Сам же Крашников не мог даже представить себя работающим над одним делом с кем-либо из коллег, одна только мысль об этом безумно раздражала его. Любое вмешательство в порученное ему расследование, доводило его до бешенства, которое он не мог, да и не желал сдерживать, изливая на окружающих. Он всегда был одиночкой и это никогда не мешало ему и уж точно не приносило никакого вреда. С годами он убедился, что одиночество – самый эффективный способ работы, и его показатели по раскрытию преступлений – самые высокие среди показателей коллег на протяжении последних лет – говорили сами за себя.

Теперь же, когда у Крашникова внезапно появился напарник, хорошо знающие особенности его характера сослуживцы потирали руки в предвкушении очередного скандала, одновременно делая ставки на то – сколько времени протянут новоиспеченные коллеги, работая вместе, и кто сбежит от этого сотрудничества первым.

В это время сам Крашников, на удивление самому себе, оказался совершенно не против такого тандема и как ни старался – никак не мог разозлиться на сложившуюся ситуацию, она его полностью устраивала. С первых минут знакомства с Городовой, ему стало ясно, что они сработаются – какая-то химия… И пусть его немного раздражала ее манера общения – чуть высокомерная, будто издевательская, возможно излишне самоуверенная, но она его не отталкивала, а наоборот, странным образом, привлекала. Кроме того, он чувствовал, что это все напускное, что, скорее всего, Городовая просто не очень уверена в себе.

Все эти мысли требовали более подробного анализа, их новизна и непривычность немного пугали Крашникова. Поэтому, сразу после того, как Городовая ознакомилась с делами, Крашников поспешил отвезти ее в гостиницу, а сам направился домой – передохнуть и привести мысли в порядок. Они договорились встретиться перед гостиницей в девять утра, на следующий день. По дороге домой следователь планировал спокойно, за чашкой кофе, поразмыслить над событиями дня, однако добравшись до квартиры, понял, что на кофе его сил не хватит – он смертельно устал и этой ночью проспит без сновидений.

Утро выдалось дождливым и мрачным. Поднявшись с постели в половине восьмого и взглянув в окно, Городовая увидела, что небо затянуто темными тяжелыми тучами, которые, казалось, можно потрогать рукой прямо у себя над головой. Со стороны черных гор на город угрожающе надвигалась темно-серая дымка, словно предупреждая о надвигающейся катастрофе. И без того дурное настроение Городовой, спровоцированное очередной порцией ночных кошмаров, обрывки которых то и дело вставали перед ее внутренним взором, но никак не хотели складываться в общую картину, еще больше испортилось от увиденного. После необходимых утренних процедур она снова подошла к окну, с робкой оптимистичной надеждой желая разглядеть признаки улучшения погоды. Но она не увидела их, как не увидела вообще ничего – все от горных скалистых вершин, до автомобильной стоянки под окном, было покрыто серым, очень плотным, кажущимся ощутимым на ощупь туманом. Окончательно убедившись в том, что на хорошую погоду сегодня рассчитывать не приходится, Городовая стала собираться на службу.

Наложив макияж, по привычке используя маленькое карманное зеркальце, и надев выглаженную еще с вечера форму, она подошла к большому зеркалу в коридоре, чтобы оценить свой внешний вид. В целом, образ оказался ожидаемо деловым – форма выглядела аккуратно, прическа – сдержанно, макияж – натурально, за исключением помады яркого винного оттенка на губах. Городовая обожала эту помаду, и то, что этот оттенок был, возможно, слишком броским для появления на службе, ее не волновало.

С самых первых минут пребывания в этом городе, ее то и дело преследовали непривычные чувства и мысли, которые нервировали и выбивали из колеи. Возникающие время от времени ощущения, можно было сравнить с теми, когда мучительно не можешь поймать кружащееся где-то на краю сознания смутное воспоминание, давно забытое, но важное, даже необходимое… и невозможность уловить его и вспомнить по-настоящему, медленно сводит с ума. Обычно Городовая очень быстро адаптировалась в быстро изменяющихся условиях существования, была любознательной путешественницей и страстно любила незнакомые города и местности. Однако, в этом городе она чувствовала себя удивительно неуютно, будто постоянно ощущала чье-то присутствие за своей спиной и никак не могла расслабиться, даже наедине с самой собой.

За все время с момента приезда сюда она чувствовала себя спокойно только в присутствии следователя Крашникова. Они провели вместе совсем немного времени, но именно в эти часы Городовая чувствовала себя в безопасности и не оглядывалась поминутно в необъяснимой тревоге через плечо.

Накануне вечером у следователя возникла настоятельная потребность в восстановлении собственного душевного равновесия. Горячий вечерний душ, маникюр и чтение любимого журнала перед сном немного привели ее в чувство, а шикарная помада винного оттенка с самого утра, оказалась необходимым условием сохранения более-менее стабильного душевного состояния. Благодаря этим простым вещам она ощутила себя, привычную, немного заблудившуюся в собственных ощущениях вдалеке от привычного окружения, цивилизации, знакомой деятельности и начальника-опекуна. Распрямляя воображаемые складки на безупречно сидящей служебной юбке, Городовая задумалась о том, как душевный настрой человека меняет его внешний облик и наоборот – изменения во внешности влекут за собой перемены в настроении и мироощущении.

Течение ее мыслей прервал телефонный звонок – Крашников сообщил, что ожидает Городовую внизу, возле входа в гостиницу. Женщина еще раз окинула свое отражение в зеркале, распрямила плечи и, сняв сумочку с вешалки, решительно вышла из номера.

На ежедневном утреннем совещании в учебном классе отдела полиции, Крашников с Городовой устроились на соседних креслах в первом ряду. Следователь скорее почувствовал, чем увидел, что Городовая сегодня как-то особенно серьезна и собрана. Внешне это практически никак не выражалось – форма, как и вчера, безупречна, волосы собраны в идеальный хвост, прямая осанка. Отличался только оттенок губной помады – сегодня он был более насыщенный, цвета красного вина и очень подходил Городовой, необыкновенно привлекательно контрастируя с глубокой синевой ее глаз – сегодня они показались Крашникову еще более выразительными. В остальном Городовая выглядела так же, однако, во всем ее облике чувствовалось напряжение… Может быть, плохо спалось на новом месте?

Крашников-то спал сегодня ночью отлично – с одиннадцати часов вечера до семи утра, без сновидений, и проснулся утром совершенно другим человеком, вернее таким, каким был до исчезновений подростков. Он вдруг обнаружил, что давно не менял постельное белье и не прибирался в квартире, щетина на его подбородке давно превысила уровень, считающийся сексуальной небрежностью, а форму он вообще вряд ли сможет привести в приличное состояние без химчистки. По причине обнаружения данных обстоятельств, его день начался бодро и активно – следователь принял душ, побрился, выгладил новый комплект форменного обмундирования, включил стиральную машину и пропылесосил в квартире, попутно набрав два мешка разнообразного мусора, разбросанного в самых неожиданных местах. После этого он со вкусом позавтракал, с удовольствием выпил две кружки свежесмолотого, по всем правилам сваренного кофе и целых четыре минуты праздно пялился в окно, за которым, к слову, кроме серого вязкого тумана не было видно ровным счетом ничего. Но даже это обстоятельство не смогло испортить ему настроение, и в его голове веселенькой мелодией звучала мысль о том, что жизнь не такая уж дурная штука.

Городовая внимательно вслушивалась в доклад дежурного, записывая что-то в своем блокноте. Совещание проходило своим чередом, однако шеф сегодня был как будто не в своей тарелке и явно стремился поскорее все закончить. По делам об исчезновениях мальчиков он вообще ограничился высказыванием, что, дескать, здесь ему все ясно и что он в курсе того, какая работа проводится в данном направлении. Это приятно удивило и еще больше поспособствовало эмоциональному подъему Крашникова. В его душу закралась безумная надежда на то, что, возможно, шеф наконец осознал всю бесполезность ежедневных ритуальных двухчасовых переливаний из пустого в порожнее. Такого замечательного утра не случалось уже очень давно. Оставалось надеяться, что весь остальной день будет не хуже.