Мария увлекалась книгами по психологии и часто рассказывала мне, что она недавно узнала. Больше всего она читала про инцест и сексуальное насилие, а я удивлялась ее странным предпочтениям.

– Представляешь, что я недавно узнала! Оказывается, инцест – это совсем не обязательно занятия сексом. Когда взрослые ходят голыми перед своими детьми – это растление несовершеннолетних, даже статья такая есть. Поэтому стоит цензура на фильмах 18+. Дети не могут выдержать вид обнаженных людей, сцены насилия или секса без колоссального ущерба для психики. То же касается совместного сна и рассказов детям о своей половой жизни.

Она сетовала, что книг на эту тему раз-два и обчелся. И упоминала, что почти все девочки и взрослые женщины сталкиваются с домогательствами в той или иной форме. Ее любимая покойная малышка. И еще одна ее знакомая, которую она часто упоминала, Гретель.

– Надо как-нибудь вас познакомить, – сказала она мне, – мне кажется, вы друг другу очень понравитесь.

* * *

Дома я тоже рисовала, но в основном черно-красные абстрактные картины. В одиночестве мне было очень плохо. Меня уничтожал стыд и ненависть к себе. Я мечтала о смерти. Мучалась от кошмаров, не могла спать. Мне казалось, что хуже меня нет человека, такой грязной, мерзкой девицы.

Я ненавидела себя за то, что поверила дяде Арнольду. Позволила ему себя использовать, трогать свое тело, тереться об меня. Я не могла себя за это простить. Эти мысли разъедали мой мозг. Я все хуже училась, у меня еле хватало сил на работу по дому или уроки. Будущее казалось мне беспросветным.

Только у Марии мне было хорошо. Вдали от нее мне казалось, что и ей я внушаю отвращение, что она еле терпит меня по доброте душевной. Но когда я видела ее ласковые глаза и теплую улыбку, то понимала, что это всего лишь мои мрачные фантазии.

Память о предательстве всех, кого я подпускала близко, давала себя знать. Ладно, дядя Арнольд. Мужчина, понятно, что он хотел секса, польстился на молоденькую неопытную девочку. Но тетка Луиза… Ее отношение подорвало мою веру женщинам. Я долго боялась, что и Мария может предать меня или использовать, как Луиза. Но нет, она никогда так не поступала. Она искреннее меня полюбила, как ни трудно мне было в это поверить.

Я чувствовала, что рядом с ней мои раны затягиваются.

* * *

Прошло несколько лет. Я закончила школу, поступила в институт графического дизайна, съехала от дяди с тетей в общежитие. К четвертому курсу мне посчастливилось получить место в маленькой комнатке, где я жила одна. Я подрабатывала дизайнером то тут, то там. Мужчин избегала. Не знакомилась, не флиртовала, вела себя замкнуто и сдержанно.

А потом Мария познакомила меня с Гретель.

Она сразила меня наповал. Такой девушкой я мечтала стать. Она воплощала в себе все, чем я восхищалась. Высокая, статная, с кудрями, собранными в пучок. Как я мечтала, чтобы Гретель распустила свои прекрасные волосы. Но нет, она всегда их гладко закалывала. Свободная, независимая, самодостаточная. Успешная карьера переводчицы, своя квартира. Гордая, временами жесткая, словно никто в мире ей не нужен.

Спокойная, холодная, отстраненная, сдержанная. Ледяная королева. Казалось, никто не мог причинить ей боль. Трудно представить ее плачущей или отчаянно влюбленной. Самообладание, полный контроль над собой. У меня все написано на лице. Я не могла скрыть свои эмоции, они обуревали, захлестывали меня. А вот Гретель умела держать себя в узде. Что бы ни происходило, она оставалась спокойной и разумной. Никуда не торопилась. Ничего не хотела.

От природы яркие темные глаза и почти черные брови, а губы бледные. Нос с едва заметной горбинкой. Никакой косметики. Она не носила украшений, кроме пары крохотных золотых сережек-колечек с бриллиантами.

Я никогда не слышала ее смеха. Но, глядя на меня, она часто мягко улыбалась. Ее глаза, обращенные ко мне, были очень нежными и немного печальными.

Просторные брюки, юбки в пол, длинные туники или кардиганы до колен. На ногах кроссовки или балетки. В руках – неизменный блокнот с карандашиком, она часто что-то писала в нем.

Я благоговела перед ней. Гретель была такой, какой я больше всего хотела бы стать.

Мне кажется, она тоже ощутила наше родство душ. Такое ощущение, что мы знали друг друга много лет. И мы сразу естественно и легко стали общаться, а общих интересных тем находилось все больше. Мы очень близко подружились. Не могли наговориться, много гуляли в парке, сидели в кафешках, ходили в гости друг к другу. Писали письма. Обменивались книгами.

Я полюбила ее всей душой.

"Воля, что неволя, что вой в поле…

Во, бля! Понесло за порог, за ворота, за околицу – на болота.

Эпилог. Задерни зеркала черным бархатом

Впрок. А счастье по чужим векселям, видит бог."

(с) Веня Д'ркин

За что я так привязалась к нему? Толстый, лысый, некрасивый, маленького роста. Полная посредственность. Такого увидишь в толпе и не заметишь, не запомнишь, скользнешь взглядом, и все. Думаю, Борис понимал, что внешность – не его конек. И старался брать другим – расчетливыми манипуляциями, умело подсаживал на крючок. Он ловко вовлекал меня в свои сети, с каждым днем все сильнее привязывая к себе. Заменил мне всех, стал самым близким и дорогим человеком.

Я все больше нуждалась в этом отношении, внимании, поддержке. Подсела на него как на самый страшный наркотик. А потом Борис начал этим пользоваться.

Что бы я ни показывала ему по работе, о чем бы ни советовалась, он всегда хвалил меня. И не краткое "молодец", нет, он рассыпался в комплиментах.

– Милая, ты такая умничка! Я так восхищаюсь твоим умом, навыками, качеством работы! Ты так ловко и быстро со всем управляешься! Не то, что я. Я медлительный, туго соображаю. Вот сижу уже третий час, колупаюсь с отчетом по работе. Не успеваю сдать вовремя. Мне бы твой ум и смекалку, но я так плох в этом. Не разбираюсь в компьютерах.

– Давай я тебе помогу? – вызвалась я, – отформатировать документ в Word? Это несложно.

Он вскочил со своего кресла, охотно уступая мне место.

– Как это было бы чудесно, милая! Просто подарок для меня! Ты правда хочешь мне помочь?

– Я часто форматирую документы, набила руку.

И я просиживала теперь в офисе дополнительные часы, выполняя не только всю свою работу, но и львиную долю его. А если я пыталась отказаться, он применял тяжелую артиллерию:

– Ты занята, милочка? Не хочу тебя отвлекать.

– Ты меня не отвлекаешь.

– Я тут закопался с презентацией для Совета директоров. Эта программа со слайдами такая трудная, все время что-то ускользает, перескакивает…

– Power Point?

– Наверное, я даже название толком запомнить не могу, видишь, какой я тупой.

– И вовсе ты не тупой, – возмутилась я, – она требует некой сноровки, да.

– Это у тебя ручки золотые, милая, блестящий ум, все схватываешь на лету, а я… – он разочарованно вздохнул и махнул рукой, – что с меня взять.

– Я посмотрю потом, мне надо сначала доделать срочный перевод.

– Конечно, конечно, не смею тратить твое драгоценное время. Просто я сегодня вечером свободен. Так хотел подольше побыть с тобой вдвоем, – прошептал он интимно, наклонившись к моему уху, – но, увы, проклятая работа. Что ж, как-нибудь в другой раз.

Этого я перенести не могла. Я так хотела провести с ним наедине те немногие свободные минутки, которые у него были. Вновь окунуться в его внимательный теплый любящий взгляд. Его нежные прикосновения дарили мне чувство, словно отец обнимает меня и защищает, любит и принимает такой, какая я есть. У меня никогда не было такого опыта. Так что я решила перевести свой срочный текст ночью, а сейчас добить его презентацию, чтобы мы могли немного побыть вместе.