Через мгновение Драко оказался на ногах; он тяжело дышал, зрачки были расширены. Малфой начал со шкафа и письменного стола, швырнул их на бок и начал колотить ногами, пока пол не украсили деревянные щепки, а мебель не превратилась в неузнаваемую груду мусора. Затем принялся за постельные принадлежности: разрывал ткань на тонкие лоскуты, выворачивал перья из подушек, но это не помогло ему успокоиться.
С последним рыком ревности, подпитываемой яростью, он схватил стул и швырнул его в окно, чтобы увидеть, как тот взорвался дождем из обломков. Драко с горечью посмотрел на зачарованное неповрежденное стекло, а затем опустился на пол среди разбросанных напоминаний о своем взрыве чувств и прислонился к изножью кровати. Так он провел несколько часов, сражаясь с жестокими грезами о Грейнджер, наслаждающейся компанией Корнера.
Сидя в одиночестве на полу спальни, он пришел к выводу, который абсолютно потряс его. Если Гермиона ошибалась, значит, у него были все права презирать магглов и магглорожденных за их низкосортность; но если она была права, как это часто случалось, тогда он был ни кем иным, как ублюдком, которому основательно промыли мозги…
Слова Грейнджер из их последней стычки, что состоялась после утреннего поцелуя, никак не шли из головы.
Единственное, чего я хотела, — чтобы ты понял, что магглорожденные тоже люди, что я — личность…
Ты по-прежнему сам решаешь, как тебе поступать…
Я хотела остаться…
Что, если она была права?
Что, если все это не имело никакого смысла?
Что, если он и вся его семья заблуждались?
Тогда… возможно, тогда было бы нормальным, что он желал прикоснуться к ней, но какого хера ей это позволять?
Если она была права.
Он понятия не имел, во что ему теперь верить.
Проходили часы, Малфой продолжал сидеть без движения. Мысли в голове были слишком громкими, чтобы заметить, что она вернулась и теперь стучит в его дверь, или даже зовет его по имени.
Когда день катился к закату, Гермиона нашла его: застывшего в побежденной позе, окруженного рукотворным хаосом. Широко распахнутыми глазами, полными замешательства, она осмотрела погром, а затем взглянула на Драко, сидящего в центре комнаты, и ощутила толчок в груди. Она заметила, что он дрожал, но все же не предпринимал ни единой попытки согреться; его взгляд был отсутствующим и рассредоточенным. Уязвимая и искаженная поза тотчас напомнило ей о ночи, когда она нашла его посреди кошмарного сна, и которая привела к двум запретным поцелуям.
Решение весьма естественно пришло ей в голову — она кинула сумку и бросилась к нему, припала на колени и охватила его лицо замерзшими руками. Искра узнавания и жизни вспыхнула в его серых глазах, и Гермиона, облегченно вздохнув, принялась инстинктивно поглаживать большими пальцами его бледные скулы.
— Драко, — прошептала она ему в губы, — посмотри на меня, Драко. Что случилось?
Он тяжело сглотнул и прикрыл глаза.
— Сколько я здесь, Грейнджер?
Гермиона изумленно моргнула, но быстро подсчитала в уме даты.
— Немногим более пяти недель, — и через мгновение добавила, — думаю, дней тридцать семь.
— А кажется, что дольше, — пробормотал он.
— Почему ты разгромил комнату? — тихо спросила она и достала из кармана палочку. — Драко…
— Я не знаю, — прошептал Малфой, и она почувствовала, как он слегка расслабился в ее руках. — Я не знаю.
— Я хочу убрать беспорядок, — сказала она и взмахнула палочкой, — не шевелись, ладно?
Он ничего не ответил; а в это время все свидетельства его истерики начали медленно восстанавливаться вокруг них. Он отметил, что в этом есть своя ирония: Грейнджер исправляет то, что он разрушил по причинам, которые сам до конца не понимает; но его голова была слишком загружена сомнениями, чтобы уделить этой мысли хоть каплю внимания. Вместо этого он просто изучал ее лицо, снова пытаясь отыскать хоть один признак того, что она была недостойна, но в очередной раз не нашел ни единого.
Ни следа того, что он смог бы возненавидеть, и не важно, насколько сильно он вглядывался.
— Ты замерз, — сказала она, возвращая к нему свое внимание. — Дай я…
— Нет, — сказал он без привычного яда в голосе. — Грейнджер, я в порядке.
Она насупилась, но спорить не стала, зная, что в таком состоянии его лучше не провоцировать.
— Я принесла все, о чем ты просил, — сказала Гермиона, призывая свою заколдованную сумку.
Она снова взмахнула волшебной палочкой, и Драко отвлеченно стал наблюдать, как шторы и покрывало заменились богатой зеленой тканью, а заказанные им сладости легли на восстановленный при помощи Reparo [2] письменный стол.
— Драко, в чем дело? Почему ты разгромил…
— Я сказал, что не знаю, — тихо повторил он. — Просто разгромил…
— Ты плохо выглядишь, — прошептала она и дотронулась ладонью до его лба. — Позволь, я принесу…
— Нет, — остановил он ее и крепко зажмурился. — Просто… не уходи.
— Драко, ты меня беспокоишь…
— Почему ты переживаешь за того, кого терпеть не можешь?
Гермиона наклонила голову, чтобы перехватить его взгляд.
— Я уже говорила, что не испытываю к тебе ненависти…
— А следовало бы, — твердо произнес он, — ты обязана меня ненавидеть.
— Но это не так, — спокойно возразила она, перемещаясь к нему немного ближе. — Может, и должна, но я не могу…
— Тогда что ты ко мне чувствуешь, Грейнджер?
— Снова этот вопрос? — она вздохнула, сложила руки на коленях и отвела взгляд. — Я не знаю, Драко.
— Ты считаешь меня злом? — прямо спросил он.
— Ты не зло, — заверила она без колебаний, — просто ты… сбился с пути. Ты человек, Драко, и ты совершал ошибки, но я не могу тебя за это ненавидеть.
Он поднял голову и судорожно вздохнул.
— Я должен тебя ненавидеть.
— Должен ли? — вторила она озадаченным тоном. — Получается, теперь это не так?
— Я не знаю, — прошептал он настолько тихо, что она не поняла, сказал ли он что-либо вообще. — Я… растерян.
Его неохотное признание было надуманным и невнятным, но она поняла, что его сомнения поощрили ее. Искра надежды, которую Гермиона столь решительно игнорировала, вспыхнула в груди, и она уже ничего не могла с этим поделать. Это было именно то, чего она желала — озвученное подтверждение, что он начал осуждать свои предрассудки.
Это раздразнило ее гриффиндорскую отвагу, и она снова подобралась к нему ближе, смело разместилась между его раскинутых ног и прислонилась к груди. Она ожидала, что Драко мгновенно воспротивится ее наглому жесту, но Малфой даже не шевельнулся, когда она положила голову ему на плечо. Он оставался совершенно неподвижным и безучастным; она же чувствовала себя в таком положении необъяснимо защищенной; в уютном тепле запретного момента, что убаюкивал ее.
— Это ничего не значит, — услышала, как Драко произнес возле ее уха; скорее, для самого себя, — ничего.
— Я знаю, — прошептала она.
Драко мучительно осознавал, что ситуация была слишком интимной и бесспорно неправильной, но после двух дней отрицания своего ненасытного желания быть к ней как можно ближе он был чрезмерно увлечен, чтобы оттолкнуть ее. Он знал, что утром будет сожалеть об этом ошибочном решении, но не мог сопротивляться опьяняющему эффекту, что оказывала на него Грейнджер.
Часы едва пробили восемь вечера, а сон уже сморил Гермиону, и Малфой последовал за ней спустя короткое мгновение. Он тревожно осознавал, что многое менялось.
Он менялся.
[1] Келпи — водяной дух в шотландской низшей мифологии, большей частью враждебный людям. Обитает во многих реках в озёрах, является в облике пасущегося у воды коня, подставляет путнику свою спину и затем увлекает его под воду.
[2] Reparo — заклинание, восстанавливающее сломанные и разбитые предметы.
====== Глава 13. Одиночество ======
Гермиона не могла припомнить, когда в последний раз чувствовала себя так хорошо и уютно.
Она лениво вздохнула, как только ритмичные движения мужской груди вновь погрузили ее в сладкую негу между сном и реальностью. Приятный аромат мяты и запретного слизеринца щекотали нос, и она моргнула, прогоняя остатки божественного сна, когда вспомнила, где находилась.
