Домик, где он обитал, стоял в четырех километрах от парка – это было самое близкое жилище, которое ему удалось найти. Он снял его у местного фермера за умеренную плату и обставил довольно скромно, потому что проводил здесь мало времени. Рядом с зоопарком он жить не мог – там разрешалось возводить только административные здания. Тем не менее он обустроил над своим кабинетом вполне удобную комнату, где в случае необходимости мог переночевать и принять душ. Смотрители зоопарка располагали просторным помещением для отдыха, где могли остаться на ночь, если какое-то животное требовало особого ухода ввиду болезни или появления детенышей. С тех пор как в зоопарке Ивелина[8] был убит носорог – злодеи спилили и украли его рог, – все зоопарки удвоили бдительность и наняли ночную охрану. Поэтому Лоренцо часто оставался на месте и все реже ночевал в арендованном доме.

Он окинул взглядом комнату, убедился, что она в полном порядке, и проверил, есть ли пиво в холодильнике. Вот только вопрос: по-прежнему ли это один из любимых напитков Жюли? Может, за прошедшие годы ее вкусы изменились, он ведь почти ничего не знал о ней теперешней. С тех пор как Жюли завела роман с Марком, он избегал разговоров с ней, даже чисто дружеских.

Наконец он услышал, как по двору прошуршали колеса машины, и вышел за порог встретить Жюли.

– Ну и денек сегодня выдался! – с улыбкой воскликнула она.

Вакцинация пеликанов заняла у нее много времени, и она выглядела усталой.

– Входи и присаживайся, – сказал Лоренцо. – Что ты выпьешь? Пиво или…

– Меня устроит большой стакан воды.

Лоренцо вынул из холодильника две банки «Перье» и разыскал в шкафчике пакетик жареного миндаля. Вернувшись в комнату, он увидел, что Жюли разлеглась в кресле, положив ноги на подлокотники.

– А ты, я гляжу, по-прежнему не умеешь себя вести, – пошутил он.

Это был намек на их годы в кемпинге Мезон-Альфора. Они там жили в спартанских условиях, занимая каждый по комнате в корпусе «А», ходили друг к другу в гости и вместе питались в студенческом общежитии «Грисби». Благословенное время: какими же усердными студентами, какими влюбленными и счастливыми они тогда были! Лоренцо считал эти годы самым светлым временем своей жизни; он все еще помнил, как Жюли сидела на полу, скрестив ноги, или пристраивалась на подоконнике, или бесстрашно раскачивалась взад-вперед на стуле.

– Ты, наверно, теряешься в догадках, почему я захотела увидеться с тобой наедине, вдали от нескромных ушей всего парка?

Лоренцо молча кивнул: он был поглощен созерцанием Жюли. Здесь, у себя, он мог любоваться ею сколько угодно, не опасаясь, что посторонние заметят его слишком нежный взгляд или слишком счастливую улыбку. Несмотря на тени у нее под глазами, он по-прежнему находил ее неотразимо прекрасной. Но она уже не была частью его жизни, она любила другого и никогда больше не окажется в его объятиях.

– Я жду ребенка, – объявила она вздрагивающим голоском.

Лоренцо словно ударили под дых. Конечно, он знал о ее романе с Марком и смирился с этим, но все-таки в глубине души у него еще теплилась робкая надежда на то, что она вернется к нему.

– Это… это хорошо… прекрасная новость, – наконец с трудом выговорил он.

– Ты и вправду так считаешь?

Жюли с тревогой смотрела на него. Неужели она поняла, что с тех пор, как они работают вместе, он относился к ней не только как к подруге?

– Да, конечно! – сказал он, овладев собой.

Собственная неискренность напомнила ему бесстыдное притворство Ксавье, с которым тот утверждал, что любит своего пасынка. Нет, его вовсе не радовала мысль о том, что отныне жизнь Жюли неразрывно и навечно связана с Марком. Неужели они поженятся и решат уехать отсюда, чтобы устроиться в другом месте? Ему не удалось завоевать Жюли, но не удалось и отказаться от нее. И внезапно на него нахлынули воспоминания о пикнике с жареным барашком, устроенном по случаю окончания учебного года, – в тот вечер хлынул дождь, и он увидел в группе студенток, бегущих через кампус, Жюли, которая потеряла туфлю и сыпала проклятиями, как извозчик. И еще Жюли, которая соскакивала с постели в четыре утра, чтобы повторить задание. И еще Жюли, которая напилась вусмерть к утру после целой ночи танцев на ежегодном празднике. Такую красивую, такую веселую…

– Теперь ты должна беречь себя. Смотри, не рискуй, когда будешь иметь дело с нашими зверями.

– Да я никогда не рискую! – удивленно возразила она.

Лоренцо не нашелся с ответом, в голове у него царил полный хаос.

– А почему у тебя такой мрачный вид, Лоренцо?

– Разве?.. Да нет, я просто вымотался за день. Скоро сезонное закрытие парка. Я представляю, как ты счастлива. А Марк… тоже?

– Конечно!

Ее ответ последовал мгновенно, без секунды колебаний. Лоренцо заставил себя улыбнуться и объявил, что нужно выпить за здоровье будущих родителей.

– Только не ты, а я один, и выпью я водки.

Ему обязательно нужно было взбодриться, а водка была единственным крепким напитком в его доме. Он ушел в кухню, сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, и вернулся в комнату с полным до краев стаканом.

– Ну, и каковы ваши дальнейшие планы? – осведомился он. – Вы поженитесь? Вы останетесь работать здесь?

– О, Марку так нравится работать в твоем зоопарке, что я даже не подумаю просить его уехать отсюда!

– А тебе хотелось бы уехать?

– Да не так чтобы очень. Но позже нам, я думаю, сложно будет жить здесь, в изоляции от внешнего мира – ни яслей, ни школ…

– Да, я понимаю.

Он понял главное: в один прекрасный день она отсюда уедет и, может быть, никогда уже не вернется, а это было еще страшнее, чем видеть ее здесь, каждый день, счастливой.

– И когда же состоится… э-э-э… появление малыша? Мне нужно знать, чтобы найти кого-то на освободившееся место; твоя должность, как ты могла убедиться, здесь отнюдь не лишняя.

– О, можешь не торопиться, я сама узнала об этом только во вторник. Но я решила поскорее сообщить тебе новость самой, мне не хотелось, чтобы ты узнал ее от Марка – уж он-то моментально раструбит ее на всю округу. Он так горд, так доволен!

– Еще бы! – невольно вырвалось у Лоренцо.

Он надеялся, что этот короткий возглас прозвучал не слишком горько.

– Ну, а пока береги себя, Жюли. Если тебе не захочется что-то делать или ты почувствуешь себя усталой, сразу же просигналь мне.

Неожиданно Лоренцо захотел, чтобы она ушла. Он шагнул к двери, надеясь, что она поймет это и оставит его одного, но она задержала его взмахом руки.

– Погоди! Ты же мой лучший друг, ты так много значишь для меня. И Марку это известно, я не скрыла от него нашу альфорскую историю. Так вот: ты согласился бы стать крестным нашего малыша?

Этот вопрос показался Лоренцо неуместным, абсурдным. Жюли предлагала ему нечто вроде утешения, которое ужаснуло его не меньше, чем это словцо – история.

– Не знаю, Жюли… Это большая ответственность, а у меня ее и без того выше головы! Спасибо за твою… за твое доверие. Давай обсудим это позже, ладно?

Она молча смотрела на него несколько минут, которые показались ему пыткой, потом наконец встала и направилась к нему, протянув руки.

– Я очень рада, что поговорила с тобой. Увидимся завтра утром, а пока – спокойной ночи.

Она подошла совсем близко, чтобы поцеловать его в обе щеки, и он успел вдохнуть ее аромат – запах легкой туалетной воды, которой она оставалась верна все эти годы. Не желая длить объятие, Лоренцо отстранился, чтобы дать ей уйти. А потом долго стоял, вслушиваясь в удалявшийся рокот мотора ее машины. Наконец шум затих, а он все еще не двигался, растерянный, рассерженный на самого себя. Сколько усилий он приложил, чтобы держаться с ней по-дружески невозмутимо! Так откуда же взялась эта дурацкая ревность, это чувство покинутости?! Итальянская кровь, текущая в его венах, воспламенялась быстро, он всегда боролся со своей неукротимой натурой.