Остаток вечера прошел хорошо, бард всем подняла настроение, а в полумраке трактира даже стало как-то светлее. Я усердно делал вид, что не теряю интереса к разговорам коллег, сам рассказал пару историй — гвоздем вечера вообще стал мой рассказ о ситуации в Сердоне, когда ушлый хозяин постоялого двора пытался выгородить своего сынка и кинуть меня на деньги. Я усердно пытался вовремя смеяться там, где смеялись остальные и делать серьезный вид там, где остальные хмурились. Получалось у меня неплохо.

Хоть это и не избавило меня от пустоты внутри, но я понял, что смогу так жить.

Я достаточно гармонично влился в круг этих людей, с которыми меня объединяла работа с цифрами и счетом, они были не настолько сложны и многогранны, чтобы моя выжженная эмпатия хоть раз за вечер по-настоящему мне понадобилась. Хорошие, честные, простые и удобные в общении люди. Расходились по домам, как я понял по ободряющим хлопкам по спине, почти друзьями, так что я был официально принят в мытарскую братию града Трейла.

На следующее утро Илий, когда увидел меня, только вопросительно поднял бровь, будто спрашивая, где уже ставший привычным кошель с жалованием. Я ничего ему не ответил: завтра на работу, там и заберу свои деньги у Михиуса.

В этот выходной гулял дольше обычного. Изучил верхний город — все же выделил на это деньги, а после зашел в уже ставшее привычным и знакомым святилище.

После попойки с мытарями, работать стало даже проще. Быстрее выполнялись просьбы, легче шли дела. Я уже заканчивал отчетность за последний год и подготовил большую часть материалов еще за два года, так что в данный момент работа была поставлена на поток. Я проводил финальные расчеты, сверяясь со своими записями арабскими цифрами на навощенных дощечках, а Онг старательно заносил данные под мою диктовку в заранее сшитую амбарную книгу.

Как я и ожидал, и в баронском учете закрались те же ошибки, что и у головы Сирдона — расхождение мер с итоговой стоимостью в пересчете на кло. Недостача составляла порядка семисот золотых только за прошедший год, при общем обороте по натуральному оброку на все княжество в двенадцать тысяч с лишним — крайне и крайне значительная сумма. В наличных деньгах же все было практически идеально, я еще на середине работы понял, что цифры приходов с отмеченными в книгах учета бьются идеально.

Если бы я был в норме, я бы очень сильно напрягся.

Налицо вырисовывалась коррупционная схема, при которой кто-то целенаправленно обносил барона, причем делал это виртуозно, пряча хвосты то тут, то там, не давая поводов для глубокой проверки.

На мытарей было думать бесполезно — они, в основном, работали со звонкой монетой и часто под личную ответственность собирали налоги. Кроме того, каждый наличный кло было легко проконтролировать. С натуральным оброком было все намного сложнее, потому что каждый, кто выбирал эту форму налогообложения или был обязан платить еще и «натурой» по решению барона, нес, что имел. В итоге у меня было более полусотни позиций: от привычной пшеницы, капусты и муки, до таких экзотичных вещей, как сушеные травы, лечебные грибы или, не будь сказано, памятные по Сердону щенки борзых.

И вот именно в этом хаосе кто-то очень грамотно дергал за ниточки.

Я четко знал, что один человек провернуть такое не способен — тут действовала большая группа, причем весьма тонко и системно.

Самая главная проблема воровства натурального оброка — это его конвертация в деньги. Если условный мытарь, голова или другой участник процесса сбора налогов зажмет себе мешок муки или полтелеги капусты, его очень быстро сдадут собственные соседи или коллеги. Именно поэтому за учетом натурального оброка следили не так строго, как за денежным. Каждого, кто позарится на эту долю аристократа, можно было легко поймать за руку и быстренько эту руку отрубить. Или две. А еще голову. Это уже решал сам аристократ, потому что воровали не только из его кармана, но, по факту, и из кармана короля, которому аристократ тоже платил налоги со своих земель.

Так что тут имело место типичная история с откатом и обналом по ценам ниже рынка.

Такое, видимо, было не слишком распространено и даже если до такой схемы додумались, то реализовать ее было очень трудно: каждый участник цепи должен был молчать, как могила. Учитывая импульсивность местных жителей и тягу населения решать вопросы силой, подобные кооперативы по распилу чужой собственности разваливались с умопомрачительной скоростью, достаточно было кому-нибудь одному почувствовать себя обделенным.

Для контроля человека существует два типа мотивации: кнут и пряник. Но человеческая природа такова, что пряник рано или поздно приедается и хочется все больше и больше, так что я пришел к закономерному выводу, что вся вертикаль попила-отката стояла на страхе перед кем-то очень властным, очень могущественным и кого реально боялись. Но кого можно бояться сильнее, чем барона?

Те осколки моей памяти о детстве, что пережили битву с богиней, услужливо подсунули мне картину из телевизионного шоу «Криминальная Россия», где частенько рассказывали об организованных преступных группировках, которые держали в ужасе целые города и «крышевали» бизнес. Видимо, именно такая «крыша» и завелась в баронстве Амера Тиббота у него под самым носом.

Упорно делая вид, что все хорошо, я оставил свои выводы при себе, а сам начал размышлять, как бы донести эту информацию до барона мимо непосредственного начальства и многочисленных коллег.

Если бы недостачи были незначительными, их можно было бы списать на натуральную порчу и усыхание продукта. Мол, записали тридцать пудов капусты, она лежала месяц в амбаре, усохла, на выходе осталось двадцать девять пудов. Собственно, на это все и списывали. Вопрос в том, что в расчетах я уже учел эту погрешность и для верности сверялся с купчими документами, в которых отмечалась дата продажи продукции, полученной в качестве оброка, и перевода ее в твердый кло. Не могло все подряд «усохнуть» еще на целых 5,8% от своего первоначальной денежной ценности, особенно, что значительная часть товаров вообще не имела подобной амортизации. Те же железные слитки, гвозди и подковы, которые поставляли кузнецы, не растворялись за одну ночь.

Так что выбор у меня был невелик. Прорваться к телу аристократа и лично сообщить ему об «успехах», либо делать ноги из города. В первом случае я мог рассчитывать на расположение барона, но заимею очень серьезных врагов в лице тех, кто всю эту схему организовал. Кто это был конкретно — не имею ни малейшего представления, а начать кого-то подозревать при нулевой эмпатии и неспособности читать чужие эмоции, это как искать черную кошку в черной комнате. При условии, что ни кошки, ни комнаты на самом деле нет, а ты, как дурак, шарахаешься по чистому полю.

Второй вариант гарантированно спасал мою шкуру, но о приятном окладе, рекомендательных письмах и, что самое важное — баронской премии за работу я мог сразу же забыть. Бегство перечеркивало всю мою работу за последние два с половиной месяца и мне бы пришлось начинать сначала, причем где-нибудь в соседнем баронстве или герцогстве, а лучше — вообще в соседней стране.

Решение я принял быстро и легко: будем пробиваться к барону. Сейчас чувство опасности было притуплено, особенно, на фоне попыток Лу проскрестись через мои ментальные барьеры, что подтверждал периодический дискомфорт в районе шеи. Благодаря рабскому ошейнику я всегда знал, когда моя хозяйка потерпела очередную неудачу.

Немного удивляло поведение Лу. С того вечера, когда богиня разнесла мои мозги в щепки, она больше ни разу не предпринимала попыток грубой силой ворваться в мое сознание, а искала обходные пути. Я точно знал, что для того, чтобы сломить мои внешние барьеры, ей было достаточно ко мне просто прикоснуться. Физический контакт с целью играл огромную роль в ментальном колдовстве, упрощая жизнь магу и увеличивая его возможности.

Жребий был брошен, осталось только улучить момент и как-нибудь украдкой поговорить с бароном, который иногда появлялся в управе. Лично я его ни разу не видел, все его визиты пришлись на период после сражения с Лу, и аристократ был мне просто неинтересен. У меня была цель, и я шел к цели. Теперь цель поменялась, так что придется внимательнее следить за возней в коридорах. Пока же буду делать вид, что абсолютно не выкупаю, что такое я нарыл в записях, делая вид счастливого идиота.