Начало речи командира не обмануло их ожиданий.

– Я тут в субботу побеседовал с одним молодым офицером… – начал полковник и сделал выразительную паузу.

Мои коллеги широко улыбнулись, понимая, о чем пойдет речь, остальные офицеры ждали продолжения.

Полковник повернул голову в мою сторону. Я смотрел прямо перед собой, не желая встретиться глазами с командиром, но и не опуская взгляда, – «я же на службе».

– Так вот что я должен вам сказать, – продолжил полковник. – Этот молодой офицер – не чета вам. Это думающий офицер! Он сам оценивает свои поступки и делает надлежащие выводы!

И в этот момент он выразительно посмотрел в мою сторону. На этот раз наши взгляды встретились и в глазах «молодого офицера» отчетливо читалось чувство уважения и благодарности. Полковник, как мудрый отец, простил молодому отпрыску его дерзость. Наверно, он видел, что за ней скрывалось требование уважения к себе и понимание ответственности за свои поступки. А эту черту характера он ценил превыше всего. Фамилию «молодого офицера» командир так и не назвал.

Офицеры моей группы такому исходу очень удивились.

– Странно, почему он ему не врезал… Надежды, что появится тот, кто возьмет все наряды на себя, не оправдались.

И тут же об этом эпизоде все забыли. Только не я. Уже прошел по экранам фильм «Доживем до понедельника», где ученик в сочинении на тему о счастье пишет одну только фразу:

«Счастье – это когда тебя понимают».

Эпизод в начале службы был ярким тому подтверждением.

Прошло много лет, когда я понял, что этот эпизод был кульминацией становления моего характера. Вспоминая отдельные моменты из жизни до этого случая и после него, и анализируя причины и последствия тех или иных поступков, я понимал, что именно этот эпизод подвел черту под юношеским взрослением и направил последующее формирование характера.

После этого я осознал, что уже никогда не смогу лебезить и приноравливаться, добиваясь помощи, поддержки или особого отношения со стороны других, более сильных, властных и могущественных людей, при этом всегда оставаясь в полной зависимости от них.

Хотя о чем это я? Разве не комфортно двигаться в кильватерной колонне к цели, которую назначит лидер? Лидер идет вперед и увлекает за собой команду. Что может быть в этом плохого или предосудительного?

В дальнейшем жизнь показала, что я могу хорошо чувствовать себя в команде не на ведущих позициях. Но… только до тех пор, пока мне близок и понятен смысл коллективного действия. Как только это условие нарушается, я начинаю выпадать из нее и команду приходится менять.

Менять себя я не согласен!

Степень независимости характера навсегда определяет, будешь ты ведущим или ведомым. Перед Богом ни одно из направлений не имеет преимуществ, да и выбор этот, по всей видимости, делает не сам человек. Так ему суждено! У ведущего нет преимуществ, кроме права самому выбирать свой путь, зато в изобилии тяготы ответственности за тех, кто за тобой идет.

Когда-то наступает момент, когда человек это осознает и дальнейшее его развитие происходит под знаком этого выбора.

Это не автобиография и не назидательная «педагогическая поэма», несмотря на посвящение сыновьям. Сыновья выросли и никакими назиданиями их не направить, не исправить и не перевоспитать.

Каждый человек проектирует и постоянно перепроектирует свою жизнь в каждый ее момент. Бывает, что самое незначительное событие изменяет направление вектора, после чего, как не пытайся вернуться на прежний путь или не допустить этого изменения, оно все равно происходит. «Что криво, уже не станет прямым», как говорит нам Екклезиаст.

Начиная свой рассказ я хотел отыскать эти точки бифуркаций в своей жизни. Уже довольно давно я понял, что можно найти в прожитом времени те ситуации, которые повлияли на формирование каких-то черт твоего характера. Однако сделать это можно только по прошествии большей части жизни, и то, если память со всеми подробностями сохранила эти определяющие моменты. Но память – не самый надежный источник информации. Даже если человек привык на протяжении всей жизни скрупулёзно вести дневник, его записи не отражают всей полноты обстоятельств событий. Поэтому бесконечно прав Тютчев – «… мысль изреченная есть ложь».

Чтобы представить одновременно и события и их внутреннее восприятие, первоначально я хотел вести рассказ от лица внутреннего «собеседника». Ему позволено отходить от фактографической точности описания и даже придумывать некоторые события и их персонажи. Такой прием защищает автора от возможных упреков реальных участников некоторых событий в неверном их описании. Не важно, какими они были в действительности, но внутренний «собеседник» автора увидел их такими.

Однако от этого приема пришлось отказаться, потому что получалось слишком заумно и натянуто. В дальнейшем внутренний голос будет лишь изредка присутствовать как оппонент или комментатор, а рассказывать я буду от первого лица, то есть от себя. При этом что-то буду домысливать, что-то выдумывать, а о чем-то умалчивать. Как же без этого?

Мой рассказ пойдет, в основном, в хронологическом порядке. Однако будут присутствовать и вставки, клипы, которые нравятся современной молодежи, потому что не требуют удержания некоторой последовательности мыслей в голове.

Логика молодых и не очень молодых сейчас «однобитовая» – только «да» или «нет». Потому, наверное, и шахматы в наше время никого не привлекают. Все партии сегодня, я думаю, заканчивались бы в три хода – киндерматом.

Оценить и учесть многообразие и системность отложенных воздействий на судьбу не только отдельного индивидуума, но и страны в целом представляется неразрешимой задачей для поколения магистров бизнес администрирования (МВА).

А значит и нечего об этом думать.

Одним из самых ярких эпизодов, сохранившихся в памяти, был теплый солнечный летний день 1953 года. Вместе с детьми своего двора я играю на проезде около дома.

Останкино, 3-й Новоостанкинский проезд. Посредине проезда – дорога, засыпанная плотно укатанным шлаком – отходами металлургического производства, – по бокам которой оставались лужайки шириной метров семь, окаймленные посаженными тополями. В то время тополя достигали высоты второго этажа, то есть метров четырех-пяти.

За тополями вдоль заборов проходил пешеходный асфальтовый тротуар, на котором детям было хорошо играть в классики. По обеим сторонам проезда были двухэтажные каркасно-засыпные дома, перемежающиеся дворами частной застройки.

Двухэтажные дома, в одном из которых я жил, были построены в 1935 году для строителей метрополитена. Таких домов было немало по окраинам Москвы, а Останкино и было окраиной. До революции, да и до войны, Останкино было дачным местечком, сформировавшимся вблизи Шереметевского летнего дворца.

Эти дома строились для рабочих, строителей, а также студентов, откуда были и названия микрорайонов: Алексеевский студгородок, названный так по названию села Алексеевского, которое до начала 60-х годов находилось на месте сквера перед монументом «Покорителям космоса». Этот городок, наверное, был построен для студентов находящегося неподалеку Финансового института, а также МАРХИ, возможно, и для других студентов.

Бараки в Пушкинском студгородке в Останкино

У нас же в Останкино был Пушкинский студгородок, названный так по поселку Пушкинский, на месте которого были построены дома. Этот студгородок ярко описан в повести Асара Эппеля «Травяная улица»[1].