- Значит, ты - одна из тех, кто пришёл добровольно, - резюмировал мужчина, пропуская между пальцами густую короткую бороду.
- Это Василий, - крикнул за спиной Евгений Филиппович и захлопнул дверь.
Ленка не знала, куда себя деть.
- Ко мне за два дня привели уже семерых женщин, - скучным голосом сказал доктор. - Всех - насильно. Мне пришлось делать им укол морфия, перед тем как вызывать искусственное прерывание беременности. Были и такие, кто сами нашли меня. И хочу тебя предупредить - сейчас, даже если ты передумаешь в последний момент, я тебя отсюда не выпущу.
Должно быть, Василий не спал, по меньшей мере, сутки. Под глазами цвет его кожи менялся с жёлтого на синий. Частично седая борода обрамляла лихорадочно-красный рот. На шее, как безвременно погибший мотылёк, болталась марлевая повязка.
Из ванной вышла миниатюрная женщина. Даже не посмотрев на гостью, она прошла и со звуком разбившегося стекла сгрузила на поднос ворох каких-то хитрых ножниц. Зачем хирургу столько ножниц Лена не представляла, да и не хотела об этом думать.
Набрав полную грудь воздуха, Лена сказала:
- Я не собираюсь передумывать. Я уже всё... всё решила.
Стало легче. Даже взгляд здоровяка вроде бы стал дружелюбнее.
- Пройди и сядь. Срок большой, нам с тобой придётся повозиться.
- Вы будете меня... резать?
- Конечно, нет. Сейчас так никто не делает. У меня нет вакуумного насоса, но есть каретка. Расскажи-ка мне о своих хронических болячках... и вообще, рассказывай, чем ты болела за последний год.
Слушал он вполуха, занимаясь своими делами, а потом вдруг оборвал:
- Достаточно. Раздевайся снизу полностью; мы тебя раздевать не будем. Устраивайся поудобнее на спину и постарайся успокоиться. Быстрее заснёшь - быстрее проснёшься. У нас тут, понимаешь ли, конвейер. Все те люди, - он указал на дверь, - ждут, пока ты освободишь для них место.
- Но где же все врачи...
- Может, где-то и есть. Я пока ни одного не видел. Кроме себя, конечно.
Пальто Лена повесила на спинку кровати. Стягивая джинсы, она не удержалась от нового вопроса:
- Почему же вы тогда всё это делаете? Лечите задаром, всех подряд...
Василий уставился на неё налитыми кровью глазами.
- Я принял тебя без очереди потому, что ты - с ним. Кем бы он ни был, после всего что произошло, он не может оставаться в живых. Как и все, я здесь мало что понимаю, но оттого, что на свете станет одним дьяволовым отпрыском меньше, никому хуже не станет. У меня был сын...
Кажется, Василий не хотел этого говорить. Само выскочило, как говориться. Он растерянно потёр руки; под халатом мышцы его дёрнулись. Ленка едва слышно сказала:
- Вы его убили?
Она была готова к тому, что он придушит её прямо здесь, голыми руками. Однако у хирурга разве что приподнялась бровь.
- Что за бред? Конечно, нет. Ему было шестнадцать. Он покончил с собой, три раза воткнув себе кухонный нож в грудину, а после перерезал вены на руках. Не знаю, отчего именно он умер - от того или этого - но так или иначе его больше нет. Моя жена пришла с работы всего на двадцать минут раньше меня, но когда вернулся я, её уже не было. Она зарезалась этим же ножом. Так что мне пришлось хоронить сразу двоих... не просто близких, нет - людей, которых я любил больше всего на свете. Я звонил в полицию, в скорую - никто так и не приехал. Так что, спустя сутки, я сам погрузил их в машину и отвёз за город, где и похоронил в подвале своей дачи. Всё, хватит вопросов. Ты и так знаешь больше чем нужно. Я надеюсь, что после того как мы закончим, ты уйдёшь и больше никогда не покажешься мне на глаза.
Лена закрыла глаза. Она лежала голая по пояс, одежда горкой лежала у ножек кровати, но никакого смущения не было и в помине. Возможно, с некоторыми чувствами она потеряла долю человечности, возможно даже достаточно большую - ту часть себя, которую бы это волновало, можно было так же смело вписывать в объявление "УТЕРЯННЫЕ ВЕЩИ".
Ко рту и носу приладили гибкую трубку, слышно было, как скрипнул пускающий газ вентиль. Сознание заволок дурной туман. Казалось, будто все те люди, что сидели и лежали за дверью, подползли к ней и завывают на разные лады: "Убей, вспори ей брюхо! Режь свинку, а потроха отдай нам, мы найдём им применение!" Или всё это не мерещится, а на самом деле происходит?.
Паутина в углах, похожая в белом свете на наколотый кусками воздух, беспощадные, смотанные изолентой провода, торчащие кое-где из стен как клочки щетины, потянулись к ней, чтобы опутать и задушить. Показалось, будто дом - живое существо, извергающее отработанные газы, подобно любому из нас, только она, Лена, не в желудке его, а между двух ладоней, и несёт он её, сосредоточенно пыхтя, куда-то на край мира, туда, где тайна молчаливых детей никогда не раскроется. Фоном звучал разговор хирурга и его молчаливой медсестры, звучал так буднично, будто они разговаривали о зубных щётках. Вопли и проклятья людей за дверью, тех, впереди которых Ленка невольно влезла на приём, казалось, нисколько не нарушали уединённость операционной. Как будто, пройдя через дверной проём, Ленка оказалась в другом мире. Но ведь ей придётся ещё отсюда выйти...
Низкий грудной голос врача рокотал то справа, то слева:
- Мне удалось связаться с Серёгой... у них там всё как у нас, но где-то в Польше ходячие уничтожили целую деревню. Просто пришли и убили всех взрослых жителей, можешь себе представить?
- Ухум...
- Многие бежали к нам через границу, с некоторыми Серёга разговаривал самолично... конечно, они говорят о тех событиях по-разному, мозгёнки-то помутились... некоторые вообще ничего не говорят. Молчат - и только.
