Персиянка поклонилась царице.
- Мне нужно видеть твою госпожу, - сказала Поликсена.
- Госпожа занята с сыном. Я провожу тебя к ней сей же час, царица, - торопливо прибавила женщина, видя, как нахмурилась эллинка.
Поликсена вошла в спальню Артазостры, где та кормила грудью Кратера. Царица остановилась на пороге при виде этого, не желая мешать.
Однако персиянка уже заканчивала: бросив на Поликсену быстрый взгляд и улыбнувшись, Артазостра отняла ребенка от груди и передала няньке. Потом не спеша завязала ворот сорочки и запахнула зеленый шелковый халат.
- Войди, - азиатка с улыбкой протянула руку. - Садись ко мне.
Поликсена вошла и села на кровать, ругая себя за то, что не может придумать, как приступить к разговору.
- Что-нибудь случилось? - спросила персиянка.
Она смотрела ласково и невинно. Поликсена вдруг поняла, что она все еще в своем мужском персидском платье и от нее пахнет лошадью.
- Случилось, - сказала эллинка. - Наши сыновья подрались.
Она откинула назад распущенные волосы, чувствуя, как краснеет. Артазостра, напротив, побледнела - и на несколько мгновений словно бы даже перестала дышать…
- Подрались? - повторила персидская княжна. - Почему?
Поликсена рассмеялась.
- Полагаю, потому, что они мальчишки, - ответила царица. - И потому, что один из них перс, а другой эллин!
Она отвернулась: хотя чувствовала, что Артазостра смотрит на нее упорным, пугающим взглядом.
- Мне рассказали об их драке слуги, - спокойно продолжала коринфянка. - Я пошла к Никострату, и сын все подтвердил! Он молчалив, но лгать не привык!
Поликсена повернулась к Артазостре.
- Сын сказал, что Дарион начал драку, - произнесла царица, глядя в немигающие черные глаза. - Причины он не назвал, и я не стала допытываться - у детей есть своя гордость… Но если тебе твой сын вдруг расскажет больше, если ты сможешь на него повлиять, прошу тебя сделать это, пока не слишком поздно, - мягко закончила Поликсена.
Ее слова можно было расценить и как простое остережение, и как намек.
Артазостра несколько мгновений не отвечала, потом склонила голову.
- Я поняла тебя, моя царица. Я поговорю с Дарионом сегодня же. Если он и вправду напал на твоего сына беспричинно, нельзя это спускать!
Поликсена усмехнулась и кивнула. Эллинка неожиданно подумала, что давно научилась действовать как азиаты, хотя и может показаться со стороны прямой и несгибаемой.
- Что ж, я надеюсь, ты не забудешь.
Она встала и хотела уже идти, как вдруг Артазостра сказала:
- А ты не думала о том, чтобы женить Никострата на египетской царевне?
Поликсена замерла на месте.
- Интересная мысль!
В самом деле, почему бы и нет? Ити-Тауи смышленая и хорошенькая малышка, а Никострат умен, дисциплинирован и подчинится соображениям общего блага, если потребуется.
Поликсена посмотрела на персиянку, улыбаясь с какой-то жестокостью и одновременно радостью.
- А ты помнишь, как мы казнили убийц, которых подослал ко мне Уджагорресент?
Артазостра засмеялась. По ее совету царица посадила подосланных убийц в печь, которую накалили докрасна. Это был один из способов казни, любимых в Персии.
- Сначала мы преподали Уджагорресенту один урок, а потом можем и другой, госпожа! - сказала персиянка.
Поликсена кивнула.
- Я подумаю над твоим предложением. Но за своим сыном ты присматривай. Кстати говоря, где он?
- На занятиях по письму и чтению, - ответила Артазостра.
Сыновья Артазостры обучались отдельно, как царевичи, - в отличие от Никострата, посещавшего придворную школу для эллинов, которую основал Филомен.
Поликсена ушла. И, вопреки словам персиянки, Дарион вдруг попался ей навстречу в коридоре: мальчишка, похоже, спешил к матери. Поликсена едва успела перехватить его.
- Откуда ты идешь? - спросила царица, вглядываясь в смазливое лицо Дариона. Тот запыхался и все норовил отвести глаза: Поликсена перехватила его за подбородок и заставила смотреть на себя.
- Я иду от учителя… царица, - вспомнив об учтивости, сказал маленький перс.
Поликсена кивнула и отпустила его.
- Какого зуба ты лишился? - неожиданно спросила она.
Дарион побледнел.
- Я… Никострат тебе рассказал? - спросил мальчик, заикнувшись.
- Рассказал. Я вижу, что урон пока незаметен, - ответила эллинка, без всякого стеснения глядя ему в рот. - Предупреждаю тебя: если ты еще раз позволишь себе оскорбить моего сына, можешь остаться без передних зубов, а то и без глаза!
Дарион сглотнул и попятился. Он понял, что юлить нет смысла.
- Я виноват! Прости меня, госпожа, - ответил мальчик и поклонился.
Поликсена сложила руки на груди.
- На сей раз прощаю. Беги к матери, я вижу, она тебя ждет.
Наследник Филомена убежал. Поликсена проводила его взглядом: а потом пробормотала проклятие.
- Никакой человек в здравом уме не захочет стать царем. Только такие неразумные дети, - прошептала она и пошла прочь.
Этим вечером Никострат пробрался на площадь.
Мальчик надел на голое тело темный плащ, который был на нем в день похорон Филомена и Аристодема. Маленький спартанец выглядел в таком облачении бледнее и взрослее.
Подойдя к статуе Ликандра, Никострат остановился, подняв голову. Мальчик долго молчал.
- Я знаю, ты погиб в войне с Мессенией, очень далеко, - наконец тихо сказал он. - Но ты видишь, что у меня и моей матери новые враги! Их сила растет, и они скоро одолеют нас и сделают нас всех своими рабами, если мы не восстанем!
Никострат вдруг вытянул вперед левую руку, сжатую в кулак, и повернул ладонью кверху. Правой он вытащил из-за пояса нож.
Мальчик, не дрогнув, наискось полоснул себя по запястью; а потом вытер раненую руку о мощное колено изваяния. Кровь струйками сбежала вниз, и мраморный воин стал поистине устрашающим.
- Клянусь тебе, отец, что посвящу жизнь тому, чтобы изгнать персов с нашей земли, - громко и четко сказал Никострат, глядя на окропленную кровью белую статую на фоне волнующегося неба. - И если понадобится, я умру за это!
Он пожертвовал свою кровь отцу, точно тот вошел в сонмище богов и мог покровительствовать ему! Впрочем, Никострат, судя по всему, не сомневался, что так и есть.
Царевич пошел прочь, ощущая, как горячая кровь струится по ладони и капает с пальцев. Спартанский мальчик перевязал свою руку только тогда, когда вошел во дворец.
* В Спарте существовал храм Афины Аксиопены (“Воздательницы”), по преданию, основанный Гераклом.
========== Глава 105 ==========
Менекрат прослужил великому евнуху отмеренный год. Из страха за Шаран и свое нерожденное дитя Менекрат делал все, что приказывал ему господин: а это были самые разные работы, по большей части изображения свирепых и непонятных божеств востока, а иногда и женские безделки, стилизованные под египетские, - бронзовые зеркальца, застежки, щипчики, коробочки для рисовой пудры. Художник часто стыдился себя, порою даже презирал.
Он оправдывал свою покорность тем, что его жизнь и смерть ничего не изменят ни для Персии, ни для Ионии. Хотя эллин надеялся при этом, что ему удастся внести смуту в придворную жизнь персов: если Бхаяшия воспользуется его статуэтками для борьбы с единоначалием Ахура-Мазды!
Пока, Менекрат знал, владычество единого бога, как и единого царя, на этих землях только устанавливается. Конечно, один эллинский пленник почти ничего не способен изменить. Но, если уж оказался в таком положении, он должен сделать все, чтобы ослабить Персию изнутри!
Прослужив евнуху год, Менекрат получил обещанную свободу - и женщину, беременную его ребенком. Теперь, конечно, не могло быть и речи, чтобы бросить Шаран: хотя скульптор успел узнать, какую неблаговидную службу она сослужила своему господину.
Эта простоватая с виду рабыня и в самом деле была шпионкой, которая не раз помогала Бхаяшии завлекать эллинских пленников и после препятствовала их побегу: пока великий царский евнух мог извлечь из них для себя пользу или удовольствие. Нескольких греков, взбунтовавшихся против такого обращения, схватили и казнили при ее соучастии. Но Менекрат был первым мужчиной, которого Шаран познала, - и первым, который пробудил ее сердце.