После посла слово получил президент компании «Сэйф уэй интернешнл, инк.» господин Винсент Феррано. По мере того как Александра переводила ему выступления предыдущих ораторов, он все больше проникался сознанием своей исторической значимости. Воистину наступил его звездный час! Дюжина кинокамер российских и западных телекомпаний, включая Эй-би-си, Би-би-си, Си-эн-эн, были нацелены на него. Три десятка микрофонов корреспондентов российской прессы, «Нью-Йорк таймс», радио «Свобода», «Лос-Анджелес таймс» и т. д. и т. п. ждали его слов. Единственное, что его раздражало, это вынужденное соседство с этой «метлой» Александрой – он даже непроизвольно отстранялся от нее, но она, исполняя свой долг переводчицы, не отлипала от него, скороговоркой тарабаня ему в ухо перевод всех выступлений. Впрочем, кинокамеры будут снимать его, а не ее. Раздувшись так, что купленный в Нью-Йорке смокинг мог лопнуть по швам, Винсент встал к микрофону. Он уже разобрался в русской иерархии: после российского президента московский мэр Йю Лу Жж является, безусловно, вторым человеком в этой стране – не только американский посол, но даже министр экономики Я Син заискивал перед ним в своей речи. Впрочем, оно и понятно: тот, кто контролирует банки, контролирует все, даже министра экономики. И он, Винсент Феррано, не упустит своего шанса…

– Ladies and gentlemen! My dear friends! – сказал он и подождал, пока Александра перевела на русский. – Я действительно горжусь тем, что я здесь. Ни для кого не секрет, что наши страны очень долго вели между собой холодную войну. Но кто от этого выигрывал? Кто делал на этом деньги? Только те, кто производил пушки, снаряды и пули. Кто производил смерть. Однако, слава Богу, холодная война кончилась. Остались, правда, русские морозы – вон там, за окном, бррр! – Он переждал добродушный смех в зале и за столом на сцене. – Но лето вот-вот настанет. А кто делает деньги летом, на теплой погоде? Тот, кто производит пшеницу, мясо, молоко и детей. Кто производит жизнь. Наша компания «Сэйф уэй интернешнл» делает машины, которые эту жизнь защищают. И я горжусь тем, что жизнь новых русских бизнесменов и политиков будет защищать наше с вами общее предприятие «Рашн-америкэн сэйф уэй», а по-русски – nadiozhny put. Извините, если я еще плохо выговариваю эти слова. Но я гарантирую вам, что совместный бизнес – это и есть самый надежный российско-американский путь! – Аудитория одобрительно захлопала, Винсент вдохновенно продолжил: – И я хочу сделать что-то, что будет символом этой гарантии, символом моей уверенности в правильности этого пути. И я скажу вам, что я хочу сделать. Я приехал сюда на самой последней новинке нашей компании – бронированном «Порше Твенти Ван». Это не только лучшая, но и самая надежная в мире машина. Я собирался поставить ее в витрину нашего московского офиса для рекламы нашей продукции. Но сейчас я изменил это решение. Такая машина не может стоять в витрине. Она должна работать. Так пусть в честь подписания этого контракта она работает у самого ценного человека в этом городе – у мэра Москвы! Вот ее ключи! – И под громовые аплодисменты ошеломленной и восторженной публики Винсент шагнул к столу на сцене и вручил ключи от «порше» московскому мэру.

Растроганный Йю Лу Жж, держа в руках брелок с вензелями «Сэйф уэй интернешнл», обнял Винсента под вспышками фотоаппаратов всех журналистов и стрекот кино– и телекамер. И Робин от души восхитился своим шефом – если московский мэр будет ездить на этой машине, то лучшей рекламы продукции «Сэйф уэй» и быть не может!

А вечером был банкет на последнем этаже ресторана «Прага» в самом центре Москвы. Из окон ресторана открывался роскошный вид на Новый и Старый Арбат, на Кремль и на малое Бульварное кольцо. В зале были все московские банкиры, представители Московской мэрии, российского правительства и американского посольства в Москве. Столы, украшенные скрещенными российскими и американскими флажками, ломились от еды, коньяка, водки и шампанского.

– Я хочу представить вам моего вице-президента и менеджера нового московского отделения нашей фирмы гениального механика мистера Робина Палски! – великодушно отломил Винсент Робину кусок своего куража.

Заставив смущенного Робина встать, Георгий Брух подхватил тост:

– Я тоже хочу сказать пару слов об этом человеке. Я ездил на его машинах в Калифорнии, я видел там его мастерскую и могу вас заверить как эксперт: это действительно лучший в мире механик! После меня, конечно. Поэтому я и весь наш совет директоров «Рос-Ам сэйф уэй» можем гарантировать, что ровно через два месяца Москва получит из его рук первую сотню бронированных «мерседесов». А те, кто запишется и внесет деньги сегодня, получат двадцатипроцентную скидку!

Шум аплодисментов оглушил зал, шелест чековых обязательств покатился над столами. Болотников и его оглушительно красивая «ассистентка» собирали эти бумажки. Но через пару минут в огромном зеркальном туалете с розовыми финскими писсуарами побледневший Винсент схватил Бруха за плечо:

– Are you crazy? (Ты сошел с ума?) Какие сто «мерседесов»? Кто может сделать сто «мерседесов» за два месяца? И как ты мог дать двадцать процентов скидки?

Стряхнув в писсуар последние капли и застегивая ширинку, Георгий сказал:

– Мы только что собрали двенадцать миллионов долларов. Даже если каждый «мерседес» обойдется нам в пятьдесят тысяч, твоя доля – два миллиона баксов. Но если ты не согласен, я могу вернуть им эти деньги. Только скажи!

– Это безумие! – повернулся Винсент к Робину. – Как ты сможешь бронировать сто «мерседесов» за два месяца?

– Конечно, он сможет, – сказал Брух, моя руки. – Он уже почти миллионер! Разве он выпустит из рук такие деньги? Он будет работать как черт! Верно, Робин?

– Секунду! – сказал Винсент. – Где вы собираетесь держать эти деньги? Я имею в виду – двенадцать миллионов?

– В банке у Юрия. Не беспокойся – это правительственный банк! Абсолютно надежно. Как только Робин сделает сто «мерседесов», вы получаете свои доли! Без проблем! – И, положив доллар в тарелку черного гаитянина – смотрителя туалета, Георгий вышел.

– Fuckin’ Russian! – в сердцах сказал ему вслед Винсент.

– You’ll better learn it Russian way (Вы лучше выучите это по-русски), – на чистом английском посоветовал ему одетый в ливрею гаитянин. – Repeat after me: yobaniy Russkiy! (Повторяйте за мной: ебаный русский!)

– That’s right! Yobani Russki! – охотно повторил Винсент.

За окнами отеля «Националь», в котором жили Винсент и Робин, двадцать четыре часа в сутки кипела гигантская стройка. В огромной яме Манежной площади, насквозь продуваемой морозной московской метелью и даже по ночам освещенной мощными прожекторами, круглые сутки сверкали искры электро– и газосварки, вращались пузатые бетономешалки, колотили землю сваезабивающие станки-гидромолоты с надписями «Земстрой» на боках, топорщилась и росла жесткая витая арматура, чертили небо журавли подъемных кранов, и рабочие в брезентовых куртках и меховых шапках-ушанках работали «нон-стоп»: возводили стены грядущего чуда Москвы – первого в России четырехэтажного подземного торгового центра.

Но в этот вечер привычный ритм стройки был нарушен какой-то суетой – вдруг почти всюду погасли звездные сполохи сварки, по дну котлована забегали темные мужские фигуры, и три легковые машины, подпрыгивая на ухабах и опасно кренясь, стремительно спустились в котлован, окружив вышку гигантского сваедолбильного станка «Sekai Nippo». Из машин тут же выскочили мужские фигуры и ожесточенно закричали и замахали руками оператору станка, сидевшему в кабине на семидесятиметровой высоте. Но оператор то ли не слышал, то ли не видел их – он продолжал как ни в чем не бывало долбить скважину тяжеленной и гулкой японской «дурой». Кто-то из мужчин попробовал влезть к нему по скобам вертикальной железной лестницы, но при каждом ударе многотонной «дуры» в глубь шахты весь станок так сотрясался, что храбрец слетел с лестницы, как груша с дерева.