Она прижалась к его груди, а Уджагорресент поцеловал ее в лоб, под гладко зачесанными черными волосами.

Египетские воины в дверях остались совершенно невозмутимыми, видя это выражение чувств, но Нитетис, вспомнив об осторожности, отстранилась первая.

- Тебе пора… Может быть, Камбис пожелает навестить меня, несмотря на мои дни, - сказала она, ощущая жар во всем теле при воспоминании о ласках азиата.

Уджагорресент вдруг рассмеялся, весело и одновременно очень невесело.

- Я до сих пор не могу забыть, как перс при всех подхватил тебя на руки!

Нитетис засмеялась.

- Персы пришли в восторг, а все наши в ужас! Можно ли будет ему объяснить, что это страшно неприлично?

- Можно, думаю… но ненадолго, - серьезно заметил Уджагорресент.

Он встал. Собираясь уходить и оправляя измявшуюся юбку, царский казначей неожиданно спросил:

- А что твоя наперсница? Ты возьмешь ее во дворец?

- Нет, - резко сказала Нитетис. – Не здесь! Не сейчас!

Она даже переменилась в лице, прокручивая кольца на пальцах. Уджагорресент понимающе кивнул.

- Но, конечно, Поликсена придет на твое воссияние*.

Потом, склонившись перед нею, опять поцеловал ее сандалию.

- Я люблю тебя, богиня.

- Я тоже люблю тебя, царский казначей, - ответила Нитетис с нежностью. – Да будет тверда твоя поступь, - прошептала она древнее благословение.

Уджагорресент встал, улыбнулся, взглянув ей в глаза, - и, поклонившись, горделиво удалился.

Нитетис долго смотрела ему вслед, поглаживая пальцем синего скарабея на перстне – образ Великого бога. Потом посмотрела на другое кольцо, на котором было выгравировано имя Уджагорресента, и улыбнулась.

* Символ вечности в виде соединенного креста и кольца.

* Короне Верхнего и Нижнего Египта.

* Коронацию.

========== Глава 31 ==========

Для того, чтобы короновать Камбиса Властителем Обеих Земель, требовалось отнять у Псамметиха красно-белую корону.

Уджагорресент мог с легкостью представить, что чувствовал наследник Амасиса, когда у него отобрали – может, прямо с головы сорвали священный убор, чтобы отвезти корону Та-Кемет персу. Что ж, показав себя сейчас смелым и достойным правителем, Псамметих может только приблизить свой конец!

Корону великой царицы, соединявшую в себе солнечный диск и двойное перо истины, Маат, вероятно, забрали у матери Псамметиха без усилий. Царские жены, которым не нужно во что бы то ни стало гибнуть за честь и правду, могут проявлять государственную мудрость, непозволительную для их мужей и сыновей: и спасать этим тысячи жизней и будущее страны. И такую же мудрость могут проявлять царские советники…

Камбис перед коронацией забыл даже о молодой жене, со всем пылом неофита молясь и принося жертвы Нейт. Он собственноручно заколол на ее алтаре двоих лучших быков и пару лучших коней из собственных стад, хотя египтяне, чуравшиеся этих степных животных, не жертвовали богам коней, а Нейт не любила кровавых приношений. Жрецы великой богини смотрели, как жертвы в судорогах умирали под жертвенным ножом перса, со смесью удовлетворения и страха, которого не могли высказать ясно, но который все разделяли.

Выйдя из храма, царь царей вернулся во дворец и предал себя в руки слуг, которые должны были сделать из него верховного бога Та-Кемет. Понял ли перс ясно, что берет на себя и чему подчиняется, принимая такую священную власть? Никто не мог сказать.

Камбису обрили голову, сбрили бороду и удалили волосы на всем теле, как делали жрецам. Фараон и являлся одновременно верховным жрецом каждого храма, могущим замещать собственных служителей храмов. Фараон также приносил жертвы и возносил мольбы перед собственным священным изображением в храмах, возведенных для своего прославления: ибо владыка Та-Кемет, сын Ра и воплощение Амона, являясь божеством, одновременно был отчужден от своей божественности и преклонялся перед нею во всей чистоте сердца, как служитель Маат.

Дано ли варвару, азиату, понять все тонкости Маат? Уджагорресент чем дальше, тем больше сомневался в этом, наблюдая за поведением персов и самого персидского царя. Но можно было на какое-то время поработить их разум и душу слепым преклонением, потому что этому народу свойственно раболепствовать перед чем угодно, не вникая в суть… простых персов можно будет даже удержать в подчинении, сотворив им нового кумира. Но прочно ли будут стоять ноги у этого кумира? И что сам Камбис будет иметь в своем сердце?

Уджагорресенту это было далеко не безразлично, ибо царский казначей, используя многое к своей выгоде, всегда сохранял в душе трепет перед Маат. Он был этим истинный сын Та-Кемет.

И когда он в первый раз увидел царя персов, который вышел к своим воинам и к побежденным египтянам в образе египетского бога, Уджагорресент про себя ужаснулся тому, что творит и что ожидает страну.

Камбис позволил всем пораженным персам увидеть свое тело, покрытое неровным загаром, украшенное старыми и новыми шрамами. Царь персов, подчиняясь ритуалу, надел только простой схенти и пектораль: с сокологлавым богом с диском и уреем, образом Ра-Хорахти*. Браслеты и несколько ожерелий, из золота, яшмы, сердолика и раскрашенных глиняных колечек, дополнявшие это платье, не могли изменить впечатления возмутительной и непристойной обнаженности; хотя такое же одеяние на египтянах смотрелось совершенно приличным. Насколько же одежда образует человека и соответствует его духовному складу, путям его сердца!

Но сильнее всего в глаза бросалось не это – а то, что Камбис сбрил свою холеную бороду, гордость мужа и перса, а тем паче царя. Голову великий азиат, правда, скрыл под белым кожаным шлемом, какие носили египетские солдаты; но даже обритая голова не так смущала взор, как оголенный подбородок.

Уджагорресент услышал, как глухо заворчали, подобно животным, бородатые и плотно одетые персы, увидев перед собой такого царя. Они готовы были простираться ниц перед Ахеменидом, сыном и наследником великого Кира. А на это существо могли, пожалуй, наброситься, как на неведомое враждебное идолище!..

Но только пока не привыкнут, быстро соображал царский казначей; он первым простерся ниц перед Камбисом, подавая этим пример египтянам. За египтянами, по привычке, стукнули лбами в пол и азиаты.

Потом можно будет позволить Камбису отрастить бороду и волосы, думал Уджагорресент. Можно будет позволить опять надеть длинное платье! Амасис тоже часто носил такие одежды, и многие из египетской знати давно предпочитают наряды азиатского покроя! Ведь при египетском дворе уже многие века бывает столько азиатских посланников, и столько фараонов брали себе в жены дочерей хеттов, митаннийцев*, сирийцев, ассирийцев, вавилонян! Только бы сгладить первые трудности, самые великие: а потом люди привыкнут видеть над собой такого царя и подчиняться ему.

Персы, как и египтяне, любят постоянство, хотя персы истинного постоянства не знают – у них в головах такой же сумбур, как тот, что царит в Камбисовой империи. Маат ведома только сынам Та-Кемет. И Камбис, сам не зная того, приехал в Та-Кемет, чтобы познать Маат!

Ну а если персы привыкнут к царю, почитающему Маат… ведь персы восприимчивы к чужим влияниям более, чем все их соседи и подвластные им народы, хотя все азиаты податливы…

Закончить эту мысль царский казначей едва смел даже мысленно; даже начало ее кружило голову.

Тут к подданным вышла и прекрасная супруга Камбиса, и все пришли в восхищение. Мужчины в чужом одеянии могут вызывать у других мужчин гнев и жажду крови; но такие женщины, как Нитетис, только пленяют.

“Что ты скажешь, моя Нитетис, если я брошу к твоим ногам всю Азию? Или ты сочтешь, что я слишком стар для этого? – подумал Уджагорресент, подняв глаза после второго земного поклона. – А если эти царства покорятся нам, и так, как никогда не бывало прежде… забудешь ли ты тогда о своих экуеша?”