А зачем? Чтобы всё это продолжало зарастать травой и чахнуть под напором древесных корней? Чтобы, в конце концов, во вновь заброшенном доме поселился медведь и нюхал их с женой кости на кровати? Сначала, допустим, подкошенный холодами и каждодневным тяжёлым трудом, сляжет он, а Ленка... Ленка долго одна не протянет. Если ничего не изменится, малыш уйдёт от них сразу же, как только поймёт, что больше никто не сможет его удержать.
Мы и есть та древняя цивилизация, - понял Игорь. - Наша история остановилась четыре дня назад. Теперь останется только угасать. Сложно представить, что спустя половину человеческой жизни мы, лишённые основного стимула к продолжению рода и желания растить потомство, исчезнем с лица земли.
И всё же... всё же, если не будет рядом Ленки - не будет ничего. Поэтому нужно постараться... нужно постараться выдернуть её из лап в резиновых перчатках до того, как случится непоправимое.
По шоссе больше некому было ездить. Снег всё падал; кажется, худое корыто, из которого он сыпался, было бездонным.
Народу на улицах мало. Должно быть, те, кто поумнее, кто сумел принять ситуацию, как она есть, и сразу начал действовать, давно уже за городом. Возможно, осваивают продуктовые и хозяйственные склады, те, что покрупнее... если их не освоили ещё этнические группировки, обитающие в этих краях. О полиции и внутренних войсках давно уже ничего не слышно. Не может быть, чтобы все они разбежались по своим семьям. Должны остаться зубры с красными глазами, со стальными нервами и гранитными руками, которые живут, чтобы служить. Кто ответственен за отдачу им приказов? Кто дежурный нынче по стране? Может, мы вовсе не в свободном падении, а просто опасно накренились, и через недельку-другую сюда прибудет хозяин при погонах, в фуражке, с плёткой и мешком пряников, и всех поставит на место?
Кто бы поведал, что будет дальше... Игорь усмехнулся сквозь зубы. Кто бы ни поведал, всё равно ему никто не поверит.
По Ново-Вокзальной он спустился на Средне-Садовую, вышел к детской больнице и застыл, глазея на пепелище. Наверное, это тот самый столб дыма, который Игорь видел ещё от подъезда. Больница полыхнула, скорее всего, накануне вечером, и сейчас догорала, чадя в сгущённое небо. От пожарных машин не было и следа. Девственные сугробы покрывал слой пепла, кое-где заметны натуральные кратеры. Жертв не видно, хотя Игорь в любую секунду ожидал увидеть обгоревшее тело. Автопарк больницы за решётчатым забором выглядел как коллекция сгоревших спичечных коробков. От огромных букв "ДЕТСКАЯ БОЛЬНИЦА" на фасаде остались только "К", "Б", да "ЬН", сплавившееся в издевательское "Ы". Должно быть, кто-то обозлился на слово "детская" и запустил туда коктейлем Молотова.
Если Лена сюда и дошла, ей пришлось развернуться и отправиться в путешествие к больнице Калинина. Почти два километра Игорь прошёл по трамвайным рельсам. Две собачьи стаи сопровождали его на безопасном отдалении, а когда он остановился чтобы перевести дух, вытягивали шеи и таращили глаза, словно койоты снежной, богом забытой саванны.
Выстроившиеся в рядок бело-синие корпуса встретили гостя распахнутыми воротами. Судя по количеству следов, здесь побывала едва ли не половина города. По двору, словно малые, растерянные дети, бродили какие-то люди - в основном пожилые. Кто-то плакал навзрыд, кто-то скулил. Конечно, Игорь услышал злую ругань.
Он прошёл к корпусу гинекологии и остановился в нерешительности. Железная дверь выломана и висит на одной петле. У порога валяется шапка, похожая на свалившееся с дерева гнездо.
- Будет сигаретка? - спросил кто-то совсем рядом.
Точно... сигаретка. Игорь выудил из кармана мятую пачку, угостил спросившего и сунул одну себе в рот. Тут же перед его носом заплясало пламя зажигалки. Зажигалка у мужичка знатная. Зиппо, солнечный привет из девяностых. Наверняка трофейная.
- Что, доктор, похоже, только начал принимать?
Мужичок, похоже, не настроен был на юмористическую волну. Он был маленький, как цыплёнок, в дешёвой дублёнке и с дёргающимися руками. Усы с прожилками седины похожи на разгорающийся костёр, запечатлённый на чёрно-белую плёнку.
- Нету там врачей, и сегодня не было совсем. Только банды. Несколько десятков здоровых мужиков, вот, вроде тебя. Видишь, стариков вон всех повыгоняли. Как только они награбят всё, что посчитают нужным и уйдут, можно будет поживиться таким воробышкам как мы.
Он почесался, сморщившись, как будто надкусил лимон, и продолжил, не глядя на Игоря:
- Мне нужно только немного морфия. Надеюсь, эти мужланы не знают что это такое. Я готов ждать хоть двое суток, но Господи, как же ломает. Не пробовал морфий? Знатная штука. Вдаришь, и готов поверить, что весь этот ужас тебе только мерещится. Или просто засыпаешь. Вчера я проспал в сугробе почти пять часов. А... не мог бы ты заглянуть и проверить: может, там, в холле, никого?
Он с робкой надеждой уставился на Игоря. Прожилки на носу загадочно синели.
- Послушай, - сказал Игорь, борясь с желанием схватить мужичка за его тонкую шею и хорошенько встряхнуть. - Ты видел здесь беременную женщину? Светленькую, волосы, скорее всего, забраны в хвост. Тёмно-зелёное пальто, и...
Мужичок улыбнулся.
- Видел, а как же? Примерно сорок минут назад. Ты что, решил проверить мои мозги? Так вот, с ними у меня всё в порядке. И с памятью тоже нормально. Так что? Я могу рассказать тебе, как выглядит этикетка. Там такие...
Обильную его жестикуляцию прервал Игорь, схватив за запястья.
- Ты видел мою жену! Она беременна, и она хочет расстаться с ребёнком, убить его. Я ей запретил, но она сбежала из дома. И если ты сейчас не расскажешь мне, куда она пошла, я разобью тебе голову вот об эти ступеньки.
Игорь никогда бы не подумал, что скажет что-то подобное с серьёзностью потомственного колдуна, который вдруг разглядел в вихляниях судьбы скучающей в кресле напротив клиентки-домохозяйки настоящую, беспощадную, злую смерть. Игорь даже йогурты в магазине покупал с менее серьёзным лицом. Самому себе он казался громом, перед которым все эти туземцы должны рухнуть на колени и молиться, но мужичок только расплылся в улыбке.
