Но ее не требовалось уговаривать.

— Думаю, я и сама могу показать тебе кое-какие новые способы сделать друг другу приятно.

Через некоторое время её избранник уже тихо постанывал от удовольствия и лишь изредка открывал зажмуренные от удовольствия глаза и, как и Феанаро, оборачивался.

— Что с тобой, прекрасный? Тебе больно? Или просто неприятно? — заботливо поинтересовалась Нерданэль.

— Нет, что ты, — ответил он и зарделся румянцем смущения. — Приятно! Очень! Просто я боюсь, что так ты сама, госпожа моя, наслаждения не получишь.

Его забота об её удовлетворении была такой приятной и неожиданной, что Нерданэль, умилившись, приостановилась и погладила любовника по спине.

— Не беспокойся за меня. Один лишь твой дивный облик заставляет всё внутри сжиматься от удовольствия. В крайнем случае, мы потом продолжим обычным способом, — и она погладила его по упругим ягодицам.

========== Счастливы вместе ==========

Летиция стояла перед непростым выбором, и смятение овладевало ее душой. Когда-то ей случилось стать супругой Карнистиро Морифинвэ, и все кругом наперебой твердили ей, что она счастлива — и сама она постепенно в это поверила. Да и могло ли быть иначе? Она жена одного из принцев Первого дома, сына самого Феанаро… Но с течением лет позолота потускнела, а гордость сменилась непониманием и усталостью.

Стоя перед Орвалаурэо, державшим ее руки в своих, она вспоминала своё обещание верности Карнистиро. Но разве муж не освободил ее от священных слов, преступив веления валар, оставив ее без сожаления и последовав за отцом? Пути их разошлись, и для Морифинвэ теперь иные вещи были куда важнее девы-нолдэ. Здесь, в Валмаре, царила свобода, но наряду с тем все кругом было проникнуто необычайной гармонией, и Летиции казалось невозможным, чтобы решение, принятое в этих стенах, стало ошибочным.

Она подалась вперед и обняла Орвалаурэо со всей давно ждавшей своего часа страстью. И этот золотоволосый ваниа принял ее в свои объятия и подхватил на руки, а губы их соединились в долгом поцелуе.

— Никаких больше метаний, возлюбленная. Никаких сомнений.

И его тон, и манера держаться излучали спокойную уверенность. Они шли через длинные аллеи садов вокруг дворца Ингвэ, и Летиция сама не заметила, как оказалась в покоях своего нового избранника. Стены украшали тканые яркими шелками гобелены, пол устилал мягкий, как пух, ковер. Она устроилась поудобнее, поджав ноги, на широком диване, осматривая убранство: все говорило о том, что Орвалаурэо не уступает в знатности и богатстве покинувшему ее Морифинвэ. Главным украшением зала была высокая арфа, стоявшая чуть в стороне. Ваниа тронул ее золотые струны, и нежный их звон слился в зазвучавший под сводами мотив — завораживающий, заставляющий неотрывно вслушиваться в переливы музыки.

Она слушала его, как зачарованная, пока он не оборвался, смолкнув.

— Наверное, я наскучил тебе своим музицированием, — мягко улыбнулся Орвалаурэо, поднимаясь с места и подходя к Летиции.

— Нет, нет! — поспешно возразила она, снова взяв его руку.

Однако он больше так и не отстранился от нее, чтобы сыграть еще что-нибудь. Звуки музыки сменились тишиной, прерываемой иногда негромким вздохом или нежными касаниями сливающихся в поцелуях губ. Пока пальцы девы бессознательно перебирали длинные золотые пряди волос юноши, его руки, лежавшие на ее талии, потянули за шнуровку платья, обнажая ее плечи. И поцелуи его обжигали, хоть и были полны ласки.

— Меня никто не понимал так, как ты, — призналась она. — И я совершенно влюблена в твои волосы.

На миг ей подумалось: ведь Орвалаурэо наверняка усмехнется сейчас и спросит, а что же насчет остального? Разве песня не была более чем хороша? Разве не предстали перед ней как наяву белые яблони, розовые вишни в самом цвету и золотая листва Лаурелина?

— Я рад, — сказал он и улыбнулся ей, перебросив вперёд длинную гриву волос, чтобы ей было удобнее разобрать все по прядкам и полюбоваться на каждую.

***

Лилтарэ вскочила с постели, едва угас серебристый свет луны, сменившись розовым потоком рассветных лучей. Она подняла взор: потолок был незнакомым, — белый, с тонкими ребрами нервюрных изогнутых прожилок, он походил на огромный лист дерева, который упал сверху и прикрыл их.

В памяти быстро пронеслись недавние сладостные ласки. Удовольствие, которому они предавались, длилось долго, так что под конец утомленные Эльвион и Лилтарэ уснули в объятиях друг друга. Ваниа и сейчас спал. Локоны его разметались по постели, лежали на спине, на покрывале рядом, блестя вдвойне ярко в свете златого светила. Эльвион потянулся и зевнул, и, едва завидев Лилтарэ рядом, потянулся к ней.

Она присела на край постели.

— Как это чудесно — что мы тут одни, — призналась она.

— Я тоже рад, что встретил тебя, — с жаром ответил ваниа. — И что мы смогли уединиться, и…

Оба нежданно смутились снова.

— Ты такой смелый и так уверен в себе, — сказала Лилтарэ. — Знал бы ты, насколько мне этого не хватало!

Ваниа, казалось, замер, но ненадолго, и тут же широко улыбнулся.

— Приходится, ведь я живу отдельно от своей родни — и довольно далеко отсюда, говоря по правде, — при этих словах он заметно смутился и погрустнел. — Так что я не уверен, что ты согласишься последовать за мной в леса, но уверяю, моя леди, если бы ты согласилась, я бы тебе показал, как хороши они в дни урожая, да и в любые другие дни…

Похоже, он полагал, что слова об его отшельничестве могут испугать. Возможно, иную деву они и могли бы отвратить, но только не Лилтарэ. Она снова взяла его за руки, убеждая, что охотно последует за ним хоть на край Амана.

— Нет, нет, я только рада буду поселиться с тобой там вдалеке от всяких чужих глаз, чтобы только ты и я, и никого вблизи…

Она с надеждой взглянула в его лицо, заканчивая: — Ведь мы будем там наедине? Всегда?

— Да, вот я и боялся, что ты не сможешь без друзей и подруг, Лилтарэ.

— О, нет-нет, у моего прежнего мельдо был чрезмерно… Ммм… Одержимый контролем атто и шесть братьев, так что я только рада буду жить лишь вдвоем с тобой.

Эльвион от избытка чувств подхватил ее на руки, поднявшись и покружив ее по комнатам.

Было заметно, что тут он бывал редко, но и впрямь, какая разница? Скоро им не помешает никто. Лилтарэ прижалась к нему всем телом и ощутила свидетельство его чувств к ней, явно заметное под тканью златотканых одеяний. Любовники покраснели вновь, немного отстранившись друг от друга.

— О, как же стремительно страсть разгорается во мне при одном взгляде на тебя, моя леди!

И Лилтарэ сказала ему, что вовсе не против встречать подобное доказательство любви сколь угодно часто.

***

Лэхтэ решала схожий с ее подругами по покинувшему их несчастью вопрос: правильно ли она делает, так быстро позабыв о своем Атаринкэ? Он ведь был так хорош, и она должна была быть просто счастлива стать его женой, и прочее… Вместе с тем, стоило поглядеть на Тинтиларо, как сомнения ее не только ослабевали, но даже и исчезали вовсе, так что забывалась даже их с Курво клятва верности. Об этом она и поведала новому избраннику.

— Что ж, раз так, постараюсь не удаляться от тебя надолго, моя леди. Лишь бы не надоесть тебе.

— Никогда, — уверила его она. — Ты так прекрасен, что я совершенно теряю дар речи при желании описать, каков ты, или сделать тебе приятное, сказав, как восхитительны твои волосы или глаза.

— Разве это важно?

— Нет, но… Строго говоря, Атаринкэ я видела так редко. Он почти все время проводил в мастерской, а когда приходил, бывал слишком утомлен, даже чтобы…

Она покраснела. Не говорить же о близости снова?

Тинтиларо смущаться не стал.

— И этим тоже я готов радовать тебя сколь угодно часто, — прошептал он с хитрой улыбкой.

В любом случае, Лэхтэ ощущала себя окружённой его любовью и заботой, даже если он отдалялся или был занят. Сейчас же, сидя на его коленях и иногда подавая ему с подноса кусочки фруктов — она и вовсе таяла от счастья.