В дежурную часть зашли двое. Мужчина в дорогом коротком пальто наверняка был из Секуритате. Этих лейтенант Бажен Ванич узнавал сразу по манере держаться, по взглядам – самоуверенным и независимым. Он, конечно, понимал, что были и другие сотрудники органов государственной безопасности, кому просто по роду работы надо быть незаметным и неузнаваемым. Но те, кто представлял лицо Секуритате во всех государственных структурах, были… хотя, наверное, он просто их сильно не любил.

– Покажите, товарищ лейтенант, – приказал Дэнчулэ, – вещи, изъятые у задержанного, которого доставили к нам со ссадиной на голове.

Ванич еле сдержался, чтобы не поморщиться от такого иносказания. Нелепость на уровне государственных органов. Не установив человека, не отправив его в больницу, вообще не видя его вины в каком-либо преступлении или в нарушении общественного порядка, его держат в камере вот уже пять часов. Да за такие вещи прокуратура… А что прокуратура, остановил сам себя лейтенант, когда здесь представитель органов пострашнее?

– Вот прошу, товарищи. – Ванич вытащил из шкафчика кожаный портфель, проявив свой протест тем, что поставил его не перед холеным сотрудником Секуритате, а перед молодой симпатичной женщиной, пришедшей с ним.

Видимо, она эксперт-криминалист, решил лейтенант, хотя может оказаться и свидетелем. И опять нарушение, так следственные мероприятия не проводятся. Где понятые, где другие портфели, из которых для чистоты эксперимента свидетельница должна выбирать тот, что имеет отношение к преступлению. Что же происходит? Не о таком думал молодой лейтенант, окончив офицерскую школу и начав работу в милиции. Он видел себя умным и проницательным сыщиком, следователем, распутывающим хитроумные схемы преступников. А его посадили в дежурную часть маленького отдела милиции и заставляют нарушать закон.

Где-то далеко в городе вдруг послышались характерные хлопки выстрелов. В дежурной части замерли, прислушиваясь к звукам. Наверное, даже не владевшие информацией о происходящем в городе, где-то глубоко внутри ждали такого развития событий. Стрелять должны были начать неизбежно. Страшно подумать, но на улицах творилось невообразимое, в городе появились военные бронетранспортеры.

– Это все? – с сильным акцентом спросила девушка, перебрав содержимое портфеля, вываленное ее спутником прямо на стол. – Вы задержанного обыскивали?

– Конечно, – уже с вызовом ответил лейтенант. – Мы обыскали его, как положено, перед тем, как поместить в камеру. Это обязательная процедура.

– Ну? – холодно уставилась женщина на лейтенанта.

– При нем ничего не было. В том смысле, что ничего важного из документов.

– Мы сами решим, что важное, а что пустяк, – вдруг зло процедил сквозь зубы мужчина в пальто и посмотрел Ваничу в глаза так, что у лейтенант сразу похолодело внутри.

– При задержанном не было документов, – стараясь скрыть дрожь в голосе, ответил Ванич. – Вот, указано в акте осмотра личных вещей, что в карманах обнаружен носовой платок, пачка сигарет «Лаки Страйк», зажигалка итальянского производства. Все это лежит вон в том бумажном пакете.

– Товарищ майор. – Женщина повернулась к Дэнчулэ. – Ваши сотрудники тщательно обыскивают задержанных, они прощупывают их одежду, снимают обувь? Я вижу, что брючный ремень с задержанного сняли.

– Это стандартная процедура, – хмуро пояснил майор. – Одежда прощупывается в обязательном порядке. В практике милиции достаточно случаев, когда у задержанных в одежде обнаруживались иглы, бритвы или самодельные колющие и режущие предметы, которыми они наносили повреждения себе, чтобы избежать наказания, или окружающим. Осматриваем одежду мы очень тщательно.

Станислав пришел в себя и сразу вспомнил все до самой последней секунды. Поезд, разбушевавшиеся демонстранты, которые уже начали бить стекла в магазинах, поджигать машины и даже накинулись на пассажирский поезд. Пассажиров вывели в город, путь им пересекла толпа демонстрантов, преследуемая милицией. Потом удар по голове. Кажется, все. Нет, что-то еще.

Ах, да, дурацкая «батарейка», которую он прятал в санузле. А потом, когда началась паника и всем велели выметаться из вагона, у него просто не было времени, чтобы осмыслить свое положение и решить, что сделать с этим неизвестным предметом. И он не придумал ничего лучше, как спрятать его себе в плавки. Да, он снял трусы и надел плавки. Сергеев хорошо знал, что обыскивают всегда не только карманы, прощупывают всю одежду, все швы, даже портфель могут распороть на отдельные детали, чтобы убедиться, что под подкладкой ничего не спрятано.

Трусы не ахти какое надежное место, но все же лучше, чем карман. Просто, если эту вещь начнут искать серьезно, то бесполезно прятать ее даже в… И туда пальцами залезут. Так что все, кажется, при мне. Убедившись в этом на основании своих ощущений, Сергеев все же открыл глаза. Этого и следовало ожидать. Голова болит, над ним второй ярус железной кровати с панцирной сеткой, в помещении вонь.

Пришлось попытаться подняться. Сергеев потрогал голову, пошевелил плечами и ногами, сел на кровати. М-да, приехал, дипломат! Помещение примерно пять на пять метров, выкрашенное в темно-синий цвет, двухъярусные кровати, которые в советских тюрьмах уголовники называют «шконками». И лица людей, которых тут наберется около десятка, оптимизма не выражают. Некоторые избиты, на некоторых порвана одежда. Половина – молодые мужчины в возрасте 30–40 лет. Но есть и постарше. Вот этот, например, угрюмый и лысый на соседней кровати, что так задумчиво, почти с тоской уставился в зарешеченное окно под потолком. На демонстранта он не похож. Такие не митингуют. Добряк похож, скорее, на школьного учителя. Под горячую руку дядька попал. «Замели» вместе с другими.

Голова болела, но не сильно, очень хотелось пить. И не потерять бы штаны, из которых вытащили ремень. Хорошо, что ботинки на резинках и без шнурков, а то шаркал бы сейчас как старик. Увидев возле двери на высоком облезлом табурете бачок с водой и кружку на длинной цепочке, Сергеев поднялся со стенаниями «ох, грехи наши тяжкие» и поплелся к воде. Но из-за того, что резко встал с постели, у него вдруг закружилась голова. Станислав пошатнулся, попытался схватиться за кровать, но промахнулся. И снова бы растянулся на полу, если бы его не подхватили и не усадили на кровать.

– У вас, видимо, сотрясение мозга, – сказал кто-то по-русски.

Сергеев справился с накатившей слабостью и тошнотой и открыл глаза. Перед ним сидел тот самый лысый человек, что недавно с такой задумчивостью смотрел в окно. Слова, которые он произнес, прозвучали безукоризненно, без малейшего акцента. Это Сергеев научился понимать, поработав за границей и столкнувшись с сотнями людей, которые знали русский язык, но для которых он не был родным. Различных акцентов он наслушался достаточно, чтобы понимать такие вещи.

– Нет, – возразил Станислав, – просто ушиб. Скоро пройдет. Лучше скажите, вы-то как сюда угодили? Вы кто?

– Вопросы, – недоверчиво усмехнулся мужчина. – Как вы все любите вопросы задавать. А я никто. Просто человек, и все.

– Простите, если я повел себя не совсем тактично, – мастерски изобразил страдания Сергеев. – Вы не могли бы принести мне воды? Во рту – как в пустыне.

– Там цепочка, – проворчал лысый и стал помогать Станиславу встать.

Стараясь не переигрывать, Сергеев позволил довести себя до бака с водой, напился, а заодно рассмотрел еще раз всех, кто находился в камере. Да, видно, что людей хватали и тащили сюда, многих в прямом смысле слова, судя по грязным коленям. Как-то не выглядели они уголовниками. А землячок-то мне не верит. Интересно, почему? Что я такого спросил? Только кто он такой и как сюда попал? А он отреагировал очень нервно и, как бы это точнее выразиться, непрофессионально. Получается, что он сразу выдал себя, а заодно что ему есть что скрывать.

Русских в Румынии, как и в любой социалистической стране, всегда много. И это не только дипломаты, в таких странах работают многие советские специалисты. Кто он? Ладно, лишь бы не разыгрывал из себя жертву чего-то там совсем уж фантастического и не пытался выведать, кто я и откуда. И про мою «батарейку». Вполне могли подсадить в камеру «утку». Обидно, но верить человеку в моем положении только потому, что он чисто говорит по-русски, нельзя.