Некоторое время Фурия искала похожие книги, старые и новые, но ни одна из них не шла ни в какое сравнение с «Фантастико». Другие романы Зибенштерна были лишь пересказами той истории. Если пересказ был хорошим, он пестрел приключениями и раскрывал перед читателем давние времена и далёкие страны. Если же был не очень удачным, читать его было неинтересно – сплошная меланхолия и безысходность. А по-настоящему хорош был только «Фантастико» – так считала Фурия.
Ей пришлось как следует спрятать книгу от отца, который после смерти жены, убитый горем, спалил многое из её вещей. Наверное, воспоминания не давали ему покоя ни днём ни ночью.
С годами поиски «Фантастико» превратились для него в навязчивую идею. Он догадывался, что это Фурия помогла книге исчезнуть. Его дочь прекрасно знала, что он до сих пор тайком продолжал поиски, словно надеялся, что, отыскав книгу и расправившись с ней, сможет сделать последний шаг – окончательно освободится от воспоминаний о жене.
Фурия не могла допустить, чтобы отец уничтожил книгу так же, как раньше он избавился от платьев и других вещей, принадлежавших маме. Девочка довольно долго на него за это обижалась, но в последнее время понемногу начала понимать отца. Даже через десять лет после смерти своей Кассандры Тиберий Ферфакс так и не смог смириться с трагедией. Он не очень-то охотно проявлял свои чувства и почти никогда не говорил о жене. Лишь о бедах и лишениях, которые ему пришлось пережить во время войны, об изгнании и своих ночных скитаниях отец Фурии молчал ещё упорнее.
На полках снова что-то зашевелилось, на этот раз слева. Фурия остановилась и медленно повернула голову. Сверху на книгах притаились две маленькие, уже почти выцветшие птички. Они были сделаны в технике оригами – искусно свёрнуты из бумаги. Одна из них склёвывала пыль с какого-то томика стихов, а другая, казалось, глядела прямо на Фурию. При этом, как и у любой птички-оригами, глаз у неё не было. На голове выделялся лишь острый клюв.
– Привет! – сказала Фурия.
Птичка спокойно продолжала клевать пыль. Вторая гордо подпрыгнула к краю книжного корешка, взмахнула угловатыми крылышками и склонила голову набок. Казалось, она внимательно рассматривает Фурию, будто у неё действительно были глаза. На самом деле, наверное, она просто воспользовалась своим чутьём.
– Что ж, не буду вам мешать, – сказала Фурия и пошла дальше.
Вскоре ей попалась целая стая, около двадцати птиц, все они клевали комочки пыли рядом с книгами. Птички-оригами считались особым видом здешних мелких вредителей, они размножались очень быстро. Когда-то предки Фурии начали разводить их намеренно, потому что птички помогали поддерживать порядок в библиотеке, и с тех пор пыли действительно стало гораздо меньше.
Обычно можно было встретить не больше дюжины этих птичек, прыгавших по книжным полкам, подобно причудливым насекомым, поэтому целая стая, копошившаяся в собрании сочинений какого-то португальского романиста, представляла собой необычное зрелище. Фурия пожала плечами и побежала дальше. Пока эти птички-оригами не ели бумагу, они никому не мешали. На глаза девочке попалось ещё несколько пичуг, сегодня их было на удивление много.
Наконец Фурия добежала до перекрёстка, на котором ей следовало повернуть налево. Точнее, сойти с пути. Она спрятала «Фантастико» в одном из тёмных туннелей, в который не провели электричество, рядом со шведской книгой об изготовлении зубчатых колёс. Фурия надеялась, что отцу в ближайшем будущем не придёт в голову изучать кораблестроение в портах Ботнического залива.
Пройдя ещё несколько шагов, она включила фонарь Вэкфорда. Зашелестев крыльями, вспорхнула ещё одна стайка, напуганная внезапным лучом света.
Наморщив лоб, Фурия направила фонарик ей вслед, подумав при этом, что, может, где-то в недрах библиотеки скрываются целые полчища этих существ, а сюда, в ближние коридоры, залетают лишь одинокие разведчики.
Фурия повернула налево, потом снова налево и оказалась наконец у полки с «Фантастико». Она с облегчением убедилась, что книга никуда не делась. Девочка включила фонарь и вытащила роман. Твёрдый переплёт потемнел, страницы растрепались. На обложке не было никаких иллюстраций, только название, выцветшее от времени. И под ним надпись: «Приключения доблестного капитана Фантастичелли из анналов истории Лигурийского побережья».
Стоило Фурии прочесть этот подзаголовок, как в голове у неё зазвучал голос матери и по телу пробежала тёплая дрожь.
Оба её имени были позаимствованы из этой книги. Фурией звали хитрую воровку, которой не раз удавалось выманить всю наживу у капитана Фантастичелли, а Саламандрой – мудрую лесную богиню с бородавками на лице.
Её брат Пип тоже получил своё имя в честь одного из литературных персонажей – героя книги Чарлза Диккенса «Большие надежды».
Диккенс был любимым писателем её отца, и Фурия очень ярко представила себе, как Тиберий яростно отстаивал своё право хотя бы мальчика, законного наследника, назвать в честь одного из героев Диккенса, если уж его дочери выпало носить имя покрытой бородавками лесной богини.
Фурия раскрыла книгу, прочитала начало и снова почувствовала, что это любовь с первого взгляда. Действие начиналось во время ночного шторма, и через мгновение Фурия уже полностью погрузилась в чтение. Она перевернула одну страницу, за ней другую… и вдруг услышала хруст.
В испуге Фурия опустила книгу, попыталась нащупать фонарь и нечаянно столкнула его с полки. Когда он грохнулся на пол, в разные стороны разлетелись сотни маленьких чёрных точек, которые кишели в воздухе, словно мухи.
Это были буквы.
Буквы построились в ряд. Длинная цепочка протянулась от одной полки до другой, и концы её терялись где-то вдали. Гласные и согласные подрагивали и переплетались, точки балансировали на тонких палочках.
Фурия глубоко вздохнула, поставила книгу обратно на полку и подняла фонарь.
– И снова вы. – Охнув, она прошлась лучом света по копошащемуся полчищу букв.
Снова послышался хруст, и вдруг со всех сторон к Фурии ринулись сотни маленьких знаков. Где-то у самых её ног они толпились, скатывались вниз, отталкивая друг друга, и уже практически не отличались от огромного муравейника.
Башня, состоящая из букв, росла прямо на глазах у Фурии, будто ствол дерева на ускоренной киноплёнке. Достигнув уровня глаз Фурии, башня чуть качнулась, а затем наклонилась к той полке, на которой стоял «Фантастико». Несколько букв выскользнули наружу и сложились в два слова:
В сознании букв, каждая из которых выскочила из какой-нибудь рассыпавшейся книги, знаков препинания не существовало. Когда-то Фурия поинтересовалась, в чём же причина, и получила в ответ бурю возмущения. Запятые, точки и двоеточия – это, мол, совершенно бесполезные создания. Для них в стае букв места не нашлось.
– Привет, Эюя, – сказала Фурия, а буквы тем временем снова смешались и перераспределились уже в другом порядке. (Несколько лет назад Фурия решила, что стае букв непременно нужно дать имя, а «Эюя» было первым словом, которое взбрело ей в голову.) – Ты меня до смерти перепугала.
, – написали буквы.
Некоторые знаки, оставшиеся не у дел, нетерпеливо подпрыгивали на полке, словно изо всех сил старались подчеркнуть, насколько важным было это предупреждение.
Сердце Фурии забилось сильнее.
– Что случилось?
Буквы снова зашуршали и закопошились, а затем появилось одно-единственное слово:
Фурия вскрикнула:
– Близко?
Фурия посветила фонарём в оба конца коридора. С одной стороны ничего не было видно, а с другой – буквенный рой отбрасывал колышущуюся тень. За ней было пусто.
