Сократ заторопился. Необходимо снова вытащить на свет то, что было сказано, но до сих пор не исполнено.
Он пересек агору, прошел под портиком и двинулся к дрому, священной дороге, что ведет к Дипилонским воротам, и дальше, за черту города, к Академии. Он был уже в нескольких шагах от нее, когда опять отозвался его демоний. Не ходи туда! Сократ уже хотел остановиться, когда заметил в воротах Академии Мелета с сыном Анита; оба очень учтиво приветствовали философа. И он вошел следом за ними.
А какую встречу оказали ему Ликон и его приверженцы! Льстивый восторг, подобострастное ликование, аплодисменты...
Сократ поздоровался с друзьями. Не заметил - до чего они расстроены и бледны. Не заметил, как переглядываются Ликон, Анит-младший, Мелет и ученик Антифонта Спекион, безмолвно договариваясь о том, кому когда говорить.
Высокопарные слова похвалы, лести, раболепия сыпались на лысую голову Сократа.
Ликон заговорил первым: он заявил, что преимущество Сократа перед всеми афинянами бесспорно, ибо слова его не расходятся с делами. Сын Анита, этот лукавый молодчик, избалованный в семье, погрязший в пороках и распущенности, начал с правды: в то время когда многие берут большие деньги за мелкие советы - как достичь личного успеха, Сократ отдает свою мудрость, подтвержденную Дельфийским оракулом, кому угодно - и даром. Даже тем, кто этого не просит, указывает он, как стать лучше и счастливее...
Платон внимательно следил за тем, кто, что и как говорит, - он был встревожен. Видел - Ликон сделал знак глазами, и слово взял Спекион, завзятый софист новой формации и такой же недруг Сократа, каким был его учитель Антифонт. С медовой улыбкой на жестком лице Спекион начал с притворного сожаления:
- И видишь, Сократ, находятся все-таки неблагодарные, которые не ценят твоей щедрости, а повторяют друг за другом, что, если сам ты не ценишь своих советов, значит, и нет в них ничего ценного!
- Ты не сказал - для кого, Спекион! - возразил Сократ. - Для тех ли, с кем я беседую, для меня или для общины? Мне важно, чтобы как можно большее число моих учеников или приверженцев усвоило добродетели, на которых покоится благо семьи и государства. Считаешь ли ты, что умножать число достойных граждан - дело бесполезное и не имеет никакой цены?
- Клянусь Зевсом, этого я не считаю! - воскликнул Спекион. - Я только повторил, что говорят другие.
- Ты повторил это потому, что сам сомневаешься. Заявляю тебе и всем вам: я ни от кого платы не беру, потому что не продаюсь. - Не обратив внимания на возмущенное выражение лица Спекиона, он продолжал: - Не желаю делаться рабом, обязанным собеседовать с тем, кто мне заплатит. Я хочу быть свободным. Хочу свободно рассуждать с друзьями, вместе с ними доискиваться всего того, что делает человека более совершенным, и усваивать это. Наградой мне служит сознание, что я умножаю число более совершенных людей.
Мелет франтовским движением закинул на плечо полу плаща и дерзко взглянул на Сократа:
- Этим ты хочешь сказать, что те, кто учится за деньги у софистов, не стремятся к добродетели или к совершенству, а думают только о личной выгоде? Не кажется ли тебе, что подобным утверждением ты оскорбляешь софистов, их учеников и многих, присутствующих здесь? Поскольку себя, который учит даром, ты решительно не считаешь рабом, то очевидно, что других учителей мудрости ты мнишь рабами, а их учеников - рабовладельцами.
Первый, неожиданно сильный удар. Друзья Сократа со стесненным чувством вперили взгляды в своего учителя. Но тот спокойно возразил:
- Кто берет у кого-либо деньги, принужден делать то, за что он их берет. Или это не так?
Ликон провел ладонью по бороде, жесткой, как хворост. Он махнул рукой, но оборвал повелительный жест на середине и скривил узкие губы в фарисейски-смиренной учтивости:
- Никто из нас не сравнится с Сократом в скромности. Он - самый скромный человек под солнцем. Ни от кого не принимает платы, не желая становиться чьим-либо рабом, довольствуется пищей, питьем и одеждой, какие не удовлетворили бы и раба. Я тоже - признаю это здесь - не сумел бы довести свои потребности до уровня ниже того, какой подобает рабу. - И, язвительно усмехнувшись, он добавил: -Я не умею ходить босиком, полуголым, терпя голод и жажду...
Мелет, Анит и Спекион злобно захохотали.
Сократ же, не теряя ровного расположения духа, ответил так:
- Многие полагают, что удовлетворенность и благо - а кому же не хочется достичь этих состояний! - заключены в роскоши и богатстве. Я же считаю, что не иметь никаких потребностей - свойство богов. Иметь их как можно меньше значит приблизиться к божественному. А то, что близко божественному, близко и человеческому совершенству.
- Отлично! - раздались голоса.
- Отлично, - шепнул Ликон Мелету. - Он сам лезет туда, куда мы хотим его заманить. Теперь ты, Мелет. Высмеивай меня.
Мелет раскинул руки:
- Ой, дорогой Ликон, какой удар получил ты! Горе тебе... Стало быть, ты очень далек от совершенства! Сними скорее сандалии, сбрось хламиду, минуты не оставайся в этом позорном состоянии!
- А мне как поступить, Сократ? - с наигранной наивностью спросил Анит. - Раздеться донага? Я тоже хочу приблизиться к божественному...
- Ты уже очень близок к нему, мой милый, - сказал Ликон. - Чуть ли не руками касаешься. Ведь Сократа, единственного из нас, посещает бог и беседует с ним. Но кто может беседовать с богом? Опять-таки только бог!
Удар был столь сокрушителен, что у Сократа искры из глаз посыпались. Он пошире расставил ноги, чтоб чувствовать себя прочнее. Все притихли, ошеломленные недвусмысленным обвинением Ликона. Теперь Сократ вдруг понял, что очутился среди врагов, которые добиваются большего, чем просто унизить его и высмеять.
Тишину нарушил Мелет, проговорив с хорошо разыгранным недоумением:
- Как же это, клянусь Зевсом? Самый скромный под солнцем человек - и бог?..
Ликон успокоительно ответил:
- Я пошутил, друзья.
- Не совсем, Ликон, - вмешался Спекион. - Я спрашиваю, кто из людей может похвастать тем, что часто общается с демоном... ах, простите! Я хотел сказать - с демонием! - Спекион обвел присутствующих своими зелеными холодными глазами. - Никто из вас? - Он подождал. - Никто. Прими мое восхищение, Сократ! Я опасаюсь высказать вслух, о чем мы сейчас тут думаем, - как бы не покарали меня боги, с которыми ты столь тесно связан. Еще обрекут меня смерти за то, что я не признаю твоей божественности...
