Он надел свой бурый плащ, покрыл голову большим капюшоном; и сделался похож на молодого монаха-подвижника. Феано бросилась к брату и обняла его. Следом и патрикий Мелит обнял сына и благословил.

Феоктист слабо улыбнулся всем и, повернувшись, скрылся в дверях. Скоро со двора донесся топот копыт его коня.

Патрикий Мелит с младшей дочерью оставались у Мартинаков еще целый день. Конечно, никто не находил себе места от беспокойства. А под вечер к ним постучался незнакомый юноша - не евнух, но тоже с чистым лицом и ясным взглядом.

- Я асикрит Евсевий. Феоктист Мелит, мой господин, просил вас не тревожиться о нем, - сказал он.

Лицо молодого асикрита было бледно, но дышало решимостью. Феано догадалась, что это один из помощников брата, которых Феоктист посылал в Милас.

Евсевия провели в зал, усадили и налили вина. Попросили рассказать, что творится во дворце - и чего вообще можно ожидать…

- Михаила Травла венчают на царство, - ответил асикрит. - Это уже решено.

Лицо его осталось бесстрастным, но губы дрогнули от отвращения.

- И не было никаких казней… Никакого сопротивления… кровопролития? - изумленно спросил патрикий Мелит.

- Конечно, во дворце было убито несколько человек императорской гвардии и придворных, - ответил Евсевий. - Кое-кого ввергли в темницу Вуколеона*. Августу Феодосию вместе с детьми сослали на остров Халки, в монастырь Святой Троицы: всех четверых сыновей императора приказано было оскопить.* Но, похоже, этот переворот готовился давно, и потому прошел почти без шума.

Роман Мелит схватил себя за подбородок, обрамленный короткой черной бородой.

- А как же общеизвестный закон власти… что новый правитель, вступая на трон, прежде всего избавляется от сторонников старого?.. Крови было мало, это-то и плохой знак! Похоже, когда Травла коронуют, крови прольется еще гораздо больше!

- Господин, - помощник Феоктиста ответил проникновенно и серьезно. - Мне известен этот закон. Но ваш сын и мой господин очень умен. Он всего лишь китонит, один из многих, и никто теперь не вспомнит, что император Лев особенно отличал его. Ваш сын ушел в тень… а у Михаила Травла теперь найдутся куда более важные заботы и недруги.

- Это тоже верно. Ты умный и преданный юноша, - сердечно сказал патрикий. - Я бы хотел, чтобы Феоктист и впредь присылал тебя, если понадобится что передать.

- Счастлив буду послужить.

Евсевий встал с места и поклонился. Он сказал, что господин ждет его, и, простившись, торопливо ушел.

Роман Мелит с младшей дочерью вернулись домой. Варда и Феано впервые остались наедине после рокового вечера.

Феано думала, что уже второе Рождество в ее жизни получается таким трагическим… судьбоносным. Вопрос мужа вырвал ее из тревожной задумчивости.

- И давно с тобой такое?

- Что?..

Тут же Феано догадалась, о чем речь. Разумеется, она совсем забыла, что скрывала от Варды еще и это!..

- У меня бывают предчувствия… с детства. Отец и Феоктист давно осведомлены, - как можно мягче ответила она. - А тебе я не говорила, потому что не знала, как ты к этому отнесешься!

Варда взял свой костяной гребешок и медленно расчесал темные кудри. Руки его подрагивали. Потом он опять повернулся к жене.

- Ну надо же. Ты просто Кассандра.

Феано облегченно улыбнулась. Хотя знала, что Варда воспринял эту почти ведьминскую способность серьезнее, чем пытался показать. Пусть даже был не слишком богомолен.

- Мне повезло больше, чем дочери Приама… Мне вы поверили! - сказала Феано.

“Я не Кассандра, я Елена, - подумала она про себя. - Слава богу, я так и не стала Еленой!”

Имя собственной служанки с некоторых пор звучало для Феано как предостережение.

Довольно скоро - даже непристойно скоро! - шум вокруг ужасной смерти Льва Армянина улегся. Не было никаких открытых выступлений против узурпатора, и империя продолжила существовать, как и раньше. Как будто великой державе было почти безразлично, что один камень на ее вершине заменили другим.

В жизни семейства Мартинаков тем временем произошли события, заставившие их отвлечься от политических распрей. Феано почувствовала себя беременной. Она уверилась в этом в феврале, когда Варда под руководством ее отца начал всерьез готовить “Стратигион” к новому плаванию, в новом качестве торгового судна.

Варда был очень взволнован этим известием. Он даже спросил жену, не стоит ли ему отложить поездку.

- До каких пор? Пока “Стратигион” не рассохнется от старости?

Феано была, конечно, очень взволнована своим состоянием сама - но разве это не обычное дело для замужней женщины?

- Неизвестно, что может ждать нас через год, даже этой осенью. Если уж вложился в такое предприятие, грех тянуть. И отец будет тут и побережет меня.

- Ты права, милая.

Колебания Варды были недолгими. А Феано шепнула мужу, что, в случае чего, у нее с семьей найдется куда уехать и переждать беспорядки… Это и хорошо, с другой стороны, что владения Мелитов расположены так далеко от Константинополя.

Варда собирался сам сопровождать в Херсонес первую партию ярких узорных шелков, которыми славилась Византия, а также шафрана, имбиря и корицы из Персии. Легкий, но очень ценный груз. И рискованное дело, в которое семья Мелитов и он сам вложились еще год назад. Нет, жена была совершенно права, что торопила его!

Когда слуги закончили сборы, Феано, бдительно проследив, чтобы не забыли никакой мелочи, вышла к мужу в атриум. Она обнаружила Варду сидевшим на качелях, и это очень ее умилило; молодая женщина, улыбаясь, подошла к супругу.

Тот с радостью поднялся навстречу. Конечно, Феано проводит его на пристань, помашет ему вслед платком, - но это прощание было только для них двоих. Варда обнял ее все еще стройный стан, сцепил руки замком на спине, заглянув в карие глаза жены. И вдруг поддразнил:

- Ну-ка, Кассандра, скажи, как пройдет моя поездка? Буду ли я удачлив?

С самого трагического Рождества они не заговаривали о ее особенном даре. Феано нахмурилась, складка легла между темных бровей.

- Мне никаких видений больше не было. Я не могу видеть ничего произвольно, - пояснила она, - только как Господь пошлет.

Варда тоже перестал улыбаться.

- А ты бы хотела, чтобы я вернулся?

Феано отступила от него - и вдруг расплакалась. Хотя вообще-то была не из плаксивых. Варда совсем растерялся, глядя на нее.

- Зачем ты меня мучаешь? Конечно, я бы хотела, чтобы ты вернулся! Ты дорог мне… ты мой венчанный муж, отец моего ребенка!

- Прости, прости. Дурной мой язык, - Варда поспешно шагнул к ней и обнял жену, успокаивая. На мгновение в зеленых глазах молодого патрикия вспыхнул злой огонек. Но когда они с Феано опять посмотрели друг другу в лицо, Варда вновь ласково улыбался.

- Все хорошо? Не плачь, тебе сейчас надо беречься.

Феано кивнула. Она утерла глаза, шмыгнув носом. Сказала, что пора ужинать; и, обнявшись, супруги направились в триклиний.

Назавтра Варде предстояло отчаливать - в полдень. Погода радовала их, как всегда весной; солнце щедро рассыпало лучи, но еще не жарило немилосердно. Товары и все необходимое были заблаговременно погружены на корабль, и Варда уезжал налегке - только с парой переметных сумок, притороченных к седлу лошади.

Феано провожала супруга. Здесь, в новом доме, у нее не было своих носилок, и Роман Мелит, который тоже явился проводить зятя, привел для дочери собственных рабов с носилками. В уличной толчее, среди грубого люда, без этого было слишком опасно.

Варда, в темном дорожном плаще, сколотом на плече бронзовой пряжкой, смотрелся красивее и значительнее обычного. Феано поглядела на мужа, и сердце сжалось от боли. Она так легко могла потерять его!..

Они тронулись в путь. Охранник и черные носильщики расчищали дорогу господам, крича бедно одетым прохожим посторониться; и довольно скоро они прибыли в порт.

Там, за складами, Феано вышла из носилок. Варда и отец предлагали проститься на месте, но она настояла на том, чтобы спуститься к причалу. Отец взял дочь под руку, и все трое в сопровождении слуг сошли вниз по набережной.