то бью, то блею, то скромнею,

то всех зову, то прочь гоню,

то вдруг добрею, то лютею,

то света жду, то бью фонарь,

кишу червём, змеёй, заразой,

то окунаюсь в грех и хмарь,

то пью спирты, пускаю газы,

лечу то в пляс, то в трусость, бой,

то хвост кручу свинье, телёнку,

то матерю святых, прибой,

то умиляюсь над ребёнком,

то вновь улыбчив, то криклив,

дарую боль, то разрешенья…

Но это значит, что я жив!

Вновь осень правит настроеньем.

Нестыковка

Ты с сердцем куклы Барби,

красивостью всех дев,

воинственностью армий

и вонью старых плев,

с распутством проституток

и с силой бычьих туш,

с отвратностью рассудка,

с морозом чёрных стуж,

с похабностью торговки

и с резким языком,

с душой лисы, воровки,

с тяжёлым кулаком,

с обидчивостью кошки

и ненасытьем ям,

с назойливостью мошки,

с коварностью жулья,

с предательством Далилы,

хитрейством сатаны,

прожорливостью сильной…

Увы, не пара мы!

Предгрозье

На небе сатиновом буквы, зигзаги

кружащихся, явно встревоженных птиц,

что пишут собой о грядущем со страхом.

Беду знаменуют предчувствия жриц.

Ветрище песчинки кружит и метелит.

Закрыли свои города муравьи.

И их Вавилоны стоят вдруг без дела.

И в этом смиреньи мудры и правы.

И прячутся в норы бесправные звери,

что детски шалили в лесах, на лугах.

Высоты рокочут без такта и меры.

Пруды в предударных, идущих кругах.

Попрятались жители в хаты, подвалы,

считая, что все виноваты в «войне».

Все замерли в стойлах, на куриих нарах,

и банки трясутся в домах, в глубине.

Репьёв бубенцы так беззвучно тревожны.

Летят волоски от стерни и стогов.

С природою Бог поступает безбожно,

иль мстит непослушности строгих отцов,

срывает листву, будто треплет за косы,

и громом ругает, крича и искрясь,

лишая дочь Флору покоя, причёса,

аж молнии брызжут из адовых глаз.

Готовятся древы и крыши ко шквалу,

под плетью небесной деревня тужит,

и липнут на окна слезинки помалу…

Грядёт лихочасье средь сельской глуши…

Молчатели

Буквы, что не были сказаны, душат,

грозно костями у горла стоят.

Не продохнуть. И не будешь ты слушать.

Год расставанья, где оба молчат…

Так поперхнуться и сдохнуть не поздно.

Надо их выкашлять или сглотить.

Я предложеньями, точечной гроздью,

ветками, скобками, знаками сыт.

Страх и разлука, и боль не проходят.

Пухнет в терпеньях язык и кадык.

Ком до удушья и кашля доводит.

Каждая косточка колет, как штык.

Литеры мучат и шею пронзают.

Речи торчат, как лучи, фитили;

битыми стёклами, стружкой кусают.

Недалеко до безумья, петли…

В общем, зудит зоб, молчание длится.

Камень костистый срыгну иль вкушу.

Коли умру, приходи же проститься,

и говори… Я ж уже не скажу…

Bonduelle

Лаз намазав узенький,

с маслицем вошёл,

семя кукурузинки

пальцем вдруг нашёл…

Я проник с пикантностью

в ждущий выход-вход,

с ласковой приватностью

ночью, в Новый год…

После член ввёл целый я,

бил, как кием в шар,

и излился белью я

в женский будуар…

Л.Е.

Стихо-сны

Я выношу стихи из снов,

как из пожарища младенца,

цветок иль бабочку с лугов,

сухую ветку, плод из леса,

щенка, залезшего в бардак,

вещицу прям из гнильной кучи,