не понимаю, при чем тут я?
Критий бросил на него гневный взгляд.
- Не прикидывайся дураком, великий философ!
- Ну, если ты прикидываешься деспотом, великий услужающий...
- Что? Кто услужающий - я? - обиделся было Критий, но поспешил обойти щекотливое место и резко заговорил: - Нам известно, что ты общаешься с молодежью и обучаешь ее искусству риторики!
Сократ встал и как бы нечаянно подошел к проему в стене, чтоб его слышали и на улице:
- Восхищаюсь твоим всеведением. Ты меня поражаешь. Когда ты ходил у меня в учениках - всеведением не отличался. Видимо, источник его - тайный; на возвышенных местах нередко бывает много тайного. Ведь и Олимп окутан облаками, чтоб даже Гелиос не видел, что там творится. Но к делу. Ты сказал, тебе некогда, и я думаю, у тебя действительно мало времени...
