– С трёх сторон гору защищают реки – Волга, Свияга да речка-Синбирка. Надо бы здесь крепость построить для охраны русской границы!

– Хорошая думка, боярин. Государю надо донести всё в подробностях.

– Добро!

Ивашко, зная нрав боярина, более молчал. Богдан Хитрово погрузился в свои боярские думы. Потом сказал, обращаясь к притихшим мальчишкам:

– Ведаю, что Ивашко неспроста вспомнил эту мудрёную загадку. Что, мальцы, вижу, она вам не по зубам, как великану сея гора волжская. Те старушки – бронзовые пушки. Как охнут! Все оглохнут!.. Быть здесь крепости с пушками. Эй, Ивашко, дай-ка мальцам-молодцам по новгородке7, чтоб царского боярина Богдана Матвеевича Хитрово помнили. Кто из вас старше?

– Чу, дядька-боярин, я старше Емельки на год с пряником.

– Врёшь, Митька! Без пряника!

Боярин удивился:

– Что за дело – год с пряником?

– Чу, дядька-боярин, я пряник испробовал, а Емелька – нет. Из Астрахани купец приплывал. Я купцу рыбу носил, торг имел, он мне пряник дал.

– Что ж ты Емельку не угостил?

– Я звал Емельку к купцу идти торговаться, так он не пошел.

Боярин лихо запрыгнул в седло:

– Вот тебе дело, Митька. Мы к закату спустимся в твою слободу на ночевку. Вели своему батьке рыбы в котле наварить. Сказывай, царский стольник будет… Эй, дружина! Гоним лошадей к Свияге! Успеем, так леса дальние оглянем.

– Гэ-й-эй! – Синбирская гора задрожала от конского топота.

Коршун все ещё кружил над волжской горой и видел, как конная вереница спускалась по отлогому берегу к извилистым бережкам Свияги. Эта неширокая речка текла почти параллельно своей старшей сестре Волге. Боярин на белом скакуне высказал вслух свои думы:

– На Синбирской горе крепость состроить надобно! На восток протянуть засечную линию8. Ногаец здесь отпор встретит! Дело царское, Ивашко!

– Наше дело – не жалобиться, а исполнять боярские наказы.

– Сколь думаешь, Ивашко, от Волги до Свияги вёрст будет?

– Две версты9, боярин, пешком, да ещё пять аршин10 шажком. Для города-крепости место и впрямь, подходящее.

– Не говори гоп, Ивашко!.. Это лишь мои думки…

Тем временем Митька и Емелька кубарем скатились с горы и помчались к Митькиной избе. За ними было увязался Афонька, да друзья раскрыли перед Афонькиным носом ладошки с новгородками – серебряными копеечками. Афонька замер и только изумлённо моргал вслед, как брошенный котёнок. Друзья с грохотом ввалились в избу и бросились к бочке с водой – жажда мучила обоих мальчишек. Они выхватывали друг у друга деревянный ковш и напились до боли в животе. Сквозь слюдяные окна просачивался кисельный свет, освещал лавку, стол, углы, уставленные крестьянскими сундуками и укладками, и печку врытой наполовину деревенской избы. У печки, переставляя горшки, топталась Митькина мать. Увидев сорванцов, она охнула:

– Откуда такие разудалые явились?

Митька, тяжело дыша от переполненного водой желудка, восторженно говорил:

– Мамка, я с дядькой-бояриным разговор водил. Дядька-боярин от царя прислан. С войском на белом коне прискакал. Борода черна, сам грозен.

– Ой, Митька, розги под рукой нет!.. Что язык твой мелет?

– Чу, мамка, Емелька скажет.

– У боярина того богатства невиданно. Боярин нам по новгородке поднёс, – Емелька показал серебряную деньгу с чеканным всадником.

Митькина мать присела на лавку:

– Ой, цари земные и небесные!.. Что ж боярин сказывал?

– Чу, мамка, наказано рыбицы наварить. Дядька-боярин будет у нас ночевать.

– Ой, цари земные и небесные!.. Батька твой все ещё на островах рыбалит. Сыщите его! Государева боярина встречать надобно с почестями. Неровен час осерчает… Ой, цари небесные! Как же вы одни-то?

– Плавали уже! – и Митька с Емелькой помчались по берегу к своей лодке. Однако на их пути внезапно появился Афонька и высокорослый Тимошка, сын бортника11. Афонька визгливым голосом остановил друзей:

– Мы поколотим вас, Митька!

– Отпущу, ежели деньгу дадите, – добавил Тимошка.

Митька и Емелька прижались друг к дружке плечами. Митька сказал:

– Пустите, нам к батьке скорее надо. Дядька-боярин едет в деревню. От царя прислан.

Тимошка притворно схватился за живот:

– Помру со смеху! Может, царь послал боярина за тобой, Митька? В гости зовёт!

– Чу, Тимошка, боярин с нами разговор вёл.

– Дай-кось, Митька, я разомну кулаки, – грозно продолжил Тимошка и шагнул вперёд.

– Отдай деньгу, – подхватил Афонька.

Митька ответил:

– А ну! Заверну твою шею, Афонька!

Афонька попятился и спрятался за спину Тимошки:

– Наколоти их, Тимошка!

– Сунься! – Митька набычился и сжал кулаки.

Тимошка медлил. Митька толкнул Емельку плечом:

– Одолеем! Закинь копейку в рот! Да не заглотни, сожми зубы!

5

Митька положил серебряную монету в рот, воинственно промычал-прорычал и бросился на Тимошку. Емелька следом. Они сбили с ног замешкавшегося врага и принялись отчаянно колотить его по бокам и макушке. Афонька накинулся на них со спины – бил, царапал и кусал, но те будто его не замечали – лихо насели на Тимошку. Тот крепко отбивался, но Митька и Емелька не дали ему подняться. Драка закончилась быстро. Тимошка выдохся и, побитый, отползал. Афонька, испугавшись, перестал размахивать руками и отбежал в сторону. Митька и Емелька, утирая окровавленные лица, часто дышали носом, показывая сжатые зубы. Не было ни малейшего сомнения, что друзья готовы продолжить битву и стоять насмерть. Эта решимость и бойцовские позы лишили воли Тимошку и Афоньку. Ругаясь и грозя издали, они не посмели более препятствовать походу Митьки и Емельки. Бросив верёвку с якорем в заводню и отчалив от берега, друзья выплюнули окровавленные серебряные монеты на ладони и принялись рассматривать их, будто видели впервые.

– Чу, Емелька, мой всадник копьём бьёт инородца!

– Мой всадник колотит Тимошку. Глянь, Тимошка молит пощады, – Емелька поднёс ладонь к Митькиному носу. Митька погрозил:

– А ну, ещё сунутся!.. Поколотим!

– Я их не боюсь, – Емелька утёрся рукавом рубахи.

– Умойся водицей, – Митька положил монету в рот и умыл своё лицо.

– Митька, на копейку сколь пряников выторгуешь?

– На серебряную много, враз не съешь.

– Пуд пряников съем! – хвастанул Емелька.

– Бестолковый ты, пуд пряников съешь и помрёшь.

– От пряников не помрёшь!

– Чу, Емелька, волна поднимается, а мы ещё посередь пути. Сгонит от острова, пропадём!

Друзья налегли на вёсла. Работали слаженно, чувствуя под собой величественное дыхание Волги – привольное и опасное. Мальчишеские загорелые спины раскачивались как маятники. Митька ритмично мычал – давал команды Емельке. Монеты сжимали во рту. Вскоре их лодка уткнулась в песчаный берег Чувичинского острова. Они пробрались через заросли ольхи, прошли сосняком до озерца, опять сосняком и выбрались на цветущую луговину. Мужики сушили неводы12, дымил костёр. Одна лодка стояла в протоке между двух островов.

– Батька! – звонко крикнул Митька. – Дело спешное!

Мужики дружно оглянулись. Один из них ответил:

– Митька, чертяка! По какому делу занадобилось на остров плыть без надзору?

Митька, не останавливаясь, повторил:

– Батька! Дело спешное!.. Разузнал я – воины те с Москвы. С ними дядька-боярин на белом коне. Борода черна, сам грозен. На боку сабля.

– Что за надобность занесла лихих воинов?

– Мерят место под крепость. Пушки ставить мыслят.