И пиво! Охлажденное, мягкое, с чуть горьковатым привкусом – самое то, чтобы снять напряжение и при этом не опьянеть. Николай открыл бутылку, перелил пиво в пол-литровую кружку и отправился в спальню, где включил телевизор, по которому шел фильм про войну. Николай завалился на кровать, поставив кружку на комод. Он потянулся за пультом, когда началась реклама, и чуть не заорал от ужаса: прямо на одеяле виднелся провал в никуда.

Николай с трудом подавил крик: всего лишь смартфон! Зеркальная поверхность телефона сыграла с Николаем злую шутку, вытащив все глубоко запрятанные страхи. Он перевернул смартфон, от души выругавшись, чтобы снять напряжение. Конечно, работа делает обыденной потусторонность того, с чем Николай и его коллеги сталкиваются изо дня в день, но иногда ужас пробирает до костейкармана.

Вот и сейчас все удовольствие от пива и ужина как корова языком слизнула. Отдел Николая землю рыл, но переходник обнаружить не удалось. Да и сущность, сидящую в проводнике, не установили. Ясно, что демон, но какой? Они из хаоса обычно не прорываются: своего тела у демонов категории А и Б не имелось, а человеческие не выдерживали.

Центр, наконец-то, зашевелился и подключил к делу топтарей из других районов. Но поиски ничего не дали – переходник нигде засечь не получилось. Какое-то поистине чертово дело! Это обстоятельство напрягало: неужели проводник явился с сущностью из другого региона? Но тварь была голодна – об этом свидетельствовали события в баре, ее на сухом пайке долго не продержишь, а никаких странных слухов, которые бы обязательно просочились, не было.

…В августе прошлого года Николай вместе со своим отделом отправился на диспансеризацию в ведомственную поликлинику. Перед тем как послать топтарей по врачам, Николая и остальных пропустили через сканер, обследующий организм. Тогда-то на Николае и обнаружили любовную привязку. Он два дня размышлял: что делать? Поверить, что любовь к жене – всего лишь приворот, Николай смог не сразу. Наконец, решился на детоксикацию и снова отправился в поликлинику. Его без лишних вопросов положили на кушетку, обвязали проводами, а затем началась экзекуция. Николая ломало так, что он думал, не выдержит.

Несколько раз он порывался нажать на тревожную кнопку. По спине ручьями тек пот, от боли выступили слезы. Удерживало Николая лишь изображение приворота на снимке: тот выглядел пауком, напившемся крови. Располагался «паук» в центре солнечного сплетения, присосавшись к источнику энергии. Когда Николай вылез из аппарата, его качнуло от слабости. Дежуривший фельдшер молча протянул чашку крепкого чая: горячего и сладкого, и упаковку печенья – это помогло поднять уровень глюкозы в крови.

Домой Николай вернулся поздно вечером. Посмотрел на Нину и впервые ничего не ощутил: чужая женщина сидит на диване и пялится в смартфон.

– Зачем ты это сделала? – спросил он.

Это и потом мучало: зачем? Он не был богат, красив или известен. У Николая не имелось нужных связей, влиятельных родственников и друзей. От этой истории осталось впечатление, что на нем поставили эксперимент, и это больно ударило по самооценке. Нина ничего не ответила, просто стала собираться. Николай смотрел на нее, чувствуя лишь пустоту внутри себя: хотелось кричать, ударить кулаком по столу, но даже этого он не мог – не хватало сил.

Вещей у Нины в квартире оказалось мало, будто она специально не обрастала ими, чтобы в любой момент уйти. Даже фамилию Нина в браке не поменяла: мол, не хочет заморачиваться с документами. Николай так и не дождался от нее внятного ответа, Нина отгородилась, точно у нее имелось право хранить молчание. Она забрала с собой все, не оставив даже мелочи вплоть до зубной щетки. Все верно, именно через личные вещи проще всего дотянуться до человека.

Пока закон разрабатывался, за подобные деяния в суд подать было невозможно. Ни за присуху, ни за отворот, ни за порчу, словно и не существовало подобного состава преступления. Николай не собирался привлекать Нину – он отделался малой кровью, но сама невозможность призвать к ответу виновника злила: так не должно быть! Но пока закон никак не мог прорваться через бюрократические заслоны, к тому же дело осложнялось тем, что не всегда возможно достоверно установить ответчика: здесь отпечатки пальчиков не всегда возьмешь, и ДНК-тест не поможет.

Николай прошелся по квартире. После того, как Нина ушла, он повесил напротив входа Семистрельную икону, а под порог приклеил красный треугольник, острием в сторону двери. Защита несерьезная, но все лучше, чем ничего, – так спокойнее. Потому что тогда Николай впервые ощутил свою уязвимость, и, как выяснилось недавно, не в последний раз.

Он вернулся в спальню, поставил телевизор на отложенный таймер и выключил свет. Бормотание и отблеск с экрана создавали эффект, что Николай находится в комнате не один, и хоть какой-то защиты – уснуть в полной темноте он сейчас бы не смог. Как ни странно, спал он спокойным и глубоким сном, ни разу за ночь не пробудившись, а поутру воспоминания стерлись, хотя на прививку сходить стоило.

Воскресный день Николай маялся от скуки. Пропылесосил пол, смахнул пыль, отварил макарон побольше, чтобы на несколько дней хватило. Звонить друзьям смысла не было: Володя с семьей на даче, Костя умер в прошлом году – тромб оторвался. Днем ранее трепались с ним по телефону, а тут, раз, и нет человека. Володя несколько раз с мая звал Николая на шашлыки, но тот мешаться не хотел: лучше потом встретятся, когда дачный сезон закончится.

Так и не придумав ничего интересного, Николай отправился в Кузьминский парк. Доехал до метро Волжская на маршрутке, а затем решил пройти через парк до Кузьминок. В тени деревьев сохранялось подобие прохлады. Николай никуда не спешил: нужно и время убить, и свежим воздухом подышать, ну относительно свежим. А еще прогулку можно засчитать за кардиотренировку, а то в последний месяц какие-то проблемы с пульсом появились.

Через полчаса он присел на скамейку – по такой жаре отдохнуть не помешает. Николай откинулся на спинку лавки и принялся разглядывать отдыхающих. Как всегда, полный набор: семейные пары с детьми и без детей, молодые пары и в возрасте, девушки, позирующие для селфи, парни, подтягивающиеся на турнике, велосипедисты… Оно и понятно: не дома же сидеть в такую погоду.

Неподалеку к дереву была прибита кормушка для белок, возле которой столпился народ. Все тщательно разглядывали кого-то в ветвях. Николай тоже присмотрелся: белка! Подыматься было лень, и отсюда все видно. Он с удовольствием вытянул ноги и пошевелил пальцами: а может, и не идти больше никуда? Сидеть тут, ничего не делать, глазеть на прохожих…

Рядом с деревом, к которому была прикручена кормушка, росла ель. Она погибала: ее иглы пожелтели и усыпали землю вокруг тусклым золотом. На мгновение Николай безучастно глядел на дерево, а потом взгляд зацепился за уголок глянцевой бумажки, торчащий из опавшей хвои. Вставать не хотелось, полуденная жара разморила, да и смысл подниматься: наверняка, обертка из-под пачки сигарет. Но Николай уже доставал из кармана одноразовую перчатку и пакет: пусть он выглядит идиотом, но следует убедиться, что это не схоронка.

Это была именно что схоронка: Николай выудил из хвои фотографию мужчины средних лет, с привязанной к ней пластмассовой куколкой, Черной Мадонной. Судя по тошнотворному запаху, там еще находилась то ли дохлая крыса, то ли птица, но разрывать останки Николай не стал. Он аккуратно убрал схоронку в пакет, сунул туда перчатку и сфотографировал дерево: надо передать все чистильщикам и прямо сейчас: не тащить же в квартиру подобную пакость.

В отделении дежурил Геннадий.

– Бабушка просила пирожков передать, – мрачно пошутил Николай, сунув ему пакет.

Тот достал перчатки, расстелил одноразовую салфетку на столе и высыпал содержимое пакета.

– Пирожки-то с мертвечиной, как посмотрю, – ответил Геннадий. – Где взял?

Николай перекинул ему на смартфон фотографию.