Гораздо ближе к осуществлению казались поначалу мечты сделаться поэтом, издать книгу стихов, стать известным. Скорее всего, именно эти планы подвигли юношу остаться в столице и пойти на конфликт с отцом. Однако и здесь его ожидало жестокое разочарование.
Один из сыновей Фермора познакомил Некрасова с Николаем Алексеевичем Полевым, в прошлом известным журналистом, издателем «Московского телеграфа», очень популярного в свое время журнала. С 1834 г., после закрытия «Телеграфа», Полевой жил в Петербурге и служил в журнале «Сын Отечества». В его доме Некрасов был благосклонно принят, и здесь состоялись его первые литературные знакомства: с писателями Н.А. Дуровой и С.Н. Глинкой, поэтом И.И. Панаевым, начинающим водевилистом Ф.А. Кони, критиком Н.И. Надеждиным.
Полевой сочувственно отнесся к юному поэту и в десятом номере своего журнала за 1838 г. поместил его стихотворение «Мысль» с собственным примечанием: «Первый опыт юного, 16-тилетнего поэта». В ноябрьском номере журнала были напечатаны еще два стихотворения – «Безнадежность» и «Человек», а в 1839 г. еще два, в первом и шестом номерах – «Смерти» и «Изгнанник». В 1839 г. стихи Некрасова были напечатаны еще в «Литературных прибавлениях к Русскому инвалиду», газете А.Ф. Воейкова и А.А. Краевского, и в журнале «Библиотека для чтения».
Всего за год он напечатал в известных столичных изданиях восемь стихотворений, и в статье критика Ф.Н. Менцова эти стихи были отмечены и снисходительно названы произведениями «не первоклассного, но весьма замечательного дарования» (Журнал Министерства народного просвещения», 1839, №7). Казалось бы, все это знаменовало удачное начало поэтической карьеры, и Некрасов начал готовить к изданию книгу стихотворений.
Необходимо напомнить, что жизнь его в столице была весьма нелегкой. Деньги, привезенные из дому, давным-давно закончились, за публикацию в журналах отдельных стихотворений платили очень мало, если вообще платили. Чтобы не умереть с голоду и иметь хоть самое дешевое жилье, ему приходилось браться за любую работу: репетиторствовать, делать переводы, сочинять стишки для гостинодворцев, иногда за пятак писать письма торговцам на Сенной площади. Нищета и даже голод были временами реальностью его жизни (в незаконченном романе «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» Некрасов описывал, как его герою приходилось просить милостыню; как знать, не пришлось ли ему самому пройти через подобный опыт). И желание издать книгу стихов было в какой-то мере продиктовано и соображениями меркантильными. Но главное, юному поэту казалось, что именно книга выделит его из толпы начинающих стихотворцев, обратит на него внимание не только читателей, но и больших писателей. И тогда придет литературная известность.
25 июля 1839 г., ровно через год после приезда в столицу, цензор Фрейганг подписал цензурное разрешение на издание книги стихотворений Некрасова «Мечты и звуки». В декабре книга была сдана в набор, а знакомые объявили на нее подписку и даже продали около сотни билетов. Но все-таки что-то заставило Некрасова показать свои стихи настоящему большому поэту, современному классику, В.А. Жуковскому. Жуковский сборник посмотрел, одно стихотворение похвалил, но книгу издавать не посоветовал; когда же автор сказал об объявленной подписке, о невозможности остановить издание, предложил напечатать ее анонимно. В середине февраля 1840 г. книга «Мечты и звуки» вышла из печати, вместо фамилии автора стояли инициалы «Н.Н.». Никакого успеха у читателей она не имела, большая часть тиража осталась нераспроданной.
В те годы выходило мало поэтических сборников, время было «непоэтическое», и критика откликалась почти на каждый. Некрасовский сборник был отмечен в нескольких рецензиях, и почти все они были снисходительно-поощрительными. И только резко отрицательный отзыв В.Г. Белинского, из которого следовало, что ни содержание, ни стилистика его стихов не являются самостоятельными, что стихи сплошь эпигонские, заставил автора прозреть. Эта критика звучала для него приговором: если проза может еще удовлетворяться гладкой формой и банальным содержанием, то стихи «решительно не терпят посредственности».
Позднее Некрасов не однажды говорил, что именно под влиянием статьи Белинского он решил отказаться от поэтического поприща. В ноябре 1840 г., напечатав свое последнее юношеское стихотворение «Скорбь и слезы», он на долгие годы замолчал как лирик.
К этому времени он уже не был так нищ и бесприютен, как в первые месяцы своей жизни в столице. Имел разную мелкую литературную работу во многих изданиях, а с декабря 1839 г. был принят на постоянную службу в журнал «Пантеон русского и других европейских театров», редактором которого был драматический писатель Ф.А. Кони. Вскоре Некрасов стал в «Пантеоне», а несколько позже и в «Литературной газете» (ее также редактировал Кони) своего рода доверенным лицом: выполнял редакторские, корректорские функции, писал рецензии на спектакли, начал помещать собственные материалы. И продолжал сотрудничать в других изданиях, печатал рассказы, сатирические стихи, фельетоны, водевили, стихотворные афиши, используя данный ему от природы дар версификатора, когда он мог рифмовать без всякого усилия сколько угодно строк на любую тему (недаром П.М. Ковалевский, отмечая, как сильна была в нем стихотворная потенция, приводил собственные слова поэта: «Я запрудил бы стихами литературу, если бы дал себе волю»). Работал Некрасов тогда невероятно много.
Сейчас мало кому известно, что в эти годы Некрасов печатал свои пьесы, статьи и стихи под десятью псевдонимами: Перепельский (театральный псевдоним, под этим именем ставились на сцене некрасовские водевили), Пружинин, Бухалов, Иван Бородавкин, Афанасий Похоменко, Стукотнин, Назар Вымочкин, Ник-Нек и др.
В конце жизни поэт писал в автобиографии, сам удивляясь своей трудоспособности в молодые годы: «Господи! Сколько я работал! Уму непостижимо, сколько я работал, полагаю, не преувеличу, если скажу, что в несколько лет исполнил до двухсот печатных листов журнальной работы» (это приблизительно три тысячи страниц текста, огромный объем).
Переломным моментом в своей литературной судьбе Некрасов считал знакомство с В.Г. Белинским, которое произошло, по-видимому, в феврале 1843 г. Критик работал тогда в журнале А.А. Краевского «Отечественные записки» и вокруг него собрался кружок литераторов и близких к литературе друзей, молодых интеллектуалов, западников по своим воззрениям, веривших в необходимость для России европейского пути развития. Поэт надолго вошел в содружество людей, которым обязана русская литература своим развитием в середине и во второй половине девятнадцатого века.
Белинского поначалу привлекали в Некрасове отнюдь не его литературные способности (да ведь и был он в глазах критика всего лишь мелким литературным работником), а деловые качества, умение ориентироваться в практических проблемах и решать их. Никакими подобными свойствами сам критик не обладал, были их лишены и его литературные приятели, потому, быть может, преувеличивая деловые способности в Некрасове, они относились к нему с особенным уважением. Довольно скоро острый ум Некрасова, его трудный жизненный опыт, верное чутье в литературе и в какой-то мере родственное понятие об общественных бедах страны сблизили его с Белинским, и их отношения стали вполне дружественными. Поэт был восторженным слушателем, жадно воспринимая и литературные воззрения критика, и его общественно-политические идеи. «Белинский производит меня из литературного бродяги в дворяне», – писал он в это время. Встречу с Белинским он осмыслял как своего рода второе рождение, пробуждение сознания.
У Белинского Некрасов познакомился с И.С. Тургеневым, только входившим в литературу, В.П. Боткиным, П.В. Анненковым, К.Д. Кавелиным, Н.Н. Тютчевым, М.А Языковым и другими петербургскими литераторами и друзьями критика, упрочились его прежние приятельские отношения с И.И. Панаевым. Позднее он познакомился и с московскими друзьями Белинского: А.И. Герценом, Н.П. Огаревым, историком Т.Н. Грановским, переводчиком Н.Х. Кетчером и другими.