Доверчивая и наивная идиотка.

И внезапно она стала более реальной… более человечной, и это отрезвило его, словно глоток холодного воздуха. Она была личностью, и менее... Нет, она определенно все еще грязнокровка… Но она была грязнокровкой с характером… вроде как. Возможно.

Он наблюдал за ней с большим вниманием, чем следовало бы, когда ветер стих и ее плечи расслабились. Вернулась рациональная Грейнджер с, казалось бы, полным отсутствием проблем и страхов из-за разгулявшейся непогоды; но ее боязнь никуда не делась, пряталось в глубине янтарных глаз. Она взяла со стола горячий шоколад и поднесла кружку к розовым устам, сложив губы, сдувая пар. Это не должно было привлекать его внимание. Но привлекло.

— Твой шоколад остынет, — пробормотала Гермиона, спокойно глядя на Малфоя и делая первый глоток.

Драко резко вдохнул, а затем перелез через спинку дивана и рухнул на подушки, нетерпеливо разглядывая гриффиндорку.

— Как можно бояться ветра?

— Дело не в самом ветре, — спокойно ответила Гермиона, — мне не нравится шум.

— Это просто глупо, — усмехнулся он.

— Все чего-то боятся, — осторожно рассуждала она. — Ты чего-нибудь боишься? Это свойственно для человека.

Он нахмурился, поскольку предположение было абсолютно нелепо, но все-таки задумался над ее словами. На ум пришла мысль разочаровать семью, или, если быть более точным, отца, но он предположил, что Грейнджер имела в виду нечто более конкретное и болезненное. Либо у него просто не было страхов, либо он подсознательно предпочитал игнорировать их. Тем не менее, он ненавидел ее за то, что заставляла его думать.

— Нет, — просто сказал Малфой, наклоняясь вперед, чтобы взять кружку.

— Возможно, ты просто еще не осознал свои страхи, — предположила Гермиона, уклончиво пожав плечами. — Ты ответишь на мой вопрос? О том дне? Когда я… ты понимаешь.

Его глаза сузились.

— Я сомневаюсь, что могу ненавидеть тебя больше, чем сейчас, — спокойно сказал Драко, его губы дернулись. Она выглядела немного обеспокоенной его словами, и необходимость сказать что-либо еще пульсировала на языке. Он зажмурился, презирая себя за то, что собирался произнести. — Считай этот вопрос закрытым, Грейнджер.

Захватывающая смесь облегчения и удивления окропила лицо Гермионы.

— Правда?

— Для тебя же было бы лучше не упоминать об этом, — прямо сказал Малфой, давно решив, что оптимальным решением было бы навсегда забыть о произошедшем. — Разве что ты хотела бы, чтобы я довел дело до...

— Нет, — она поспешно покачала головой, — нет, я хотела бы забыть об этом.

Драко коротко ей кивнул и сделал большой глоток горячего шоколада, а Гермиона поборола желание сказать «спасибо» за согласие забыть об этой теме. Если она правильно помнила, в тот жуткий день она извинялась и говорила «пожалуйста» чаще, чем следовало бы. Если бы она начала извергать слова благодарности этому засранцу, это стало бы уже полнейшим перебором.

Но вот он: сидит по другую сторону кофейного столика и выглядит более спокойным, нежели она могла припомнить, что заставило ее инстинктивное презрение по отношению к нему дрогнуть. Грейнджер всегда верила и убеждалась в том, что человеческая личность оказывает влияние на внешность. Если некто был уродлив внутри, сознание могло убедить ее, что это уродство каким-либо образом отражалось и на внешности. Теперь же, с ее ненавистью к Малфою, слегка смятой странным спокойствием, что появилось между ними, Гермиона признавала, что он был довольно поразительным волшебником.

Тусклый свет озарил его бледное лицо, и оранжевое свечение отразилось в серебряных глазах. Углы и линии его черт были резкими и четкими, словно каждая деталь кричала, требуя внимания; это заставляло глаза танцевать, и Гермионе это нравилось. Она могла бы сказать, что Драко был слишком бледен, как будто бы высечен изо льда, но затем она поняла, что тот, должно быть, Мерлин знает, как долго не ощущал тепла солнечных лучей.

— Ты читал книги? — осторожно спросила она, решив, что молчание начало причинять дискомфорт. — Которые я оставила.

Она могла видеть, как Малфой колебался при ответе.

— Да, — настороженно признался тот.

— Какую читаешь сейчас? — продолжила Гермиона.

— Зачем тебе это?

— Просто любопытно, — она пожала плечами, искренне желая, чтобы его подозрительность по отношению к ней уменьшилась.

Драко громко выдохнул.

— «Тит Андроник» [2].

— Хорошая пьеса...

— Нормальная, — быстро поправил Драко, вертя напиток между ладонями. — Некоторые сцены выглядят сырыми.

— Согласна, — она задумчиво кивнула. — Это одна из ранних пьес Шекспира.

— Ты дала мне много его книг, — медленно пробормотал Малфой, строго посмотрев на нее. — Предполагаю, он маггловский автор.

Ее глаза распахнулись. Она ожидала мгновенной вспышки ярости, поскольку ее маленький эксперимент обратил на себя его внимание, но оказалось, что Малфой просто был раздражен.

— Ты знал, что я дала тебе маггловские книги?

— Это довольно очевидно, Грейнджер, — он закатил глаза. — Я не узнал ни одного из авторов, и решил, что это именно то, что ты сделала бы.

— И ты все еще читаешь их? — произнесла Гермиона неверующим тоном. — Почему?

Выражение его лица стало немного жестче. По правде говоря, он не прикасался к ее маггловской литературе на протяжении двух дней, просто смотрел на нее с неподдельным отвращением. Но скука была слишком сильной, иссушающей его рассудок — и на третий день Драко сдался, разумно решив, что предпочтет маггловское чтиво умственному расстройству. Он намеревался получить в книгах подпитку для своего отвращения к магглам, найти доказательства того, что они были бескультурными и нецивилизованными существами, которые будут выбиваться из сил в попытке сочинить более-менее приличный текст.

Но...

Но книги оказались на самом деле нормальными... Достаточно неплохими, чтобы он продолжал переворачивать страницы и неосознанно восхищаться. Эти книги нервировали и вызывали тошноту, и заставляли задумываться о... разном. Пусть лишь на какое-то мгновение, но он задумывался. Нет, он никогда не верил во все это пропагандистское дерьмо о том, что магглы были дикими, хоть в какой-то степени он был убежден, что они окажутся менее способными к искусствам. Но этот Шек-как-его-там был... адекватным. Пусть он и не мог рассказать об этом Грейнджер.

— Потому что больше нечего читать, — прорычал Драко, осознав, что молчал слишком долго.

Гермиона вздохнула, наблюдая за ним из-под ресниц и делая очередной глоток. Ее любопытство глухо отозвалось в сердце, и ей захотелось проверить, как далеко она сможет зайти в этом вопросе.

— А как тебе пьеса в целом?

Он фыркнул.

— В ней много насилия, — произнес как что-то очевидное. — И это весьма... интересно, но доказывает, какими варварами являются магглы.

— Варварами? — повторила Гермиона, сдерживая желание накричать на него. — Как это?

— Ну, это просто бессмысленное кровопролитие...

— В отличие от всех Магических войн? — быстро вставила она. — Насилие присутствует во всех расах и видах, Малфой, особенно в человеческих. Магических или нет...

— Парень убил собственного сына, — заметил Драко, гордо склонив голову в сторону, как если бы сделал выигрышный удар. — Это верный признак того, насколько магглы нецивилизованны и…

Грейнджер не упустила ни одной детали.

— Но Волдеморт убил свою семью.

Надменное выражение Драко дрогнуло, и он возненавидел тот факт, что Грейнджер стала тому свидетелем.

— Это другое, — оправдываясь, пробормотал он. — Это было...

— А Крауч убил своего отца...

— Это другое! — упорно повторил он, хотя и знал, что этот аргумент был слаб.

Гермиона не выглядела ни самодовольной, ни высокомерной, когда подняла голову, чтобы встретиться с его раздраженным взглядом; она просто быстро облизнула губы.

— В чем же разница, Малфой?

Он порылся в голове в поисках подходящего аргумента или ответа, который указал бы Грейнджер на ее место. Он чувствовал себя возбужденным и встревоженным, а еще ощущал щепотку уважения к гриффиндорке за то, что та смогла прорваться в его сознание; и это бесило его больше всего. Этим она бесспорно заработала очередную отметку на спинке его кровати. Пиздец.