- Это просто страна чудес какая-то... - прошептала Ленка. - Или это всё мне мерещится?
Игорь впервые услышал в её голосе что-то помимо горечи и бесконечной усталости. Изумление. Даже, может, погрызенное, как зелёный лист гусеницами, любопытство. Тени крались вдоль стен. Это были дети, они никак не реагировали на присутствие в своей обители взрослых. Пахло, конечно же, сыростью, ещё немытым человеческим телом. Из круглых дыр в стене несло неприятным сквозняком. Совсем маленькие дети лежали, как ни странно, в пластиковых корытцах, установленных на стенах там и сям почти вертикально, как крошечные Будды, как оживлённые движением света барельефы, иные - в крошечных одежонках, иные укутаны в грязные пелёнки, иные просто голые. Зрачки их меняли размер, когда по тельцам скользил свет от фонаря, на губах мерцала загадочная улыбка. Игорь чувствовал, что между Кириллом и ними прямо в насыщенном влагой воздухе происходит некая диффузия, обмен неизвестными науке частицами.
- Я хочу, чтобы меня не стало, - сказал внезапно Кирилл. - Мы все об этом мечтаем. Вы скажете - смерть... но смерть - это другое. Её не нужно бояться, это лишь порог, который придётся перешагнуть. Но за ней последует новая дорога, перекрёсток, дорога, дорога, и за этими дорогами очень сложно найти единственную - к тому, кто говорит. Нет, я не хочу смерти. Только чтобы меня скомкали и вырвали, как страницу из тетрадки. Время не повернуть. Мы пробовали. Оно слишком большое, чтобы развернуться. Ради таких малявок, как мы, особенно. Эгоистично считать, что оно должно.
Он повернулся к Игорю.
- Ты должен проснуться, взрослый человек. Попробовать разбудить себя, услышать то, что услышал каждый из нас. Между мной и тобой есть родственные связи. Я сумел, а значит, и ты сможешь.
- Ты переоцениваешь мои возможности, - с расстановкой произнёс Игорь. - Я умею ремонтировать велосипеды - это да. Умею делать разные другие вещи - не сказать, чтобы очень много, но тем не менее. Ещё немного разбираюсь в хорошем табаке. Но чтобы слышать какие-то голоса... нет, до такого не доходило никогда. Когда на улице ко мне подходили свидетели Иеговы, я говорил им что могу разве что сделать самолётики из этих их листовок.
- Попробуй, - вдруг шепнула Ленка.
- Что? - Игорь переполошился. - Тебе больно? Что-то не так?
Ленка раздражённо отмахнулась. С видимым усилием она мобилизовала своё неповоротливое, насквозь истыканное иголками усталости и боли тело и посмотрела мужу прямо в глаза.
- Попробуй сделать, что он говорит.
- Но... ты же... я тебя совсем не узнаю.
Игорь хотел сказать, что ещё сутки назад Лена не говорила о детях вовсе - о своих ли, или о каких-нибудь ещё. Она, как и многие... да что там, почти все, загнала их в своём сознании в самый глубокий колодец и засыпала землёй.
- Разве ты не видишь всё это? Не видишь, что здесь особенный порядок, который мы никогда не поймём. И никто из взрослых не поймёт. Вроде мореплавателей, которые приплыли на неизвестный континент с туземцами, порядки которых дики и чужды. И если есть хоть малейший шанс... как бы это сказать... навести мосты - давай попробуем.
Она взглянула на Кирилла, сказала строго:
- Я сама готова сделать всё, что потребуется.
Игорь был так поражён этой переменой, что готов был уже накинуться на Кирилла с кулаками: "Что за трюки? Разве это не ребёнок в чреве повлиял на разум моей жены? Ребёнок, заметь, которого она только сейчас ненавидела!" Но вовремя сообразил, что малыш здесь ни при чём.
Стараясь выглядеть как можно более независимо, он скрестил руки на груди.
- Как это будет выглядеть? Хочешь прикрутить мне ещё одно ухо?
- Совсем не больно, - заверил Кирилл. По лестнице они двинулись в глубины бункера. Вмонтированных в стену перил не хотелось касаться - они были липкие и холодные на ощупь, и оставляли на ладонях бурые следы. Огромные опоры чёртова колеса стенали, подражая плохо настроенным музыкальным инструментам.
- Я не хочу быть таким, как вы. Хочу остаться человеком. Мы с твоей матерью не сможем вот так вот бродить кругами, как будто заводные болванчики, натыкаться друг на друга и шлёпать по лужам босиком.
От улыбки Кирилла, как будто нарисованной на лице, тем не менее, разило молниями.
- Когда ты услышишь Голос, тогда поймёшь. Я не могу сказать слепому, что такое свет. Когда ты прозреешь - увидеть всё сам.
Игорь до хруста сжал кулаки. И тут же почувствовал прикосновение к запястью. Ленка ничего не говорила, просто коснулась пальцами. Подушечки её холодны, но само касание... иное. Не такое, как в последние дни. Оно вызывало в памяти светлые моменты их совместной юности. И это вонзило копьё в грудь всех на свете сомнений. Глядя, как они истекают кровью, и печально думая, что он, возможно, сойдёт с ума, Игорь выразил согласие.
Кирилл сказал:
- Мы уже пришли.
Это был комната без детей. В противоположной стене - огромная металлическая дверь, похожая на проржавевшую насквозь крышку рижских шпрот. Застоявшийся воздух пах неприятно, вокруг какие-то машины, но эта дверь... За неё ещё предстоит заглянуть - внезапно понял Игорь. За этой дверью - ответ на вопрос, сможет ли он понять, что подразумевают под своим ненаглядным Голосом малыши, ставшие в одночасье серьёзнее взрослых. Разве это не великая награда для любопытных: приобщиться к новой мировой тайне? Игорь себя любопытным не считал, но раз уж судьба предоставила ему такой шанс, самое время развить в себе это качество. В недрах неопознанной машины что-то тихо урчало и щёлкало, будто в такт мыслям. Крайне неожиданный звук, учитывая, что электричества не было. Может, там скреблись мыши. Повсюду валялись спичечные коробки, некоторые из них выпотрошенные, многие промокли насквозь и вряд ли были способны послужить обществу. Наверху - решётки с неподвижными лепестками вентиляторов под ними, словно сад ржавых растений, растущих кверху тормашками.
Кирилл показал на лавку возле одной из стен. Игорь бережно усадил жену, после сел сам. Посмотрел на белую таблетку в протянутой руке сына.
