В удобном кресле отныне Сандор чувствовал себя, как на иголках и всеми силами старался сохранять прежнее спокойствие. Проклятый дом, проклятые Блэры. Он уже жалел, что пошёл на поводу у жалостливо просящей помощи женщины. Дурак! Сам же говорил, что их не стоит слушать.

— Как ваш день? — будто бы вскользь интересовалась Лилиан, а у него сразу к голове приливала кровь. 

— Вы знаете какие-нибудь легенды? Кроме Библии. Возможно, связанные с ней или с Богом? — Лилиан любила истории, Сандор любил о них рассказывать, но на ум не приходило ни одной.

— Как вы думаете, кому сложнее жить? Женщинам, лишённым всего, или мужчинам, на которых всё взвалили? 

Сандору хотелось обхватить голову руками и заставить её прекратить. Речь Лили всё больше походила на змеиное шипение или ему это чудилось? Против воли священник всё равно слушал, отвечал, а потом судорожно дышал, только воспоминания овладевали им по возвращению в свою комнатку.

Он чувствовал себя будто в паутине, плотно в ней запутавшись. Куда бы не направился — везде ждали липкие нити и ловушка, а где-то там, в темноте этих мыслей плотоядно клацал паук, ожидая, пока Сандор окончательно себя измотает. 

— Отче?

Священник поднялся резко, почти вскочил однажды, не глядя на юную леди. Даже без этого знал, что Лили смотрит сейчас обеспокоенно и подозрительно.

— Сегодня мне лучше уйти, — хрипло проговорил Сандор. — Что-то нездоровится.

— Конечно, незачем себя мучить, — она улыбнулась, поднимаясь следом. — Стража проводит Вас к лошади.

— Я дойду сам, если позволите. Успел уже запомнить этот коридор. 

— Как пожелаете. До свидания, отец Сандор.

Он так и не взглянул на неё нормально вновь, только краем глаза заметил смятение, написанное на лице, и покинул залу. За ним действительно никто не шёл.

Сандору для начала нужно было разобраться в себе, прежде чем продолжать наставлять Лилиан, а сделать это в проклятом особняке было невозможно. Только покой и одиночество  — такие сомнения под час опасно доверять самым близким друзьям. 

Они встречались теперь через день, значит у Сандора были сутки на столь сложный труд над собой. После полудня он отправился в архивы — обитель скрежета пера, запах бумаги и истории. К тому же, Лилиан спрашивала о каких-то историях. Священник планировал освежить память нескольких, отобрав наиболее благоприятные и интересные. 

Поражаясь, как может быть здесь тихо при учёте поскрипывающих половиц, Сандор шёл меж стеллажей, заложив руки за спину. Пока что даже не искал чего-то конкретного — просто хмурился своим мыслям, вновь и вновь вспоминая. Иногда ему казалось, что прошла целая вечность — не больше, не меньше. Как будто всю жизнь ему недоставало какой-то очень важной датели, — хотя казалось бы какой, когда Господь всегда с ним, а сейчас он её нашёл, но душа упорно противится чему-то новому.

Если Бог послал его в помощь юной леди, то надлежало принять Лилиан как должное, часть своей жизни, которая останется с ним навечно. Ничего Он не делает просто так, всегда есть Замысел, который, порой, ужасно сложно понять и распутать. Не нужно задумываться, пусть и очень хочется иногда, пути Господни неисповедимы...

Внезапно Сандор замер. Его прошибло холодным потом осознания — всё то, что он сейчас испытывал, однажды встречалось священнику. Жажда к близости и, одновременно, отречение от неё, забота, страхи и сомнения. Он уже видел таких людей и был рад за них. Они постоянно витали в мыслях о каком-либо человеке, возвращаясь к его образу снова и снова в своём сознании, сомневались и боялись этого, но в конце концов принимали, потому что на то была воля Божья.

Неужели он, Сандор, верный слуга Господа умудрился... влюбиться? Ведь даже подумать страшно! Это было бы ещё хуже, чем видеть Лилиан в проклятом обличии, какой кошмар приснился ему на днях. Перво-наперво он — священник, Глас и глаза Его среди народа, он давал обет безбрачия, обещая посвятить себя Богу и никому другому. Сандор лишил себя возможности стать мужем и отцом, а теперь признаётся себе, что всё это время на самом деле любил свою подопечную, которая не понимает его по меньшей мере?

Священник никогда не знал обыкновенного, для прочих людей, этого чувства. Родители, не сумевшие разглядеть в нём посланника Бога, отреклись, называя уродом из-за почти белых волос и излишне светлых, водянистых глаз. Другие бездомные дети только смеялись, бросая камни и единственным светом в жизни стал отец Энтони, показавший запутавшемуся мальчику, Бога.

В детстве Сандор подолгу лежал перед сном и думал, что хотел бы видеть этого мужчину своим настоящим отцом. В нём было всё — строгость, доброта, милосердие и принятие. Маленький мальчик знал, что может рассказать этому священнику всё и тот простит, научит как надо. Прямо как Богу, но Бог может только настраивать нужную мелодию у твоей судьбы, никогда не давать прямых ответов, ибо вся наша жизнь — это достижение Его, внимание к учениям.

Перед сложнейшим выбором рано или поздно встаёт даже святой. Сандор нервно поджал губы, продолжив свой путь к нужным свиткам. Он не мог отделаться от ощущения, что всё это — простая фантазия, в целом нормальная, хоть и непотребная, для мужчины его возраста. Плоть слаба, но уже другая мысль била наотмашь — священник категорически не рассматривал Лилиан как некий объект, его влекла лишь душа, требующая освобождения.

Любовь, Господь, учения... Как это возможно?! Что за насмешку приготовил ему очередной поворот жизни, о чём Бог решил напомнить сыну Своему? Не-е-ет, Сандор не мог влюбиться по своей воле — всю жизнь он гнал подобные мысли взашей, наказывая себя. 

Испытание. Священник должен остаться собой, должен остаться стойким к этому чувству, не сгинуть в водовороте противоречий. Любую паутину сможет испепелить огонь, а сам паук — с визгом скрыться в тёмные углы, потом задохнуться от дыма и упасть замертво. Господь просто желает убедится в том, что он, Сандор, готов пожертвовать всем во Имя Его.

Не редки случаи, когда служители церкви посещали различного вида светские мероприятия. Сам Сандор был на таких редким гостем, поскольку видел насквозь множественные проявления лицемерия, присущее большинству людей знатного происхождения. Это обстоятельство злило его безмерно, поэтому чаще всего это бремя нёс отец Итан. В этот раз отсидеться не получилось — у старшего священника появились некие неотложные дела. 

Поздним вечером начали съезжаться гости, сам Сандор прибыл одним из последних. Добирался в простой, но крытой повозке без изысков, чего нисколько не стыдился, по прибытию передал её на попечение кучера и подоспевшего служивого хозяев дома.

Думал, что сможет большую часть времени оставаться в стороне, как это и происходило обычно. Священник не пил вина, почти не ел на таких мероприятиях. Изредка кивал, если к нему подходили заговорить, мог зафиксировать помолвку, если таковая происходила, но на большее совершенно не годился. 

Девушки в пышных платьях, богато расшитых — все стремились показать превосходство над другими. Сказать жестами и нарядами:

— Я богаче, я лучше. 

А Сандор только морщился, подсчитывая, сколько из них потом окажется на исповеди и будет каяться в том, чего легко могли бы не совершать. Один изъян, который в людях был священнику всегда не понятен — тяга к праздности, жадности. Господь простит их, как и всегда, но как же больно, наверное, Ему, смотреть на эти олицетворения грехов! Потому священник будто бы пропадал в себе, то и дело думая: «Прости их, Господи, грешных детей Своих» и ловил очередную женскую сплетню.

Разговоры эти быстро замолкали, если Сандор оказывался рядом — будто спугнул стайку мелких рыбёшек.

... — Говорят, он приставал к ней! Уж не знаю, чем дело кончилось, да только Эмили МакКонстор долго не появляется на людях. Видать, есть чего стыдится.