— Если ты по поводу вот этого, — я развернулся и кивнул, показывая на живот, — То не утруждайся. Мне не нужны объяснения.

— Ты даже не знаешь, что я хочу сказать, — тихо проговорила Катриона, делая шаг в комнату.

— Знаю, — отозвался я, отворачиваясь к окну и всматриваясь в даль, — Что ничего у тебя, кроме меня, не было. Вот только есть один нюанс, моя дорогая. Я — Бог Смерти. Я не способен создать жизнь. У меня в Аиде даже светляки дохнут. А ты про детей.

— Гадес, но это правда! — настаивала на своем Катриона. Смертная пробубнила еще что-то, но я не обратил внимания. — Гадес, ты меня не слушаешь! Что-то не так?

— Да, нет, — усмехнулся я, по-прежнему всматриваясь в бескрайние поля асфоделей, — Просто обычно…Ну. у Вас, так точно. В таких ситуациях, на востоке загорается звезда, а с холмов спускаются три волхва. Вот стою. Жду.

— Ты просто невыносим! — повысила на меня голос Катриона. Я лишь горько усмехнулся. Притяжение половинок — преодолеть практически невозможно. И это убивало.

С другой стороны, перед глазами стояли события, которым я стал невольным свидетелем. В моем храме, где смертный был готов отдать жизнь за жену и дочь, воин, готовый последовать за мной в Аиду, лишь бы увидеть покинувшую его возлюбленную, Геракл, Ярослава… Катриона уже ушла, а я так и стоял глядя в окно.

— Может, смертные в чем-то правы, — выдохнул я, а драгоценное стекло запотело. — Может, в этом и правда что-то есть.

— Разумеется есть, сын, — тихо отозвалась Гея, а я увидел в распотевшем окне силуэт матери. Гея держала в руках звезду. Она выпустила ее. И та взлетела в мириады. — Я знаю о чем ты думаешь, нет. Я не бросила тебя. Я пряталась и тебе известно об этом. Ты просишь знак. Вот он. Вот твоя звезда, которую ты ждешь!

Я только пожал плечами, и рухнув в кресло устало потер подбородок.

— Я запутался, мама, — признался я, а Гея улыбнувшись подошла ко мне. — За что мне такое? Что я сделал, что меня так наказали? Почему случилось то, чего я боялся сильнее всего и прятался, как мог?

— Мой мальчик, — рассмеялась мама, а я с силой сжал кулаки, — Ты древний бог, а до сих пор так и не понял простых вещей.

— Например обмана, — пробормотал я, устало уткнувшись лицом в тогу матери. — Гея, ты же знаешь, что я единственный бог, который так и не смог принять ложь, как данность.

— Верно, сын, — мать поглаживала меня по голове, а я чувствовал как расслабляются мышцы шеи. Я уже давно забыл это приятное чувство, — Сын, а разве ты чувствуешь, что Катриона обманывает тебя?

Я на секунду задумался. А когда понял ответ, матери в комнате уже не было.

Я подходил к тронному залу, слыша как Зюся пытается переорать Катриону. На мгновение я даже замер. Зевс явно уступал позиции.

— А я тебе сказала, что он не похож на Вас! — орала Катриона, а я замер на полушаге. Это о ком она? — И не надо мне тут родством тыкать! Вы тут все переананасились уже! Совсем стыд потеряли!

— Гадес — Бог! Повелитель подземного Мира! Он почти равен мне! Громовержцу, — выпятил свое тщеславие Зюся. Правильно, брат, выгуляй его, пока Гера не оторвала. — Это позор! Заниматься ребенком! Тем более, полубогом! Этим занимается либо мать, либо нимфы!

— У вас просто бабы безрукие! — парировала Катриона. Я боялся вдохнуть. После того, что я делал, после того, что наговорил, и собирался наговорить, она все равно защищает меня. Пусть и в своей манере. Да, Гадес, что-то ты явно о смертных не знал. — А Гаденька, между прочим, для меня лошадь позвал! Чтобы я своими драгоценными лапками не топала по Аиде!

— И кого же из своих скакунов выделил тебе Гадес? — смеялась Деметра. — Луну? Ориона?

— Дорадо, — припечатала Катриона. Все ахнули. А что? Это мой любимец. Судя по стуку, Деметра упала в обморок.

— Смертная! Верхом! На дитя богов! — ревел Зевс, а по тронному залу забили молнии. Послышался визг Персика и Кати.

Двери с грохотом отворились, впечатываясь в стены. Тонкая паутина трещин расползалась по потолку, переходя на колонны. С каждым шагом я увеличивался в размерах, а тьма клубками стелилась вокруг и набирала мощь.

— Я обещал матери не причинять вреда, — начал я.

От вибрации моего голоса задрожали стекла. Танатос укрывал девочек крыльями, держит наготове свои мечи. Вот там и стой, мой добрый друг. Гера стояла со стороны Катрионы. Одежда сестры переливалась, а глаза горели тысячами звезд. Верховная Богиня готовилась убивать. За смертную.

Похоже, что только я один не рассмотрел вблизи эту смертную. Танатос смотрел на меня с улыбкой и снисхождением. Даже не по себе как-то.

— Но я ничего не говорил, что с вами будет, если вы причините вред МОЕМУ дитя. — припечатал я. Боги вздрогнули, а Катя… Стоп! Что? Чего она ревет то?

— Гадес, не позорься. Ребенок смертной — Зюся скривился, убрал за спину молнии и примирительно поднял руки, — Брат, ты прав. Мы уже забыли зачем собрались здесь.

— Это ты забыл где находишься, — с каждым словом я злился все сильнее. Кто-то из богов планировал покинуть Аиду бегством. Но двери с грохотом закрылись. Отсекая Олимпийцев от их мира. — Здесь я Повелитель. И ты только что оскорбил то, что принадлежит мне!

“Олимп 2”,- послышался шепот Персика. “Строим мир, смертных и любовь!”, - послышался в ответ Кати.

Тьма заполняла тронный зал все больше, заставляя богов опускаться на колени. Юные боги сбились кучкой в углу зала. Призванный двузубец создал поле, через которое не проходит удушающее чувство смерти.

— Убьешь ведь, — заходилась в кашле Деметра, пытаясь взрастить дерево и опереться на него, — Брат, подумай.

— Не получится, — улыбнулся я, намекая, что фокус с деревом не пройдет. — Все, что у тебя получится — душа. Прозрачная основа. Когда-то давно, когда вы свергли меня вниз, я сказал вам одну вещь. Когда вы ступите на земли Аиды — Вы мертвы.

— Прекрати, Гадес, — сипел Гермес, опираясь на Аполлона. Златокудрый бог старался сдержать мою тьму. Ненадолго. — Подумай о матери!

— А вы много думаете о матерях? — скептически я поднял бровь, падая на свой трон, — Например о том что напугали до полусмерти будущую мать следующего правителя Аиды? Нет? А будущую спартанскую матерь?

— Брат, остановись, — Зюся растекался по мраморным плитам. Он уже несколько раз сползал вниз, по своей молнии. Руки громовержца ослабевали с каждой секундой, а в глазах плескалась паника.

Нет, я не собирался убивать. Я хотел проучить.

“Ты отрываешься на них, за то, что сам отрицал столько времени — поучал меня голос Танатоса. — А ведь нужно было просто взглянуть в глаза своему страху и понять, что тебе не лгут”.

“ Лучше поздно, чем никогда” — отозвался я, наблюдая распластавшихся богов по полу.

Эдгард отделился от группы римских богов и направился к богам. Ближайшим к нему был — Арес. Он взял его руку за кисть и стал считать.

— Пора, — хмуро отозвался он и, кашляя, вернулся к своим.

Соблазн протянуть еще немного и закончить начатое, был слишком велик. Просто передержать тьму… Чуть больше, чем нужно. И все закончится.

— Гадес! — окликнул меня Танатос, откуда-то издалека. Как-будто из другой жизни, — Гадес! Одумайся! Они же все сюда переедут! Насовсем!

Что? Насовсем? “Оу! А у тебя есть красивые души? Только Гере не говори!”, - потирал руки и кое-что еще дохлый в моих фантазиях Зюся. “А я устрою здесь храм мертвых искусств! Мы будем целыми днями упражняться в музицировании и стихосложении!”, - представил я дохлого Аполлона. “Ребята! Наливай!”, - орал дохлый Дионис. “Мммм! А я открою храм загробной любви!”, - слышался голос дохлой Афродиты. Голоса смешивались, наполняя зал. Дохлые боги топтались, шастали по дворцу, галдели, что-то праздновали. Короче, Олимп переехал вниз. Караул!!! “Дядя, а у вас войну можно разжечь?”, - послышался голос дохлого Ареса. Аааааааа!!!

— Фу! Фу-фу-фу-фу! — сдувал я тьму, очищая пространство, начиная видеть валяющихся у моего трона богов, — Фу! Не надо мне их тут! Пусть живут и здравствуют! Долго-долго! Но там! На Олимпе! Кыш-кыш-кыш!