Время шло, и город рос, и люди, известные как яппи, покупали большие безвкусные особняки в новых пригородах на больших участках, где дома в шутку называли поместьями, а некоторые семьи держали гольф-кар в гараже на три, а то и четыре машины. Уитманы жили как раз в таком районе, потому что – давайте смотреть правде в глаза – можно было получить больше земли за те же деньги, а соседи жили достаточно далеко для того, чтобы совать нос в ваши дела. Компания Уитмана только набирала обороты, и, чтобы позволить себе ипотеку за дом, и «БМВ», и новый «Лексус» для Джулии, и учебу девочек в частной школе, Брэд Уитман, втайне мечтавший о Хилл-Сайде, вынужден был довольствоваться этим.
Но потом он изобрел какой-то гаджет (мы не уверены, какой именно), запатентовал и продал серьезному поставщику за два с чем-то миллиона долларов. Следовательно, теперь он мог перевезти Джулию и девочек в дом в Хилл-Сайде. В дом поменьше, увы, с садом в четыре тысячи квадратных футов, а не восемь и даже не шесть. Но Брэда и такой вариант устраивал; налог на имущество меньше, чем с крупного особняка, а адрес такой же престижный.
Так что Уитманы планировали перебраться туда, но их лучшие друзья, Джеймисоны (Джимми занимался фармацевтикой и зарабатывал очень приличные деньги), предложили Оак Нолл с его старыми жилищами и стареющим населением. Жители округа один за другим продавали свои дома и перебирались в дома престарелых. Или умирали, а их детям совершенно не хотелось возвращаться в видавшие виды старые дома с одной ванной, где они выросли, дома, где теперь пахло нафталином и средствами от геморроя, а потолок и стены были покрыты никотиновыми разводами. Так что дети забирали сувениры на память, а остальное выставляли на продажу.
В отличие от Хилл-Сайда, где дома были такими же старыми, а то и старее, хотя лучше пахли и лучше выглядели, в Оак Нолле не требовалось платить бешеные деньги за дом, а потом еще раз за его полную переделку. Дома здесь оставались настолько дешевыми, что можно было снести старый и построить новый, используя современные материалы и технологии, теплоизоляцию и энергосберегающее стекло, платить меньше налогов, меньше тратить на коммунальные услуги и ремонт, а если потом продать этот дом, то получить больший доход на инвестиции. «Оак Нолл понимает, что к чему», – сказал Брэду Джимми Джеймисон.
Он уже нашел строителей, но Брэд не собирался верить рекламе на слово, поэтому Джимми отвел его в только что построенный ими дом Марка и Лизы Вертхеймеров. Мужчины стояли в кухне с потолком в десять футов, мраморными столешницами, холодильником «Саб-зиро» и плитой «Вульф», и Брэд сказал: «Черт возьми, я точно должен построить такой дом для нас с Джулией».
Расставляя пионы в вазы на подоконниках более чем скромной кухни, Вэлери смотрела из окна, как Ксавьер беседует с новым соседом. На вид мужчина соответствовал всем ее представлениям о жильце огромного дома: белый, под пятьдесят лет, модные фирменные плавки, которые хорошо сочетались с личным бассейном и огромным грилем из нержавеющей стали посреди выложенного плиткой патио. Шлепанцы, бейсболка козырьком назад. Большой ребенок с большими деньгами.
В последнее время таких стало появляться много. С несколькими похожими мужчинами она даже ходила на свидания благодаря подруге из инженерного колледжа, у которой было много знакомых, работавших в промышленной сфере. Как правило, свидания ни к чему не обязывали: встретиться где-нибудь на часик, посмотреть, возникнет ли химия, понять, благородными ли намерениями он руководствуется, желая встречаться с темнокожей женщиной. Вэлери Алстон-Холт не была сексуально озабоченной дамочкой, готовой воплощать фантазии о белом господине и его рабыне – да, в самом деле находились мужчины, которых возбуждала эта мысль, и они не сомневались, что она возбудит и Вэлери.
Ксавьеру она ни о чем не рассказывала. Даже когда у нее наметились серьезные отношения, предпочитала держать язык за зубами. Мы имеем в виду мужчину, с которым она познакомилась на конференции в Вирджинии почти три года назад, но которого Ксавьер видел только дважды. Его звали Крис Джонсон – на наш взгляд, унылее имени не придумать. Однако человек он был интересный, преподавал в Школе лидерства и государственной политики Фрэнка Баттена Университета Вирджинии. И к тому же пел баритоном в квартете, получившем какой-то приз. Их роман сводился к регулярному общению в FaceTime и свиданиям по выходным – слава Богу, теперь Ксавьера можно было оставить одного дома.
К себе Вэлери Криса не приглашала, кроме тех двух раз, о которых мы уже сказали, и почти о нем не говорила. Как знают все родители-одиночки, встречаться с кем-то и одновременно воспитывать одного, а то и нескольких детей – то еще приключение. Вэлери не хотелось, чтобы Ксавьер нервничал из-за отношений, которые еще не факт, что сложатся. Если мальчик на чем-то зацикливался, то обычно надолго. Характер Ксавьера проявлялся с самых ранних лет: любимое одеяло, блюдо, игрушка, книга, писатель – одним летом он не читал ничего, кроме романов Брайана Джейкса о Рэдволле[3], зато уж проглотил все двадцать два. У него было всего два близких друга, и оба – с начальной школы. И, конечно, он был помешан на музыке и гитарах.
Вот вам еще пример его удивительного упорства. Мысль о том, что его могут не взять в колледж мечты, не давала Ксавьеру спокойно спать, хотя он был ничуть не менее талантлив и подготовлен, чем его конкуренты. К радости тех, кто жил поблизости и мог в спокойную погоду услышать в открытое окно его игру, Ксавьер занимался каждый день – час перед школой и два часа вечером, вернувшись домой с подработки в продуктовом магазине. Потом делал уроки. Два дня до прослушивания и день после него юноша почти не мог есть – а это говорит о многом. И хотя, приехав домой из Сан-Франциско, Ксавьер постепенно вернулся к нормальной жизни, он оставался взвинченным и напряженным до середины марта, пока не узнал о результатах прослушивания. Вот какой это был юноша. Вэлери изо всех сил старалась научить сына обращать собственную упертость на пользу себе самому. Хорошие оценки, упорный труд, положительные рекомендации учителей и босса – все это окупилось.
Но все это могло с той же легкостью обратиться и против него, даже теперь; как часто за последние несколько лет Вэлери вечерами ждала сына домой, молясь, чтобы его или его друзей не остановила полиция? Молясь, чтобы он не оказался в ситуации, в которой его поняли бы неправильно, сочли бы опасным, уличили бы в преступных намерениях? Он был высоким. Он был темнокожим. Вэлери много раз говорила сыну: «Если они тебя испугаются, они будут стрелять». Ей было противно вообще говорить об этом, противно признавать, что хорошее отношение к людям других национальностей, которое так старательно воспитывалось в ней, в ее муже и других людях, похожих на них, ничего не стоило. Почему нельзя видеть друг в друге просто людей и держаться вместе, во имя всего святого? Планета гибла, пока люди решали, кто из них больше американец и кто американец вообще.
Вэлери смотрела, как Ксавьер прощается с соседом и идет в дом.
– Они все тут, – сказал он, заходя в кухню.
– Хорошо. Дай только закончу с цветами и помою посуду.
Ксавьер перегнулся через кухонную стойку, вынул из миски яблоко и вытер футболкой. Потом еще одно. Потом сказал:
– Он думал, что ты меня наняла помочь в саду.
– Я должна удивиться?
– Еще он думал, что ты – пожилая леди. Ну, не конкретно ты. Он думал, что тут живет пожилая леди. Что так сказал его риелтор.
– Ну, ошибся, – она вытерла руки полотенцем. – Он сказал, как его зовут?
– Брэд какой-то там. Занимается системами климат-контроля. Заявил, что его крутят по телику, с таким видом, словно я должен его знать.
– А, точно-точно. Кажется, Эллен говорила, что дом покупает местная знаменитость. Она просто забыла, какая знаменитость и какой дом. Конечно, в такой сфере прилично платят.
