Да и трудно предположить, чтоб потрясения и грандиозная работа предыдущих лет никак не отразились на его здоровье, не наложили свой отпечаток на его облик. А жизнь журнала требовала усилий каждодневных. Салтыков, который преклонялся перед Некрасовым в его борьбе за сохранение журнала, писал: «Хлопоты с цензурой унизительные, и, право, я удивляюсь Некрасову, как он выдерживает это. Как хотите, а это заслуга, ибо он материально обеспечен… Боюсь, что он устал, что-то начинает поговаривать об отставке. А без него мы все – мат» (15 апреля 1876 г.).

Первые признаки болезни появились в зиму 1874-1875 г. Некрасов испытывал недомогание, вялость, острую невралгическую боль, обращался несколько раз к доктору Н.А. Белоголовому, однако держался, работал, ездил на охоту, бывал в редакции. В эту зиму он участвовал в редактировании сборника «Складчина» в помощь пострадавшим от голода в Самарской губернии, готовил восьмитомное собрание сочинений Островского, активно работал в Литературном фонде; в результате возобновившихся отношений с Достоевским, в «Отечественных записках» началась публикация романа «Подросток».

В «Складчине» Некрасов поместил «Три элегии», посвященные А.Н. Плещееву. Этот лирический цикл, сложившийся из стихотворений и отрывков разных лет, посвященных А.Я. Панаевой, завершает «панаевский» цикл и воспринимается не как стихи, посвященные реальной или уже ушедшей любви, в них тоска по любви, которой давно нет, какой уже и быть не может, но мечта о ней не умирает и расстаться ней невозможно:

А.В. Никитенко писал поэту, прочитав «Элегии»: «Это не новость, что Вы пишите прекрасные стихи и что в них протекает Ваша поэтическая струя. Но в тех стихах, которые теперь передо мною, истинное и глубокое чувство, прошедшее сквозь бури и тревоги жизни, возвысилось до идеальной прелести и чистоты».

Летом 1875 г. Некрасов с Зиной последний раз жили в Карабихе, чувствовал он себя плохо, постоянно жаловался на боли, не дающие покоя, но, превозмогая их, работал, писал сатирическую поэму «Современники», в которой показал зарождение и разгул капиталистического хищничества в России. Соединив в картинах поэмы документальную основу (почти все ее персонажи – реальные лица) с гротескными характеристиками лиц, он создал колоритные образы современных «рыцарей наживы». Поэт увидел и выставил на позор отвратительные стороны русского капитализма в то время, когда для многих они еще не проявились достаточно отчетливо.

С осени началось «беспрестанное хворанье», физическое состояние неуклонно ухудшалось, больной временами не мог спать, мучительные боли временами лишали его способности к любой деятельности. Поездка в Крым, по совету доктора Боткина, принесла некоторое облегчение, стали возможны пешие прогулки, поездки в экипаже в горы и в Оре-анду. Сообщая сестре о жизни в Ялте, о том, что стал немного крепче, Некрасов восклицал: «…Кабы не проклятые боли – пропасть бы написал…» Однако в Ялте работал он немало, писал лирические стихи, которые вошли в книгу «Последние песни».

А главное, именно здесь была завершена четвертая часть «Кому на Руси жить хорошо». Текст ее, лишенный, на удивление, каких-либо следов болезни или усталости, поражает силою мысли и яркостью изображения. Один из современников (народник А.Г. Штанге) отметил эту особенность: «Поразительным является тот факт, что “Пир” написан полуживым человеком, над которым уже была занесена неумолимая рука смерти». Но совсем немногие знали, с каким мужеством и ожесточением боролся поэт с цензурой, запретившей публикацию последней главы его поэмы. Однако борьба эта закончилась поражением автора: «Пир на весь мир» был вырезан из ноябрьской книжки «Отечественных записок» за 1876 г. по распоряжению цензуры. И дважды глава была напечатана нелегально: в Петербурге в 1879 г., а в Женеве в 1882 г.; в легальном издании – «Отечественные записки», 1881, №2.

К концу года консилиум знаменитых врачей определил у Некрасова рак кишки, врачи настаивали на операции, но больной поначалу отказался. И принялся приводить в порядок свои земные дела: написал завещание, официально оформил для Салтыкова и Елисеева статус соредакторов «Отечественных записок», подготовил к изданию книгу стихов «Последние песни», обвенчался с Зинаидой Николаевной. И даже позировал, по просьбе П.М. Третьякова, художнику И.Н. Крамскому, создавшему его замечательный портрет.

В первом номере журнала за 1877 г. были напечатаны стихи из последней книги, среди них стихотворение «Скоро стану добычею тления…», из которого читающая публика узнала о тяжелой болезни поэта. И на него обрушился поток писем и телеграмм, ни читать, ни отвечать на которые сил у него уже не было, приходили десятки посетителей, которых тоже не могли принимать. Но в начале февраля к поэту пришла депутация студентов нескольких институтов с адресом, в котором выражалось преклонением перед ним, поэтом и гражданином, под адресом было 395 подписей. Некрасов выслушал текст приветствия, и, взволнованный, прочитал депутатам стихотворение «Вам, мой дар ценившим и любившим.», и подарил на память листок, на котором было им написано его лирическое прощание с читателями. Этот автограф Некрасова много лет висел в рамке под стеклом в студенческой читальне Петербургского университета:

После состоявшейся все-таки операции, которая подарила больному еще несколько месяцев жизни, здоровье его несколько улучшилось. Некрасов лето провел на даче, мог сидеть в кресле, принимал приятных ему посетителей. Здесь состоялась последняя его встреча с Тургеневым, которая так потрясла обоих, что они смогли только обменяться безмолвным рукопожатием. Здесь получил Некрасов последний привет от Чернышевского, сосланного в далекий Вилюйск.

И в эти последние месяцы он еще продолжал писать стихи, в которых звучали главные темы его творчества: обращения к родине, к народу, к ушедшим соратникам и к тем молодым, кому предстоит нести в народ «разумное, доброе, вечное», к другу-читателю. И конечно же, к Музе, служению которой он посвятил себя. К ней обращено последнее стихотворений Некрасова, сочиненное за несколько дней до кончины:

Некрасова не стало 27 декабря 1877 г. (по новому стилю 8 января 1878 г.). 30 декабря состоялись похороны поэта на Новодевичьем кладбище. От Литейного проспекта до Московской заставы гроб несли на руках, а сопровождала его толпа в пять тысяч человек. Так в Петербурге не хоронили еще ни одного поэта.

Сегодня, через двести лет от рождения Николая Алексеевича Некрасова, читатели почтительно и благодарно склоняют головы перед этим удивительным человеком, который прожил не очень долгую жизнь, но оставил след невероятной значительности.

Он был первым журналистом страны 30 лет, и только потомки в полной мере смогли оценить огромность его труда, профессионализм и качество его работы, его интеллектуальные и деловые возможности и его совершенно особое место в российском обществе, мало с кем сравнимое по значению и популярности. Но деятельность Некрасова-журналиста – это уже история, прошлое, которое можно изучать, оценивать и поражаться грандиозности сделанного этим человеком. И помнить, как помнили о нем эмигранты первой волны, когда создавали свой журнал: в его названии они использовали имена обоих некрасовских журналов, назвав его «Современные записки».