– Маленькая дрянь… – шипел Падаль, давясь черной жижей. – Я убью тебя…
Волосы Ангелины были сильно растрепаны, на щеке горел красный след от удара, разбитая нижняя губа припухла и кровила у левого уголка рта. Девушка поняла, что отступать и трусить теперь нельзя, сглотнув слюну с металлическим привкусом, она приставила дуло револьвера к своему виску.
– Слушай меня… – голос был тихим и хриплым. Кашлянув, Ангелина продолжила уже громче: – Если я сейчас выстрелю, ты сразу отправился обратно под землю… У меня нет никого, кроме Саши… И, если мы её не вернём, мне незачем жить… – снова кашлянула, ощутив ком в горле. – И мне плевать, что будет со мной после смерти… Но, зная, что ты просидишь в заточении ещё хотя бы сотню лет, я буду счастлива, – она напряженно, жутко улыбнулась. – Поэтому, начиная с этой секунды, ты либо согласовываешь со мной каждый свой шаг, либо даже не мечтай об освобождении. Тебе ясно?
Падаль с ненавистью смотрел на неё, сжав зубы.
– Тебе ясно!? – громче повторила Ангелина, надавливая на ручку багра и немного проворачивая его.
Дёрнувшись, мужчина хрипло взвыл.
– Да, чёрт возьми!
Ангелина шумно выдохнула и, спустившись на пол, вышла в коридор. Выдернув багор из тела, Падаль вытер рот рукавом, взял револьвер и сел, прислонившись спиной к стене.
– Вот я придурок, – рассмеялся он, поняв, что патронов в оружие не осталось.
Девушка вернулась в комнату с рюкзаком в руках.
– Давай, нам надо возвращаться…
– Подожди, малыш… – Падаль пригладил рукой растрепанные волосы. – Разве ты ничего странного не заметила? Кроме того, что только что истыкала меня этой хернёй…
– Ты о чём?
Мужчина снисходительно покачал головой и, зарядив револьвер патронами, найденными во внутреннем кармане плаща, поднялся с пола, держась за стену, неровным шагом прошёл по гостиной, остановился возле журнального столика, на котором стоял аквариум с одной золотой рыбкой.
– Когда у тебя был аквариум?
На секунду Ангелина задумалась, и брови её удивленно приподнялись.
– Рыбка умерла, и я отдала аквариум за два дня до Сашиного исчезновения…. Но как это?
– Это иллюзия, которую Серафима успела создать до того, как сломался перстень, – пояснил Падаль и, выловив рукой рыбку из аквариума, закинул её себе в рот. – Она строится из воспоминаний в твоей голове, типа того… И пока мы тут болтаем, на самом деле мы валяемся в отключке в куче жуков и прочей херни. Понимаешь?
– И что теперь делать?
– Ну, думаю ты теперь можешь лично явиться к Люциферу и оторвать ему рога, да и дело с концом, – мужчина усмехнулся. – А если серьёзно, нам надо просто что-то сделать, чтобы выйти отсюда и очнутся там… Что-нибудь очень встряхивающее мозги… – открыв окно, он выглянул наружу. – Вот, например, неплохой выход…
– Ты серьезно? – Ангелина посмотрела вниз – двор выглядел абсолютно правдоподобно, как и ларёк, и дворник, и машины. – Если ты вселишься в меня – можно попробовать…
– Я не могу здесь… Думаешь, если бы я мог сейчас все свои силы использовать, ты бы смогла меня к полу прижать? Это ли не доказательство того, что всё это иллюзия?
Вновь посмотрев из окна вниз, девушка подтянула лямки рюкзака.
– Если мы после этого очнемся там, ты первым делом вселяешься в меня, чтобы нас не заметил Герион, и только после этого начинаем выкапываться из жуков и идем дальше… Понятно? – она подняла взгляд на собеседника.
– Понятно-понятно, командир, – иронично отозвался Падаль. – Ну что, дамы вперёд?
Взобравшись на подоконник, Ангелина глубоко вдохнула, ощутив слабость во всём теле, поддалась ей и, закрыв глаза, легко полетела вниз.
Тысячи мерзких прикосновений заставили всё тело девушки содрогнуться, Ангелина хотела то ли глубоко вдохнуть, то ли закричать, но чужая ладонь крепко зажала ей рот, раздавив несколько насекомых, и тут же исчезла.
– Ты чуть не выдала нас, а потом опять сказала бы, что я виноват… – насмешливо прозвучал в голове голос Падальщика.
Отталкивая от себя изъеденных гадами мертвецов, едва сдерживая рвотные позывы, Ангелина медленно поднялась и тут же замерла – впереди виднелась долина огоньков, над которой парил Герион.
– Настойчивый придурок, – заметил Падаль. – Не думаю, что теперь он нас заметит…
Девушка старалась отряхнуться от ползучих, но ничего не выходило – они запутались в волосах, бегали под одеждой, больно шуршали в ушах – от этого хотелось плакать. Дрожа от бесконечного отвращения, она шагала вперёд. Судя по всему, Герион решил долететь до самой границы своих владений, поэтому вскоре пропал из виду.
Наконец почва стала твёрдой и каменистой, жуки, скорпионы и пауки теперь хрустели под подошвой. Ангелина несколько раз подпрыгнула на месте, пытаясь стряхнуть с себя ползучих тварей.
– Тебе помочь? – будничным тоном поинтересовался Падальщик.
– Да!
По телу девушки прошёл лёгкий холодок – пауки и насекомые тут же побежали из штанин и рукавов, даже из ушей, Ангелина зажмурилась, часто прочесала пальцами волосы, тряся головой. Только теперь она услышала это – словно пищит рой комаров.
– Что это? – девушка испуганно оглядывалась.
– Это орут грешники, заключённые в огнях, – пояснил Падальщик. – Тебе они ничего не сделают, можешь спокойно шагать, а дальше уже и полететь сможем…
После всего пережитого долина огоньков казалась Ангелине просто райским уголком ада. Искры, внутри которых вопили души, были меньше фаланги мизинца и лишь слегка жгли, когда касались лица девушки. Она шла, то и дело поднимая взгляд на багровое небо – новой встречи с Герионом совсем не хотелось.
– Мать рассказывала, что мой прадед был пиратом… – неожиданно Падальщик прервал молчание, длящееся уже минут десять. – Полюбил русалку и продал душу дьяволу, чтобы вытащить её на сушу…
Девушка не ответила, но он, видимо, и не ждал реакции.
– Так у нас в роду и завелась нечисть… – коротко усмехнувшись, Падаль продолжил: – Она, правда, померла года через четыре, но оставила ему дочь. Бабка моя колдовала с детства, могла порчу случайно наслать, если злилась на кого-то, и в двенадцать лет, вроде как, сама же своего отца прокляла, уж не знаю специально или нет, но он неделю в лихорадке лежал, иссох, ослеп и кони двинул. А её гнали отовсюду, дольше полугода нигде не жила, иногда на целые поселения мор насылала. А в тридцать лет родила дочку – мою мать – и сама через четыре года откинулась. Мамка про себя не рассказывала особо, но знаю, что её тоже по миру помотало до замужества… Она умерла, когда мне было пять… Не известно от чего – просто сердце остановилось… – он помолчал несколько секунд. – Но мой идиот-папаша какого-то хрена винил в этом меня, совсем башкой поехал! Однажды чуть не прикончил меня спьяну, до сих пор жалею, что не перерезал ему глотку ночью… Впрочем, его жалкое существование не продлилось и десяти лет после смерти матери. Напился и выпал в окно, а может кто-то помог выпасть – чёрт его знает. Я годик пошарахался где придётся, но зато нашёл себе учителя. На самом деле, сам он мало чему меня научил – старикан был почти в маразме, жил в лесу и говорил, что надо жрать сырую дохлятину, чтобы стать сильным колдуном. Сначала болтал только про звериную падаль, потом уж и до кладбищенской дошло, а я верил, как идиот, – Падальщик то ли фыркнул, то ли вновь издал смешок. – Но у него имелись весьма полезные книги. В одной из них я и вычитал о ритуале, через который познакомился с Серафимой… Она многому меня научила и… Короче, всё закрутилось, она сказала, что я должен стать гражданином ада, чтобы быть с ней, и для начала мне надо перестать быть живым. Я тогда подумал, что было бы неплохо утопиться – вроде как с подводного отродья всё началось, и было бы круто, чтобы под водой всё и закончилось. Но как-то не сложилось, и я предпочёл просто прострелить себе башку. Благодаря связям Фимы, я не угодил в лес самоубийц, потом всё было радостно и безоблачно, пока не выяснилось, что эта подстилка всю дорогу крутила с Левиофаном. А этот змеерожий морской конёк – левая рука Люцифера. Ну и всё! Я разругался с Фимой, наехал на него, а он пульнул меня в могилу…
