— Ну, пойдём, — спокойно и терпеливо сказала та.
Присмотреть за Барнутой она попросила Драгону, и они с Кудрей удалились. Едва они исчезли из виду, как Барнута начал морщиться и покряхтывать.
— Ты чего? — спросила Драгона.
Тот смущённо молчал. Навья склонилась:
— Скажи на ушко.
— Я какать хочу, — шёпотом признался мальчик.
Что делать? Драгона взвыла сквозь зубы: как уйти? А если Светлана там родит? Но не мучить же мальчика!
— Пошли, — вздохнула она, беря Барнуту за руку.
На полпути к нужнику они встретились с Цветанкой и Кудрей, которые уже возвращались.
— Он по-большому, — пояснила Драгона.
— А сразу сказать не мог? — хмыкнула Цветанка. — Ладно, пошли. Госпожа Драгона, Кудрю, что ли, возьми...
Навья взяла за руку Кудрю, и они пошли назад, а Цветанка увела его братца. Когда Драгона с мальчиком вернулись к двери родильной комнаты, Гледлид с Серебрицей опять чокались фляжками.
— Если так дальше пойдёт, к рождению ваших детей вы будете уже совсем хорошие, — заметила Драгона.
Серебрица опять выставила ладонь: будь спокойна! А в родильной комнате послышался крик младенца. Все трое застыли: чей?
— Берёзка! Это она! Это моя! — встрепенулась Гледлид.
Серебрица, положив руку ей на плечо, заставила её сесть.
— Почему ты так думаешь? А мне кажется, это моя орёт!
— Я уверена, что моя! — не сдавалась рыжая навья.
— Спорим, моя? — прищурилась Серебрица.
— На что?
Серебрица кивнула на фляжку:
— На бочонок вот этой живительной водицы!
— Отлично, готовь бочонок.
— Как бы тебе самой не пришлось готовить!
Дверь открылась, и кошка-врач вынесла кричащий свёрток.
— Будинка первая управилась! — объявила она. — Где супруга?
Все переглянулись и почти одновременно воскликнули:
— Цветанка!
«Вот уж точно ни за что не пойду курить, чтоб не пропустить первый крик моего ребёнка», — решила про себя Драгона. За отсутствующей супругой Будинки отправилась Серебрица. Спустя несколько мгновений радостная Цветанка шагнула из прохода — одна, без Серебрицы и Барнуты. Она сразу же протянула руки к свёртку, нежно прижала к груди.
— Ты ж моя ласточка... Ты моя ягодка, — приговаривала она. И встрепенулась: — А Будинка? Как там моя жена?
— Приходит в себя, — ответила кошка-врач. — Всё благополучно.
Вернулись Серебрица и избавившийся от ненужного груза Барнута, и Цветанка показала мальчику новорождённую сестрицу.
— Как ты думаешь, на кого она больше похожа — на меня или на матушку Будинку?
Глянув в немного приплюснутое личико новорождённой крошки, Барнута задумчиво сказал:
— На человечка из сырой глины, которого уронили лицом вниз.
Все неловко засмеялись. Вскоре Цветанка с женой и новорождённой дочкой воссоединились в палате.
Снова потянулось ожидание. Снова — детский крик, и Гледлид с Серебрицей опять посмотрели друг на друга.
— Моя, — сказали они хором. И, ткнув друг в друга указательными пальцами, хором же добавили: — Бочонок!
Врач вынесла второй свёрток, и навьи вытянули шеи, пожирая взглядом ребёнка. Оказалось, второй родила Ягодка, и торжествующая Серебрица кивнула Гледлид:
— Бочонок! Не забудь.
Та опустилась на лавку и опять обхватила голову руками, а Серебрица уже покачивала в объятиях своё с Ягодкой детище. Вдруг Гледлид подняла лицо и с прищуром проговорила, обращаясь к зеленоглазой соотечественнице:
— Ставлю на кон бочонок лучшей хлебной воды, что раньше родит Берёзка. Если так и случится, платишь ты. А если Светлана её опередит, тогда я.
— Договорились, — усмехнулась Серебрица.
— У вас одно хмельное на уме! — раздражённо сказала Драгона.
— Как будто ты в своей жизни ни разу ни капли в рот не брала, — заметила Серебрица.
— При чём тут это?! Просто в такой миг думать о выпивке... нелепо! И неуместно! — сказала Драгона.
— Каждый по-своему справляется с волнением, — мягко ответила зеленоглазая навья. И перевела полный нежности взгляд на дочку: — Правда, ягодка моя?
— Так, всё, я — курить, — рассердилась Драгона.
Ей срочно требовался ледяной зимний воздух и глоток терпкого тёплого дыма. За пять минут ничего не случится. Да и за десять тоже вряд ли.
Но не успела Драгона выкурить и половину трубки, как в приоткрывшееся окно крикнули:
