– А паки-паки, – Толик, а Шурка:
– Причипывся пэс до сракы!
Дуэт дурачкам очень нравился и они смеялись от всей души.
Некоторое время спустя, Толика, как «врага народа», «ликвидировали» не за «паки-паки».
Дело обстояло гораздо серьёзней. В поисках запчастей для своих изобретений, он лазил по МТФ и при свете луны узрел, как дед Алёшка купался с Валькой Токманьшей в корыте с молоком. В самый разгар оздоровительного купанья Толик из-за угла сарая выставил указательный, весь в мазуте палец, и направил его на купающуюся парочку, и заорал:
– Хендехох! Ду-ду-ду! Ду-ду-ду, – будто из автомата.
Дед Алёшка упал на дно корыта и схватился за голову, а Валька голяком сиганула в коровник, и там спряталась.
Как только дед Алёшка подымал голову, Толик орал:
– Хендехох! Ду-ду-ду! Ду-ду-ду!
И так укладывал деда Алёшку в молоко корыта до тех пор, пока Толика за шкирку не схватили доярки.
На следующий день дед Алёшка говорил своему шефу, Николаю Ивановичу Михайлюку:
– Куды хошь цёго паразита, дивай. Вин мэнэ чуть нэ утопыв. Изобретатель чортив.
И загремел Толик по колхозной путёвке в ФЗУ трудовых резервов учиться на изобретателя, как он с гордостью всем говорил.
Вурдалак
Жил-был на хуторе мальчик. Звали его Мишка Федькин-Мотькин, а все девчонки и мальчишки, почему-то называли ещё и «Ханджей».
Хутор был полон всяких таинств и чудес, отчего жить в нём было страшно, но интересно…
Как говорили, обиталась там и «нечистая сила», которая днём пряталась где-то, а по ночам пугала жителей. По рассказам «очевидцев», были вурдалаки страшные-престрашные: всклокоченные на голове волосы, всё лицо в морщинах, рот с торчащими в разные стороны зубами, как у вампиров, кровавые глаза и руки.
Все они были разные, но страшные-престрашные. Мишка жил у бабушки с дедушкой, а дом их находился недалеко от кладбища. Чтобы не попасть в лапы вурдалаков, Мишка даже днём пулей пролетал мимо этого страшного места…
И вот однажды, когда он пас индюков (а это препротивные домашние птицы, которые обязательно, когда им жарко, прятались в холодок, под кроны деревьев или в заросли кустов), Мишка встретился …. с вурдалаком!
…А дело было так. Неподалёку от кладбища, где мальчишки и девчонки пасли своих гусей, телят, а кто и свинью с поросятами, пас своих индюков и Мишка. Когда пастухи и пастушки увлеклись своими играми, индюки Мишки, наевшись до отвала, потихонечку забрались на кладбище и уселись под раскидистыми деревьями в холодок.
Сидят себе спокойненько, раскрыв клювы. Мишка и не заметил, когда они успели туда уйти. Он стал их искать. Нигде нет! А тут Жорка, один из дружков Мишки, и говорит:
– Вон твои индыки, – и показал пальцем.
У Мишки всё сжалось внутри, и он стал думать – как же ему выгнать их с кладбища? Стал просить Жорку, который был постарше его, чтобы тот выгнал их оттуда:
– Жорка, я тиби кусок макухы дам, тилько ты выгоны индыкив. А тот:
– Твои индыкы, ты и выгоняй, нэ хочу я твоей макухы.
Трясясь от страха, пошёл Мишка на кладбище тихонечко-тихонечко, чтобы не разбудить вурдалаков. Начал он хворостинкой выгонять индюков, а те – птицы бестолковые, как назло, начали меж могилками бегать. Да тут ещё этот противный Жорка, как заорёт:
– Мишка! … Вурдалак!
Бедного Мишку, словно вихрем понесло! За своей спиной он слышал, как клацают зубы вурдалака. Сердце его колотилось так, что он думал, что оно выскочит из груди. А Жорка – этот злодей, хохотал и показывал пальцем всем пацанам и девчонкам на Мишку и кричал:
– Драпай! Драпай дальшэ, а то вурдалак грызанэ!..– И Мишка нёсся ещё быстрее и быстрее. Вдруг один из вурдалаков высунул ногу из могилы и подставил ему подножку, отчего Мишка упал прямо в куст шиповника, и в это время гонящийся за ним вурдалак, впился ему зубами в плечо и своими страшными когтями начал царапать ему лицо. Мишка, как ему показалось, закричал во всю мочь, но это только показалось. А так он просто онемел от ужаса и беззвучно раскрывал и закрывал рот. Оказалось, что он бегал кругами меж могил, а не бежал подальше от вурдалака.
Кое-как Мишка выполз с кладбища и побежал домой. Его дедушка, Алексей Петрович, увидя обезумевшего внука, спросил:
– Ты чого, як оглашенный прибиг? А индыкы дэ? – Мишка ему в ответ:
– Укусыыыв … Вин укусыв! –и, плача, показал на плечо, на котором выступили несколько капелек крови и продолжил:
– Вурдалак укусыв.
Дедушка посмотрел на ранку, и говорит:
– Унучок, ныхто тэбэ нэ кусав. Цэ ты на куст шиповныка наскочив, от ще и колючкы от ёго на твоём плыче и мордахи осталысь.
– Диду, я сам бачив як вин з могылкы выскосив! – Дедушка тронул усы свои казацкие, и говорит:
– То страх за тобою гнався. А шоб ты бильше нэ боявся усяких вурдалакив, давай с тобою пидэм на гробкы и зробымо так, шоб вин нэколы бильше нэ вылиз з могылы, и за таким хлопцем, як ты, нэ гонявся, та и индыкив домой прыгоным.
Дедушка из-под стрехи вытащил осиновый кол, из дровосечной колоды взял топор, и они пошли. Когда они пришли на кладбище, дедушка спросил:
– А из якой могылы выскочив вурдалак?
Мишка показал.
– Ну, тут мы ёго и прыкончим.
С этими словами дедушка поставил осиновый кол на холмик могилы и стал забивать обухом топора. Когда он забивал кол, Мишке послышалось, как вурдалак заголосил нечеловеческим голосом, а потом затих.
Дедушка подал топор Мишке и сказал:
– А ну, унучОк, добывай кол поглубжэ и прыговорувай: «Вурдалак-страх, я тэбэ бильшэ нэ боюсь!»
С тех пор Мишка перестал бояться вурдалаков. Правда, на свете были не только вурдалаки, а и всякие водяные, ведьмы, домовые. Но об этом я вам расскажу в следующий раз.
Чучундра
Бывает же – выродится какое-нибудь «чудо» на вроде Шурки. Все в хуторе знали, что он родился с книжкой под мышкой и никогда с нею не расставался.
Даже тогда, когда мы, пацаны и девчонки, пасли свиней, телят, а то и гусей с индюками, на толоке.
Шурка даже кличку имел не такую, как мы, деревенщина, а «учёную» – «Профэсор» и за то, что книжки читал, да и за то, что один он на всю нашу пацанячую братию очки носил.
Он только «отбывал» на толоке, ничего не пас, даже свою хромоногую свинью, а всё читал да читал свои «учёные» книжки да посасывал свой сахар. У него и сахар был не такой, как у нас, из тростника «сорго», коричневыми плитками. Сахар был у Шурки белый, рафинад кусками, его дедом из города привезённый…
… И дед у него был – не такой как у нас – у кого скотник, у кого – конюх. Шуркин дед нигде в колхозе не работал, а только дома рыбу коптил и чем-то ещё торговал. Кому он рыбу коптил – мы не знали, но мимо их двора проходить было просто невозможно – в носу свербило от ароматов, а в пузе урчать начинало не на шутку! Мы после войны только представить себе копчёную рыбу во рту могли, а Шурка обжирался ею.
Звали того деда Филипп, да кто же его так «по-учённому» звал? Все знали, что он «Пылып, шо до гузна прылып», а для краткости просто, – «Рипях».
Так вот, как уляжется «Профэсор» на ряднушку да почитывает, а мы, девчата да пацаны, носимся всё по толоке, как жеребята, да потихонечку-помаленечку, не заметно так Шуркину свинью подальше и отгоняем, а потом и кричим ему: