На эту дверь, на портал в Нехеву, было наложено запрещающее заклятье. Но не с этой стороны – в этом не было необходимости. Нет, вход был закрыт изнутри. Его запечатал Элариан. Лишь немногие знали про эту дверь. И уже целую вечность никто не рисковал ее открыть.

До этого момента.

Стиснув зубы так сильно, что те заскрипели, Ашер зарычал, чувствуя, как запрещающие чары вгрызаются в его тело, как лоза впивается в его спину и охватывает его – и это не дружеские объятия, а хватка дикого зверя, который до смерти проголодался.

Потеряв равновесие, Цето крепко ухватился одной рукой за плечо Ашера, а другой – за стену. Разумеется, он пытался помочь Ашеру, снова и снова посылая ему свою энергию, но, какой бы силой он ни обладал, здесь ее было явно недостаточно.

Дверь скрипела и трещала, упрямо сопротивляясь воле Ашера. Она поглощала все больше его энергии, но не открывалась. Его руки покрылись маслянистой жидкостью и кровью, он изо всех сил упирался ногами в землю. От новой волны его энергии задрожал весь коридор, вокруг них с Цето закружились пыль и мусор, так что эти двое не могли разглядеть, что происходит вокруг. В следующее мгновение Ашер обрушил энергетический удар на запрещающее заклятье. Ноги подкосились, он упал на колени, но по-прежнему крепко держался за дверь, не разрывая связь. Какой бы силой он ни обладал, каких бы чудищ, таившихся у него внутри, он ни выпустил на волю, Ашер не знал, сколько еще продержится. Запрещающее заклятье, словно яд, проникало в его тело, медленно и с наслаждением душило его, подобно змее.

Мила.

Перед внутренним взором Ашера возникло ее лицо. Сначала она улыбнулась ему, потом надула губы и взглянула на него бесстрашно, с упреком – как делала уже не раз. И вместо того чтобы сдаться и впустить в себя хаос, он снова обратился к тьме, которая таилась в нем, призвав бурю, которая едва не сокрушила коридор вечности.

Ему было все равно. Он откроет эту дверь – так или иначе.

Цето что-то прорычал, но Ашер не расслышал, что именно. Снова и снова он высвобождал энергию эфира, собирая ее из самых дальних уголков собственной души и этого места.

Внезапно он почувствовал прикосновение запрещающего заклятья, наложенного на древнюю дверь, словно живой замок, и вцепился в это ощущение, крепко ухватился за его магическую энергию – и тут же отправил ее назад, словно бумеранг. Быстрее, сильнее, яростнее.

Ашер снова вскрикнул: у него перехватило дыхание, его грудная клетка горела. Запахло подгоревшим маслом, прогнившим деревом и серой.

Его обдало жаром, а затем стало темно.

Одним движением, словно от взрыва, дверь распахнулась – и все кончилось. У него получилось.

Перед входом в коридор почти ничего не осталось – лишь обломки и пепел. Ашер оторвал пальцы от двери – вместе с приставшими к ним щепками и занозами. Теплая кровь заливала лицо – возможно, она смешивалась с маслом, не разобрать. Лоза оплела его довольно крепко, кое-где шипы впивались в руки и в виски, но сильнее всего – в спину.

Перед тем как он, тяжело дыша, наклонился вперед и упал, ему удалось улыбнуться. Элариан не смог преградить ему путь. Пока еще нет. Эта мысль придавала ему сил.

И Мила была рядом, в этом он не сомневался. Он снова и снова представлял себе, как она произносила его имя, вызывая в памяти ее голос. Может, ему померещилось?

– Даже если мои слова тебя не достигнут, я приду за тобой, – прошептал он. – Борись, Мила. Борись!

Я с тобой. Держись.

Впервые за всю свою сознательную жизнь Тариэль напился. Он отведал «вино богов». Так этот напиток называли Вечные, потому что он мог затуманить их разум. В него добавлялся специальный магический состав. Это был концентрированный жидкий эфир с добавлением меда. Напиток богов считался редкостью, потому что его компоненты требовалось сочетать в строгой пропорции: иначе он не действовал или отравлял того, кто его пил.

Вокруг Тариэля все словно кружилось. Он был в доме Михаэля. Там, в самом укромном уголке кухни, он и нашел вино – защищенное заклятьем и покровом невидимости. Оно было спрятано, но найти его не составило труда.

Теперь Тариэль сидел в любимом кресле Михаэля – с обивкой в разноцветную клетку. Кругом громоздились вещи человеческого мира, которые Михаэль так любил. Граммофон, плакаты, три разных «геймбоя» – по крайней мере, Михаэль говорил, что эти устройства называются именно так. Огромный телевизор, неуклюжий и угловатый старый компьютер; музыкальные инструменты; в углу поместилось даже устройство для приготовления попкорна.

Проклятье! На что ему сдался весь этот хлам? Чего ради он собрал его здесь, почему радовался ему? Казалось, будто Михаэль предпочел бы быть человеком, а не Вечным. Может, он именно поэтому пошел против самого Тариэля и против Совета? Нет, в это Тариэль не верил. Но почему же тогда Михаэль должен был умереть?..

Тариэль сделал еще один большой глоток и невольно закашлялся, потому что напиток адски обжигал. Какая ирония! И все же он согревал его изнутри и создавал ощущение, будто в нем есть что-то еще, кроме пустоты.

Недавно он поклялся, что смерть Михаэля не будет напрасной и он найдет Милу. У него осталась одна цель – довести эту миссию до конца. И хотя он по-прежнему верил во все то, что воплощал Совет и на чем держался его мир, сейчас ему было на все это плевать.

Ему говорили, что большие аномалии могут ввергнуть мир в хаос. И есть лишь один способ это предотвратить: уничтожить их. Тариэль верил в это и жил, следуя этому принципу. Но теперь он впервые задумался, единственный ли это путь. Он тут же тряхнул головой, отгоняя эти мысли. Он не мог позволить себе сомневаться.

Он сделал один глоток, затем еще. Голова закружилась сильнее, бутылка дрогнула в его руке, выскользнула из пальцев, и золотистая жидкость залила любимый плетеный коврик Михаэля.

– Черт побери! – тихо выругался Тариэль, наклонился вперед и закрыл глаза. Он обхватил голову руками, оперевшись локтями о колени.

Сегодня он будет скорбеть. А завтра тронется в путь. Он найдет Милу и… положит всему этому конец, и мир снова обретет равновесие. Да, он сделал все правильно! А может быть, потом ему даже удастся наказать Рахель за то, что она совершила. Нанести ей удар, который она вряд ли забудет. Она была Вечной, Светлой, но он никогда ей не простит того, как она поступила с Михаэлем.

Да, он сделал все правильно…

– Мне жаль. Мне так жаль, – бормотал он снова и снова, не понимая точно, о чем именно так сильно сожалел.

Каждый раз, когда Райя кричала, Мила кричала вместе с ней. Каждый раз, когда наступала очередь Милы и она теряла сознание от боли, Ролан снова приводил ее в чувства, возвращая к тому, что происходило здесь и сейчас. Он больше не давал им передышки, его терпение было на исходе, и он не пытался скрываться за маской. Мила уже давно поняла, что за ней таилось.

– Мы оба понимаем, что долго ты не продержишься.

Он приблизил свое лицо к Миле почти вплотную, его дыхание обдавало ее, она чувствовала сладковатый запах его пота. Его глаза, в которых горели алчность и гнев, неотрывно смотрели на нее. Одной рукой он крепко схватил ее за подбородок, заставляя поднять голову. Его губы сложились в улыбку. Мила никак не могла понять, как голос кого-то вроде Ролана мог звучать вот так – приятно, почти нежно. Голос совершенно ему не подходил.

– А если собственная жизнь тебе не дорога, подумай о том, что и Райя долго не продержится. Видишь веревки в руках Керима?

Он слегка наклонил голову Милы. Она увидела черные как смоль толстые веревки, вымазанные в чем-то. Внезапно они пошевелились. Они двигались сами по себе.

– На них наложено заклятье. Как только Керим выпустит их на волю, они обмотаются вокруг горла Райи и с каждым вопросом, который ты оставишь без ответа, они будут затягиваться все туже и туже, пока твоя дражайшая новая подруга не умрет мучительной смертью – от удушья, прямо у тебя на глазах.