Серебрица лежала на соломе босая, в какой-то старой и мятой, заплатанной рубашке вместо своей, окровавленной. Закинув руки за голову, она смотрела в потолок, а когда вошли посетительницы, неторопливо села. Её зелёные глаза с насмешливой бесовщинкой в пристальном прищуре уставились на Драгону и Радимиру.

   — Прошу прощения, что я слегка не прибрана, — усмехнулась она, заправляя штанины в сапоги и подтягивая голенища. — Расслабилась чуток, гостей не ждала.

   Она поднялась на ноги, и Драгона её незамедлительно осмотрела. Выздоровление успешно завершилось, на животе Серебрицы не осталось даже малейших шрамов. Матушка Рамут, как всегда, сработала безупречно. Узница не испытывала ни жара, ни слабости, даже изрядно откушала тюремной еды: подсохшая корка хлеба валялась на столе рядом с пустой кружкой из-под кваса. Вид у неё был совершенно не подавленный, неунывающий, вполне расслабленный. Стреляный воробей, подумалось Драгоне. Жизненного опыта за её плечами, по-видимому, хватало.

   — Передай мой поклон благодарности своей матушке, госпожа, — с усмешкой в немигающих пристальных глазах сказала Серебрица. — Она действительно величайшая из целительниц.

   — Непременно, — проронила Драгона.

   — Ну, как ты тут? — подступив к узнице и заботливо заправляя растрепавшиеся пряди волос ей за уши, осведомилась Светлана.

   — Всё в полном порядке, милая, — улыбнулась та. — Не стоит за меня волноваться, я и не в таких переделках бывала.

   — Я тебе тут сменную одёжку принесла, — захлопотала кудесница, развязывая узелок и доставая чистую рубашку. Красивую, новую, с вышивкой — не чета нищенской тряпке, которая прикрывала тело Серебрицы сейчас.

   — Благодарствую, ласточка-заботушка ты моя, — ласково промолвила та.

   Безо всякого стеснения она сбросила заплатанную рубашку и надела принесённую, длиной чуть выше колена, подпоясалась. Вид у неё стал совсем задорный и бодрый, подтянутый. Её изящное и гибкое тело дышало неприметной на первый взгляд, но очень плотной и уверенной, опасной силой.

   После переодевания Светлана принялась приводить в порядок волосы Серебрицы, заново переплетая той косу. Гребешок, по-видимому, волшебный, мгновенно разглаживал растрёпанные пряди, наполняя их гладкостью, ухоженным блеском и чистотой, в воздухе разливался тончайший весенний запах — то ли яблоневого цвета, то ли ландышей... Тонкие шрамы от когтей на лице Серебрицы придавали ей лихой, разбойничий вид, но под ласковыми руками волшебницы она из опасного, наполненного пружинистой силой зверя становилась расслабленно-мягкой, благодушно настроенной. Но это внешнее добродушие могло обмануть лишь простаков: холодно-насмешливая искорка в её цепко-пристальных глазах с волчьим разрезом никуда не девалась.

   — Ну, и как же так вышло, что ты решилась на столь безответственный и опасный поступок, скажи мне на милость? — строго спросила Радимира, садясь к столу напротив неё. — Ты подвергла опасности жизнь ни в чём не повинной женщины и ребёнка в её чреве, и только усилиями врачей те остались живы.

   — Но ведь остались же? — двинула бровью Серебрица. — Чему я искренне рада.

   — Ты не ответила, — настойчиво, с нажимом проговорила женщина-кошка.

   Серебрица испустила недовольный вздох, закатила глаза, облокотилась о край стола.

   — Видишь ли, досточтимая госпожа, женщина испытывала очень сильные страдания от зубной боли, и я всего лишь хотела облегчить их, — ответила она, давая объяснения как бы нехотя, сквозь душевную усталость. — У меня не было под рукой отвара для очищения щипцов, и я воспользовалась водой, надеясь, что всё обойдётся. Да, признаю, легкомысленно с моей стороны. Признаю, что поступила неверно, но мои намерения были добрыми. Я согласна понести причитающееся мне наказание.

   — Тридцать золотых есть? — коротко осведомилась Радимира.

   — У меня есть сбережения, — сказала Серебрица. — Я уплачу и за себя, и за Цветанку, потому что это я втянула её в эту передрягу. Она всего лишь пыталась за меня вступиться.

   — А Цветанка хочет уплатить за тебя, — с грустноватой улыбкой проговорила Светлана. — При этом на себя ей уже не хватит...

   — У неё доброе сердце, — молвила Серебрица. — Но я не стою такого великодушия. Поэтому я настаиваю на том, чтобы внести плату виры за нас обеих.

   — Это будет справедливо, — согласилась Радимира. И обратилась к Светлане: — Ну, уважаемая кудесница, ты удовлетворена посещением? После уплаты виры узницы будут освобождены из-под стражи, и вы все сможете вернуться к своей обычной жизни.

   — Да, досточтимая Радимира, я довольна, — кивнула волшебница.

   — Хорошо, тогда вы с Драгоной можете идти, а у меня есть ещё парочка вопросов, которые я хотела бы задать Серебрице наедине. — И с этими словами Радимира поднялась из-за стола, не сводя пристального взгляда с зеленоглазой узницы.

   Лицо той сразу посуровело, она сжала челюсти, подобралась. Светлана, не обратив внимания на эту мимолётную игру лиц, вместе с Драгоной безмятежно вышла из камеры. Когда дверь закрылась, Радимира вдруг резко и сурово приказала:

   — Встать! Назови своё имя и звание!

   Серебрица поднялась, вся напряжённая и собранная, но не сломленная, прямая как стрела. Не опуская жёсткого взгляда, ответила негромко:

   — Гердрейд, сотенный офицер войска Её Величества Владычицы Дамрад.

   — Цель пребывания в Яви? — Голос Радимиры был сдержан и суров, тон из обыденного стал служебным, жёстким.

   Серебрица усмехнулась.

   — Цель... была когда-то. Но жизнь внесла свои правки в мою судьбу.

<p>

*</p>