— Тише, тише. Спокойно. Разве ты против того, чтобы всего лишь поменяться ролями?

Через полчаса он, подготовившийся и вымытый, снова лежал на супружеском ложе, уткнувшись лицом в подушку. Он почувствовал, как жена устроилась на его бедрах и встревоженно обернулся:

— А… Мне точно не будет больно?

— Ну, мне же с тобой не бывает больно, — успокоила она его. — Расслабься, милый. Расслабь мышцы и впусти меня.

Феанаро всхлипнул и рефлекторно сжался.

— Нет, так не пойдет, — заключила она. — Приподними бедра, а лучше — встань на четвереньки.

Жажда удовольствия взяла верх над страхом, и он повиновался, после чего ощутил смазанные маслом пальцы жены, что поглаживали его анус, а потом проникли внутрь. Он даже задумался, нет ли в этом искажения, но тут она задела нужную точку внутри, сорвав непроизвольный стон с его уст, и все мысли улетучились. Ему хотелось, чтобы эта череда поглаживаний и нажатий, с которыми её пальцы растягивали его, длилась бесконечно, и ощутил даже некоторое разочарование, когда она прекратилась.

— Всё? — он снова обернулся.

— Ну вот. Теперь ты готов принять меня, — она удовлетворенно посмотрела на него, покрасневшего не то от желания, не то от стыда, и ободряюще пошлепала его по бедрам.

— Раздвинь ноги чуть шире.

Её ладонь легла на его поясницу, заставляя прогнуться.

Он тихо вскрикнул снова, ощущая слезы, что выступили на глазах, но очень скоро в спальне раздавались одни размеренные шлепки и скрип постели. Феанаро удовлетворенно стонал. Удовольствие было болезненным, но ярким, и стало ярче втройне, когда ладонь жены уверенно обхватила его достоинство, помогая завершить выплеск чувств.

Впоследствии то, что задумывалось как способ разнообразить череду утех, стало для Нэрданели сущим проклятием. Пламенный категорически не признавал больше иных способов сойтись и, чуть что, норовил намекнуть на это, прислоняясь к ее ладони или уговаривая обнять себя сзади и потираясь ягодицами.

Вот почему, когда была произнесена клятва и Первый Дом решился на Исход, Нэрданель, уставшая от необходимости удовлетворять ненасытного супруга, с тайным облегчением от этого отказалась.

========== Возлюбленный из ваниар ==========

После Исхода нолдор праздник урожая обещал стать грустным, но Ингвэ пригласил оставшихся жён Первого Дома в свой дворец на склонах Таниквэтиль, обещая им развеять их печали и отвлечь от свалившихся невзгод.

— Скажу тебе откровенно: если бы речь шла только о Первом Доме, все мы нисколько не пожалели бы об их отсутствии, — призналась ему Индис.

— В любом случае, и ты сама, и твои невестки достойны хорошего торжества и того внимания, что мы можем подарить вам.

Так что в означенное время повозки нолдорской работы прибыли к резиденции Ингвэ Ингвэрона, и вскоре гостьи вступили под высокий купол главного зала. Ваниар веселились так, как умели это делать только они одни, и не омрачали их ни жестокие клятвы, ни зависть, ни гнев. Индис чувствовала себя вернувшейся в родной дом, и даже скорбь по ушедшему в Исход сыну словно утихла на время. Нэрданель с женами дома Феанаро следовала её примеру. Первый приступ их робости побороли золотоволосые ваниар, приглашавшие их танцевать, и постепенно лучшее вино и череда изящных движений танца развеяли их печали, если только таковые были. То одна, то другая заводили непринужденные беседы со своими кавалерами из ваниар.

Мелиниэль с удивлением поймала на себе заинтересованный взгляд высокого ваниа, облаченного в светлые одеяния, и смутилась, опустив глаза; тот, заметив это, подошел к ней. Стоило вскинуть взгляд — и она увидела, как он склонился перед ней, и могла наблюдать непритворное его сожаление и созерцать золотые локоны, рассыпавшиеся по его плечам.

— Мне жаль, если излишнее моё внимание обеспокоило вас, моя леди. Я не хотел быть неучтив, но даже если и так, надеюсь загладить неловкость, — он сел рядом. — Хотите попробовать белого вина? Ингвэ позволил достать его из погребов только ради вас. Нам бы он не стал угождать так, — он весело рассмеялся, и Мелиниэль невольно улыбнулась тоже.

Карнистир редко бывал так заботлив и в сравнении с этим ваниа слишком часто воспринимал её как данность. А этого золотоволосого красавца она искренне интересовала, и это было так странно, завлекающе и приятно… Так что когда юноша, назвавшийся Орвалаурэо, коснулся губами тыльной стороны её руки, она и не подумала противиться этому — или тому, чтобы он согрел её постель этой ночью.

***

Лилтарэ медленно прогуливалась вдоль террасы, что выходила на внутренний сад дворца. Послышались шаги — и она услышала, что за ней последовал кто-то; кажется, один ваниа из свиты Ингвэ.

— Уже принесли десерт, моя госпожа. Меня зовут Эльвион; позволите ли проводить вас к столу?..

— Благодарю, — вежливо отказалась она, пояснив: — Сад так прекрасен.

— Я могу показать вам его поближе, если позволите, — и он протянул ей руку.

Через полчаса Эльвион уже украшал её волосы редкими цветами и расчесывал их.

— Они удивительны, — она всмотрелась в бархатистые алые лепестки.

— Они лишь оттеняют вашу собственную красоту, — убежденно ответил Эльвион, отчего-то волнуясь и покраснев.

И Лилтарэ смутилась тоже. Ей казалось, что её собственные темные волосы не шли ни в какое сравнение с тяжелыми золотыми волнами, что лежали на плечах и спине этого эльда; это она и поведала ему смущенным тихим голосом. Оба замерли, взявшись за руки и понимая друг друга без слов.

— Я… Мы могли бы… Здесь есть удалённые от чужих глаз чертоги.

— Ах, нет, нет… Всё равно… Тебе придется позвать своего атто, братьев…

— Что? — ваниа искренне поразился. Не настолько же его избранница была ненасытна в любви, чтоб ему не справиться одному и на подмогу звать ещё и отца?

***

Лэхтэ даже сквозь полуопущенные ресницы наблюдала за сидевшим по правую руку от себя чрезвычайно привлекательным ваниа по имени Тинтиларо. Он тоже целовал её руку, но любовался не ограненными рубинами и бриллиантами в тонких оправах, а самими её пальцами, изяществом и хрупкостью её форм.

— Это лишь красивые слова, в сети которых вы увлекаете меня. Но к чему это все? Подумайте, не напрасно ли вы пробуждаете во мне ответное чувство?

— О, нет, — и он благоговейно дотронулся до её темного локона, поправив его, — а затем и обнаженного плеча. Оба вздрогнули, ощущая промелькнувшую искру.

— Я не могу… — прошептал он, и на лице его будто отразилась скрытая мука. Он смотрел на неё умоляюще: так же, как и Атаринкэ когда-то.

Лэхтэ в этот момент не без печали размышляла: неужели и этот красавец так же слаб, как её муж? И что за болезнь поражает всех мужчин вокруг, что они признаются ей в своем бессилии?.. Она была так опечалена, что на голубые глаза её навернулись слёзы, но тут ванья подхватил её на руки и понес прочь, шепча на ухо:

— Не могу, выше моих сил это терпеть, я не могу превозмочь желание и должен уединиться с тобой, прекраснейшая из жен нолдор!..

И когда он опустил её на постель и прижал к себе, она в полной мере ощутила стойкость, твердость и величину его чувств к ней.

***

Нерданэль охотно принимала знаки внимания от очередного ваниарского красавца и беседовала с ним. Золотоволосый Ристаро склонился над её рукой, улыбаясь; потом учтиво спросил:

— Должно быть, ты тоскуешь тут без мужа, светлая Махтаниэль? Говорят, тем, кто познал его страсть, ни за что не забыть её и не променять ни на что иное.

— Да, откровенно говоря, он относился к ваниар с презрением — говорил, что вам недоступна глубина чувств. Считал, что без сжигающих изнутри мучений никому не дано познать и возвышающего нас счастья, — призналась она.

— Ты позволишь мне возразить? — он снова поцеловал ее руку. — Так ли обязательно познавать этот ужасающий контраст и тянуться к счастью лишь из глубин скорби? Счастье — естественная стихия, как и любовь, и лучше всего, когда ничто их не омрачает. Как бы я хотел убедить вас в этом!