– Так, а что. Неделю назад приходит ко мне Кубик. – начал свой рассказ Сажин.

– Господин Кубинян, – уточнил Руфатыч.

– Да. Приходит и говорит, что у нас на районе появились каталы борзые…

– Игроки на деньги. – перевёл Руфатыч.

– Да. То ли молдаване, то ли цыгане… но катают так себе, беспонтово. В основном выставляют дилетантов и любителей при деньгах. Снимают частные хаты, дачи. У них, видно, свои информаторы есть приплаченные. Ну и щиплют помаленьку народ. А в общак-то не отстёгивают, суки. Вот Кубик и говорит, мол, давай уродов накажем. Разденем до нитки, а чтобы обратки не было, сдадим их местным решалам, а те их додоят, – излагал свой коварный план Сажа.

– Решил с заезжими игроками сыграть. – повторил Руфатыч, записывая показания.

– Кубик предложил расчехлить их в два этапа. – продолжил Сажин.

– Ранее судимый, Кубинян Артур Самвелович, предложил. – поправляя очки, записывал Корнев.

– Да. Предложил для начала дать этим лохам даже выиграть немного, чтобы бдительность усыпить. А потом якобы психануть и согласиться сыграть по-крупному, чтобы они по максимуму с собой бабок привезли. В конце первой игры я как бы облажался и поставил на кон фамильный перстень небывалой ценности. Пацаны наживку заглотили и перстень выиграли. Как они радовались, уроды. – упивался своей хитростью жулик Сажа.

– А катали где? – как бы между прочим спросил я.

Сажин замялся, но потом, поняв, что «коготок уже увяз», продолжил:

– Играли в кинотеатре «Протон».

– На задних рядах во время последнего сеанса? – попробовал догадаться я.

– Кинотеатр старый, а в таких заведениях всегда есть помещение художника, где он рисовал афиши. Художника давно нет, а один предприниматель, так сказать, за копейки арендует эту хату под склад. Отдельный вход, дверь бронированная, удобства провёл, ремонт хороший сделал. За ночь аренды и обеспечение охраны брал по-божески… – пояснил Сажин.

– Фамилия, адрес. – не поднимая головы от протокола, поинтересовался Руфатыч.

– Кубинян Артур Самвелович, – после небольшой паузы ответил Сажа. – Кстати, он и предложил этим чертям встретиться ещё раз, чтобы наш перстень отыграть. А я как бы распсиховался, стакан с виски в стену швырнул и сказал, что больше не хочу по мелочи катать. Предложил ставки по-взрослому, они и повелись. Лопотали что-то по-своему, а потом тот, который с бородкой, предложил катать на их территории. Якобы они хату классную сняли, но охранника нам разрешили своего взять.

– Адрес, кто такой охранник? – оживился Руфатыч.

– Улица Пионера Волкова, номер дома не помню, ночью ехали. Визуально могу показать. Хата на первом этаже. Я там первый раз был. А охранника Костиком зовут. Это всё. Костик – человек Кубика, он про него всё знает, – ответил Сажа. – Здоровый такой… усы, брюнет, по-моему.

– Дальше давай, – понимая, что соседям по палате Сажина давно нужно быть на своих местах, поторопил я.

– А что дальше? Раскатали мы их за три часа. Костик мне такси вызвал, я свою долю забрал и уехал. А Кубик остался с этими лохами бандосов ждать, – улыбаясь, ответил Сажа.

– И что? Они вот так сидели и ждали? – удивился многоопытный Руфатыч.

– А куда им деваться, Владимир Руфатович? У Костика в каждой руке по стволу, а Кубик у них только ножи из карманов повынимал. Сидели себе в туалете запертые. Я ж говорю: лохи! – убеждал слушателей Сажа. – А что было дальше, я не знаю. Уехал я.

– Лучше б ты остался, – ехидно ответил Руфатыч, кивнув на торчащую из бока Сажи прозрачную трубку.

– Это да, – сделал страдальческое лицо потерпевший.

– Не спи, Сажа! Дальше что было? – интеллигентно спросил я.

– Дальше мало что помню. В туалет сильно захотелось… вот что помню. Попросил таксёра остановиться. Он тормознул возле входа в парк, там фонарь не работает. Удобно, в общем. Только ширинку расстегнул, а он меня битой бейсбольной по башке – хрясь! Ну и вдребезги – в смысле бита. Видно, бракованная. Чувствую, сознание теряю, плохо как-то. Оборачиваюсь: а это, сука, таксист! Стоит охреневший, то на меня, то на поломанную биту смотрит. Потом из кармана кастет достаёт – и на меня. Ударил. Больно. Я ему: «Тварь! Тебя воры на ножи поставят!» А он мне: «А ты уже на нём!» И чувствую: в левую бочину мне перо загоняет. Тут у меня всё поплыло. – всхлипнул Сажа, отвернувшись к стенке.

– Таксиста видел раньше? Марка, номер машины? – оживился Руфатыч.

– Нет. Машина… «Вольво» старая. Седан. Черная, а может, тёмно-синяя. Салон такой обшарпанный. Я там ещё подумал, что Костик в этот раз за такую тачку хрен от меня чаевые получит. Он обычно развозом занимался. А, да… на ручке переключения передач такая самодельная головка с красной розой в середине, – тяжело вздыхая, ответил Сажа. – А таксист… таксист всё покашливал. Едет и так кхе-кхе… кхе-кхе… И рот платком прикрывает. Спрашиваю, мол, болеете? Сказал, что пива холодного выпил… Ну и всё. Я ж говорю, темно было, около трёх ночи.

– Удивительно, что этот, так сказать, таксист всего один раз тебя ножом ударил. Убивать не хотел? И нож у тебя в брюхе оставил. – задумчиво произнёс Руфатыч, почёсывая шариковой ручкой свой загривок.

– Так я ж его по инерции за руку схватил. А он худой такой, хлипкий, – вспомнил Сажа. – Если б до его горла дотянулся. Вспомнил! Вспомнил, товарищи! По соседней улице «скорая» с сиреной и маячками проехала, вот он и обделался… бросил меня. Наверное, подумал, что менты.

– Ну да, ну да… может, и испугался… Да и возни с тобой… Вон какая туша, – усмехнулся следователь. – На этом, пожалуй, закончим. Но ты, Сажин, не расслабляйся. Никто с тебя 171-ю, часть 2-ю не снимал, – давая подписывать протокол, добавил Корнев.

– Владимир Руфатович. – опять заныл Сажин, – я ж по честноку!

Уже на выходе я придержал следователя и вполголоса, но так, чтобы слышал Сажин, спросил:

– Шеф, прикрытие снимаем?

Погружённый в свои мысли, Корнев, сразу не понял, о каком прикрытии идёт речь, но потом задумчиво посмотрел на пустую койку соседа Сажина и, досадливо махнув рукой, сказал:

– Оставь ещё на пару дней. Мало ли.

– До свидания… товарищи, – благодарно прошептал Сажин.

– До скорого, – сурово ответил я, выходя из палаты.

У двери уже давно топтались одетые в мятые больничные халаты оба соседа Сажи. Надо сказать, по поводу боевого охранения Руфатыч перефантазировал. Обоим дядькам было за шестьдесят. Один лежал после операции аппендицита, а второй ждал своей очереди на удаление грыжи. Агенты… рискуя жизнью… прикрытие…

– Короче, здоровья вам, мужики! – вполголоса сказал я на выходе, заговорщицки подмигнув Сажину.

Владимир Руфатыч изъявил желание ехать на базу на японском внедорожнике, поэтому сержант-водитель ехал на своих «жигулях» впереди нас, разгоняя честных обывателей гнусным звуком сирены, как машина сопровождения.

– Ну, что? – решил подвести итоги допроса потерпевшего следователь Корнев. – Определимся, что у нас в сухом остатке? Обозначим основные направления, так сказать?

Всю дорогу до Новокузнецкого отдела Руфатыч разговаривал сам с собой. Помню, как я по молодости цепенел от этого театра одного актёра. Но ему было нескучно. Он спорил сам с собой, соглашался со своими доводами и тут же опровергал их, вслух перечитывал протокол допроса, звонко хлопал себя ладонью по лбу, и с криком: «Забыли!» – начинал выстраивать линию следствия заново.

Все эти его закидоны я давно знал, привык к ним и не мешал следаку доказывать самому себе, что он недооценённый гений современного сыска. Где-то он был прав. Корнева на руках не носили, хотя «висяков» за ним числилось не больше, чем у других. Просто Володя был какой-то не такой. Не внушительный, что ли. Стычек с начальством избегал, даже если был прав, больших высот в карьере не достиг и даже форму носить стеснялся.

По дороге в телефонном режиме выяснил, где у нас кто. Дроздов с утра бегал по старым делам и теперь на общественном транспорте возвращался на базу. Он, сволочь, так и говорил: на о-б-щ-е-с-т-в-е-н-н-о-м т-р-а-н-с-п-о-р-т-е! Это чтобы нам всем было его жалко. А не жалко, Ваня! Стыдно ездить на маршрутках целому старшему лейтенанту при папе – директоре хлебозавода. Но у нашего Вани был принцип – всего достичь самому, материальных ценностей в том числе. А какие могут быть материальные ценности у обычного опера из обычного ОВД, хоть и Москвы?