— Это по той причине, что вы искажены. Поэтому не бессмертны. А если бы вы вели образ жизни, угодный Эру, а не тот разврат, что у вас творится… — начал было альв, но наткнувшись на раздраженный вид Ксанис, готовой взорваться гневной тирадой, остановился. Спорить на тему религии точно не входило в его планы. Потому что до чего-то дельного договориться им не удастся, а вот вывести илитиири из себя — вполне. Трандуил уже видел эту женщину в гневе и повторять опыт совершенно не имел желания.

— Что же касается деликатесов, мне все равно, госпожа. Я привык к простой еде. Можешь кормить меня одним хлебом с водой, — он решил проявить покорность и загладить окончательно едва не начавшуюся бурю.

— И на что ты будешь похож через месяц с таким питанием? На мешок с костями? А по поводу вашего Эру… Странный он. И слабый. Да и какой смысл жить вечность? Вот сколько тебе? А что ты за это время видел и чего добился?

— Мне несколько тысяч лет. Я видел Дориат, королевство Элу Тингола, видел его падение, видел гавани Сириона, видел, как в море исчезла половина Белерианда и взлет и падение новых королевств, — начал рассказывать Трандуил, почувствовав укол гордости. — Мой отец перешёл через горы, и эльфы, что жили в лесах, где ты поймала меня, пригласили его царствовать. Затем он погиб, а его сменил я. И поддерживал спокойствие своих лесов… Пусть иногда и в ущерб развитию.

Ксанис подавилась конфетой. Ей еле удалось сдержать лицо и не опозориться перед альвом.

— Несколько тысяч? Что? Столько не живут!

Трандуил мягко рассмеялся.

— Некоторые из нас живут и долее. Вот почему я так хочу вернуться. Тут мне долго не протянуть. Рано или поздно я угасну.

Он постарался продемонстрировать измученное выражение лица, но вышло откровенно слабо. Более того, Трандуил поймал себя на странной в его положении мысли, что существование в вечной полутьме, в мире, где правят женщины, где они так жестоки, уже не казалось похожим на кошмар.

— Угаснешь? Это теперь называется так? — улыбнулась Ксанис, все ещё переваривая информацию о возрасте альва. — Ты уже прожил столько, что и умирать не страшно. Хотя я не понимаю, как за все это время у тебя только один сын. Или были ещё дети, но они погибли?

— Нет, только он. Хоть я и не знаю его судьбы, но надеюсь, что он выживет и продолжит мой род. Мы сходимся большей частью лишь для продолжения рода. Хотя ты права, я всегда печалился из-за того, что боги наделили меня лишь одним наследником, — он вздохнул. — Жена так быстро покинула меня…

— Не понимаю, почему нельзя было найти другую. Тем более, что ты хотел ещё детей. Квалфрина, отца моих сестры и брата, снова взяли в мужья, и у его новой супруги ещё трое детей от него. Я не понимаю, в чем проблема! Что такого в том, чтобы жениться ещё раз?

— Но ведь тогда мы не увидимся перерожденными и вернувшимися! Это измена, это как предательство, — помрачнел он. — И потом, мы живем вечно, нам не нужно большого количества эльфят.

Строго говоря, Ксанис была права: лесные эльфы были малочисленным и вымирающим племенем. Особенно запрет на размножение во время войн и бедствий…

— Бред, какой бред! Какое предательство? Она уже мертва. Как можно изменить покойнику? — Ксанис откровенно недоумевала. — И все равно, почему только один? Детей же при желании можно каждые года два рожать. Или твоя жена умерла, не прожив с тобой и двух зим?

— Но ведь мы встретимся после смерти в чертогах Намо, а потом вернемся перерожденными и увидимся снова, — возразил он. — По крайней мере, так говорят мудрые.

А еще Трандуил к своему ужасу понял, что не помнит, когда умерла его жена: за столькими сотнями лет это скрылось. Кажется, Леголас был довольно молод, но младенцем не был… Или нет?

— Ну встретитесь, и в чем проблема? Что такого, что при жизни было несколько супругов? — логика Трандуила была странной и непонятной. И если про встретиться в посмертии ещё как-то укладывалось в голове, то слова про возвращение обратно Ксанис вообще не поняла.

— Это ваши девы заводят по несколько мужей, для нас это дико, — попытался объяснить он. — Думаю, она сочла бы это изменой. Мы любим один раз, как бы тяжело это ни было.

— Как можно любить веками того, кто давно умер? Ты хоть помнишь, как она выглядит? — злилась Ксанис. Упрямство альва и его преданность жене, от которой и костей не осталось, больно резало по ее самолюбию.

— В моем лесу стояла ее статуя, — сказал он. — Не злись. Так у нас принято, я не могу отказаться от прошлого.

За исключением того, что он не навещал ее последние несколько десятков лет, это было верно. Каменная дева была оплетена плющом и поросла лишайниками и мхом.

— Какого цвета у нее были волосы? А глаза? Ты помнишь ее голос? — бушевала Ксанис. — Ты любишь ее сейчас? Ты желаешь ее сейчас? Я не хочу знать, любил ты и желал ли ты ее когда-то давно. Я спрашиваю, что ты чувствуешь сейчас!

— Она была светлоглазой и светловолосой, как я. Нет, пожалуй, волосы были чуть темнее и рыжее моих. Испытания, что выпали на нашу долю, стали слишком тяжелы для нее, — говорил альв, не понимая, что вызвало такую бурю.

— Ты помнишь ее или любишь ее? — рыча, спросила Ксанис.

— Я любил ее. Чтобы ответить честно, люблю ли сейчас, надо увидеть ее снова, а это невозможно. Но я храню в памяти то чувство… — он понимал, что пространный ответ кажется Ксанис уклончивым, да и бешенство ее не располагало к откровенности, поэтому, собравшись с духом, мужчина прошептал: — Ты права, память о ней почти стерлась.

— Невозможно вечно любить мертвеца, — заключила Ксанис. — Ты, помнится, говорил о мудрости Эру… Так вот. Он глуп, если заставляет вас отказываться от жизни и жить во имя мертвецов. Место мертвецов в могиле. Дело живых отдать им последнюю дань и похоронить по законам богов, чтобы они могли найти путь к перерождению. Но не более. Живые должны жить для живых.

Возможно, в словах девушки была правда, которая переубедила его, и альв больше не стал спорить, а просто, поднявшись, плавно обнял её за плечи и накрыл своими губами её, раздвигая их и обводя кончиком языка. Ее кожа казалась такой красивой, а глаза светились, как драгоценные камни, и он шептал ей об этом на ухо. Она аккуратно начала снимать с эльфа одежды. Когда тот оказался полностью обнажен, она плавно опустила его на спину, оседлав бедра. Она несколько раз скользнула по его паху своей промежностью, увлажняя его член смазкой. После чего ловко приподнялась и, помогая себе рукой, опустилась на его член до упора, слегка откинувшись назад.

Он обнял ее за талию и тихо простонал, ощутив, как член оказался в горячем лоне. Медленные поступательные движения только раззадоривали, и ему хотелось двигаться все активнее, но темп задавала девушка, так что он поддавался ему, позволяя ей вести. Он ощущал, как трется о мышечные стеночки головка члена, и еле сдерживался. Он медленно скользил руками вдоль ее тела, еле ощутимо касаясь груди с маленькими твердыми сосками, гладил длинные серебряные пряди волос.

Скорость нарастала. С плавных и медленных движений они перешли на быстрый и частый ритм. Ксанис тяжело дышала. Она чувствовала, как пульсирует ее влагалище, говоря о скором конце. Осталось совсем чуть-чуть. Ещё несколько движений и она с рыком опустилась до упора, вжимаясь в бедра альва и с удовольствием отмечая, что тот тоже кончил и теперь его семя вместе с ее смазкой вытекают из ее тела, пачкая их обоих и густыми каплями стекая на постель. Трандуил также ощутил горячие волны жара, последние подрагивания члена и довольно откинулся на постель. Обняв Ксанис, он снова бережно поцеловал ее и вытянулся, ловя последние отголоски оргазма. Ему не верилось, что он так легко изменил супруге, но сожаления не чувствовал. Удовольствие пересиливало все. В конечном счете этой странной темнокожей деве он был благодарен.