В зал вошел дон Антонио, и дон Чема умолк.
– Мессер, – проговорил субдатарий, с неглубоким поклоном протягивая инквизитору плоскую черную шкатулку, – вот документы, о которых говорил монсиньор кардинал. К письмам приложены векселя, которые вы можете предъявить нашим агентам в Урбино и Парме. Уверен, вы понимаете, что цель вашей поездки – поимка опасного еретика; содержание же миссии и ее детали, и в этом мы с его высокопреосвященством единодушны, разумно было бы оставить in petto[30]. – Он сладко улыбнулся. – Ну и на прощание помянем великого Помпея: «Navigare necesse est, vivere non est necesse»[31].
Еще раз поклонившись, он вышел из зала бесшумным воровским шагом.
Когда мы спустились к мосту Сант-Анджело, солнце скрылось, пошел дождь.
Трупы преступников, вонявшие на всю округу, с моста убрали – кардинал Альдобрандини, который вдобавок к прочим носил титул коменданта крепости Сант-Анджело, требовал, чтобы мост содержался в чистоте.
Теперь мы ехали не одни – в окружении саксонской дюжины.
Скакавший впереди Капата одним своим зверским видом обращал прохожих в бегство, и вскоре мы без помех добрались до Колизея, откуда рукой было подать до цели.
Монастырь, где находилась Нелла, оказался довольно неказистой постройкой, примыкавшей к церкви Санта-Мария-Нуово, и, конечно, не шел ни в какое сравнение с высившимся напротив, на вершине Капитолийского холма, палаццо семьи Орсини, которые возвели свой огромный дом на обломках древнего театра Марцелла.
Саксонцы спешились под навесом у входа, а нас, дона Чему и меня, пригласили внутрь.
Впереди шла монахиня со свечой в глиняной кружке.
У двери кельи нас ждал дюжий бородач в рясе с капюшоном.
– Navigare necesse est, – сказал он, испытующе глядя на инквизитора.
– Vivere non est necesse, – ответил дон Чема.
«Ночной пес» с поклоном открыл перед нами дверь.
В крошечное окно кельи едва проникал жидкий дневной свет.
Дон Чема взял у монахини кружку со свечой и поставил на столик у изголовья кровати, над которым висело распятие.
– Оставьте нас, сестра, – сказал инквизитор, а когда монахиня вышла, приказал «ночному псу»: – Никто не должен нас беспокоить.
Как только дверь закрылась, дон Чема откинул одеяло, и нашим взорам предстала Нелла, обнаженная, прекрасная и сонная.
– Какого цвета были ее волосы? – спросил дон Чема, низко склонившись над девушкой.
– Она была обрита наголо, мессер, а по отросшей щетине трудно судить…
– Да-да… тебе не кажется, что со вчерашнего дня она изменилась?
Я подошел ближе.
– Смелее, Мазо!
– Ну… бедра стали чуть шире… мессер, я не очень хорошо ее разглядел, поэтому могу и ошибаться… она как будто съежилась, стала меньше…
Дон Чема достал из кармана нитку с узелками и измерил Неллу.
– И пониже ростом, – сказал он. – Похоже, в отсутствие Джованни она опять стала меняться.
Нелла вдруг открыла глаза и приподнялась на локтях.
– Дети и собаки не доверяют тем, кто выше их, – сказал дон Чема, опускаясь на табурет. – Сядь, Мазо.
Мне пришлось устроиться на краешке кровати в ногах у Неллы.
– Ты помнишь, что произошло, Нелла? – спросил инквизитор, подавшись к ней. – Ты помнишь Джованни? Где он, Нелла?
Хотя голос дона Чемы звучал ласково, девушка испуганно сжалась, а потом вдруг метнулась в мою сторону, спряталась за меня, прижавшись всем телом к моему и крепко обняв обеими руками.
От ее запаха у меня закружилась голова.
Я попытался высвободиться из ее объятий, но безуспешно.
Дон Чема знаком велел мне сохранять спокойствие.
– Ты его знаешь, милая? – спросил он, указывая на меня. – Кто он?
Нелла как будто чуть-чуть успокоилась, ослабила объятия, а потом взяла меня за руку.
Меня ударила дрожь.
– Где ее сорочка? – спросил я потерянным голосом. – Нельзя ли ее одеть, мессер?
Дон Чема пошарил под подушкой, достал мятую сорочку из простого тонкого холста и протянул Нелле.
Поколебавшись, она взяла сорочку и, не выпуская моей руки, сползла с кровати.
Я был вынужден помочь ей.
Она повернулась ко мне, надела сорочку и вдруг улыбнулась.
– Виверна, – проговорила она, – сияние Виверны…
Мы с доном Чемой переглянулись.
– Виверна? – спросил инквизитор. – Что ты знаешь о Виверне, Нелла?
Но она игнорировала его вопрос, села рядом со мной и снова взяла за руку.
– Что делать, мессер? – спросил я. – Ведь так мы можем разговаривать хоть до Страшного Суда!
– Ты прав. – Дон Чема со вздохом встал. – Нам пора, Нелла, прощай.
Я встал, попытался отнять у Неллы свою руку, но она не отпускала. Я напряг силы, стараясь не причинить девушке боль, но Нелла вдруг застонала, потом закричала и бросилась на дона Чему. Мне удалось ее удержать, но при этом мы оба упали. Нелла ловко обвила меня руками, обхватила ногами, сорочка на ней задралась, обнажив бедра и ягодицы, и, когда я повернул лицо к ней, девушка впилась в мои губы с такой яростью, что я почувствовал вкус крови.
Не знаю, чем бы это кончилось, не раздайся с небес трубный глас инквизитора:
– Vade retro! Vade retro, satana![32]
Объятия ослабли, Нелла обмякла и отвалилась на спину.
Стоя на четвереньках, я с трудом перевел дух, дрожащими руками поправил сорочку, чтобы прикрыть если не пажити, то хотя бы храмы Неллы, и вопросительно посмотрел на хозяина.
– У нас нет выбора, Мазо, – сказал дон Чема, – не можем же мы бросить ее на съедение безумию.
Я горестно вздохнул.
Дон Чема постучал в дверь.
– Плащ с капюшоном, – приказал он «ночному псу». – И нашего капитана сюда. Живо! – Повернулся ко мне, топнул ногой. – За дело, Мазо, надо написать кардиналу, что мы везем Неллу в Виверну!
Поднявшись наконец на ноги, я сплюнул в ладонь – слюна была алой от крови, моей и ее крови, – и не раздумывая слизнул и проглотил плевок.
Мадонна Вероника, Нотта, наши конюхи, сторожа – все были немало удивлены, снова увидев Неллу, которая минувшей ночью в этом доме направо и налево разила железом людей, виноватых лишь в том, что попались ей на глаза.
Сомневаюсь, однако, что Нелла понимала, что делала ночью и где она находится сейчас.
Саксонцы сняли ее с коня и отнесли в комнату наверху.
Но даже в полубессознательном состоянии она держала меня за руку, поэтому мне пришлось подняться в ее спальню и дождаться, когда она забудется сном.
– А ведь нам понадобится хотя бы одна женщина, чтобы было кому ухаживать за Неллой, – сказал я, вернувшись к хозяину. – Путь предстоит долгий, и кто-то же должен все это время мыть ее, кормить, раздевать, одевать…
– Признаться, об этом я не подумал, – сказал дон Чема. – Можно попросить монахинь, но нам утром выезжать…
– Придумаем что-нибудь, – сказал я. – Доверьтесь мне, мессер.
Дон Чема удивленно хмыкнул, однако расспрашивать не стал.
У меня и впрямь был замысел, но его успех целиком зависел от Нотты.
Пока женщины хлопотали насчет ужина, дон Чема решил преподать мне урок военного дела: «Дорога – это всегда неизвестность».
Однажды, выпив за ужином лишнюю кружку красного «колли», он поведал, что носит на поясе кинжал, подчиняясь зову крови предков по отцовской линии – храбрых испанских вояк, но железу предпочитает слово Божье, как это было принято у предков по материнской линии – вестфальских католиков, восставших против безбожных мюнстерских коммунистов.
Дон Чема позвал меня в свой кабинет – огромную комнату со сводчатым потолком, где на столе, заваленном бумагами и книгами, меня ждал вместительный ларец с ручным оружием.
– Эти будут твоими, – сказал хозяин, выкладывая на стол два пистолета – маленький и большой. – Вот этот называется пуффер, его удобно прятать в одежде, но стрелять из него лучше в упор. – Дон Чема извлек из кармана ключ. – Этим ключиком заводишь пружину, после чего нажимаешь курок, колесико вращается, высекая из кремня искру, которая воспламеняет порох, и происходит выстрел. Надежное оружие, хотя приходится довольно часто менять колесико – оно истирается кремнем – и следить, чтобы в механизм не попадала грязь. Дорогая игрушка… – Он взял со стола большой пистолет. – А из этого можно убить врага за пятьдесят шагов. Ставишь курок с кремнем в такое положение – называется предохранительный взвод, – открываешь крышечку, насыпаешь на эту полку немного пороха – ближе к затравочному отверстию, опускаешь крышку, взводишь курок для выстрела… К сожалению, он часто дает осечки, зато прост, дешев и в отличие от безжалостного пуффера позволяет не видеть лицо человека, которого ты убиваешь…
