— Ты будешь женой Вековечного. У твоей поездки есть цель. А если у меня нет цели — то и ехать мне незачем. Я не хочу преодолевать такой путь и там обнаружить, что я никому не нужна. Я могу выбрать собственный путь. И ты не должна меня жалеть.

Несколько минут спустя она добавила:

— Но если такая причина найдется и я решу поехать, мне тоже нужно новое имя.

Она начала вслух перечислять варианты. Некоторые были слишком игривы, другие — слишком высокопарны для ее уровня образования. Наконец она выбрала имя Вань Ся — Сияние Заката, что, по-моему мнению, звучало нелепо. Сияющего в ней ничего не было и в помине. Ей бы больше подошло Молния или Гроза.

Волшебная Горлянка дождалась последнего дня перед отъездом и тогда сообщила мне достойную причину, для того чтобы поехать со мной:

— Малышка Вайолет, я услышала от одной из служанок ужасную историю. Примерно двадцать пять лет назад она работала на одну семью китайских ученых. И наложницей старшего сына стала девушка-американка. Он привел ее в дом — и мать стала относиться к ней как к рабыне. Что бы ни сделала американка, она не могла угодить никому из семьи, включая своего мужа. Вскоре после переезда в дом мужа свекровь забила ее до смерти, и никто ничего им за это не сделал. Американская сторона сказала, что не может вмешиваться в дела китайской семьи и что именно по этой причине они не советуют заключать смешанные браки. Китайская сторона объяснила, что она получила по заслугам за свою дерзость. И это правда! Она умерла из-за американской дерзости, которая у нее в крови, и у нее не было никого, чтобы ее защитить.

Она замолчала, ожидая моей реакции. Я помню, что сама много лет назад рассказала ей эту историю. Я подслушала, как об этом говорили мать и Золотая Голубка. Но я знала, что она хочет услышать: «Эй-я! Как я рада, что ты едешь со мной! Ты должна защитить меня от подобной участи. Ты ведь не оставишь меня одну, правда?»

@@

Во время поездки Волшебная Горлянка часто по-сестрински делилась со мной мудрыми советами, которые должны были пригодиться мне в новой жизни.

— Скоро тебе не понадобится эта твоя книга. Ты все время будешь занята — станешь вышивать носовые платки, пока глаза твои не высохнут и не ослепнут. И забудь о том, что можешь есть что хочешь и когда хочешь. В такой глуши нет ресторанов, и никто не доставит тебе пищу по твоему вкусу. Ты не сможешь отослать суп образно на кухню только из-за того, что там многовато жира. Тебе будут доставаться вчерашние объедки, которые никто не тронул, потому что они уже были подпорчены. Но ужаснее всего то, что каждое утро тебе придется просыпаться с рассветом. Раньше ты видела рассвет только тогда, когда еще не уснула с вечера. Такова жизнь в деревне. Я хорошо ее помню.

Ее прервал хохот двух сыновей возчика, которые рассказывали друг другу анекдоты:

— …и тогда этот идиот из Деревни Собачьего Хвоста поверил мошеннику, заплатил два цента за летающие перья и прыгнул со скалы. Он сказал, что сомневается в том, что перья и в самом деле летающие, но не хочет, чтобы два цента пропали зря.

Старый возчик подбежал к сыновьям и огрел их хлыстом.

— Я вам сейчас головы расшибу и вылью из них всю мочу и дерьмо, что там вместо мозгов! Может, тогда вы, дураки, поумнеете и поймете, что значит работать!

— Видишь?! — спросила Волшебная Горлянка. — Вот такие плебейские речи ты отныне всегда будешь слышать.

Казалось, что Волшебная Горлянка сошла с ума. Ее будто мучил непрерывный зуд, она не могла перестать придумывать всё новые и новые опасности, вспоминать истории о самоубийственном побеге, и в какой-то момент мне стало казаться, что я тоже схожу с ума.

— В Шанхае у нас было столько свободы, — задумчиво заметила Волшебная Горлянка. Она снова начала с доводов, которые приводила мне в Шанхае. Она повторяла их теми же словами: — Ты должна была внять моему совету и с помощью своих сбережений основать свой дом. Мы могли уехать в другой город, где аренда дешевле и где не такая большая конкуренция. Но вместо этого ты решила стать почтенной женой. Ты все свои деньги ему отдала? А что насчет украшений? И за что, спрашивается? Чтобы стать уважаемым человеком в месте, куда отшельники уходят умирать! С нашими-то мозгами мы могли придумать что-нибудь получше…

— С нашими мозгами? Твои идеи не умнее, чем моя мечта о замужестве. Что бы произошло, последуй мы твоему плану? Если бы мы потерпели поражение, что бы с нами стало? Мы слишком старые, чтобы основывать собственный дом. Тебе уже почти пятьдесят.

— Хэй! Пятьдесят?! Зачем ты прибавляешь мне возраст? Хочешь меня оскорбить?

— Если бы я осталась в Шанхае, мне пришлось бы вскоре перебираться в дешевый бордель в Японской концессии, где я бы раздвигала ноги сразу же, как клиент назовет мое имя. Именно туда и ты отправилась бы, если бы я не позволила тебе стать своей наставницей.

Волшебная Горлянка отпрянула:

— Эй-я! Ты позволила мне стать своей наставницей?! — она фыркнула и отвернулась, свесившись из повозки. — Никакой благодарности! Если не хочешь меня слушать — что ж, отлично! Я никогда больше не заговорю об этом. Я за всю оставшуюся жизнь тебе больше ни слова не скажу! Буду считать тебя призраком. Как только мы доберемся до следующего города, я отправлюсь в обратный путь и исчезну из твоей жизни. Клянусь! Исчезну навсегда! Слышишь? И тогда мы обе будем счастливы!

За эти годы она часто устраивала мне дни полного молчания. К несчастью, на этот раз она нарушила свое обещание уже через два часа и продолжила изводить меня разговорами.

— Однажды ты будешь рыдать на моей могиле и говорить: «Волшебная Горлянка, ты была права, а я такая дура! Если бы я тебя послушала, я бы не лежала сейчас в дешевой лачуге в Лунном Пруду, где меня имеют крестьяне за два цента за сношение! Я все еще была бы человеком, у которого есть имя и разум, который помнит, кем я могла бы стать…»

Я перестала вслушиваться в ее слова. Мне и самой уже было плохо от всех опасений — и от тех, что она мне высказала, и от множеством своих. Мне так часто приходилось кардинально менять свою жизнь, так часто выходить на сцену, чтобы создать иллюзию любви, что я уже не помнила, что такое настоящая любовь. Я посмотрела на кольцо, которое мне дал Вековечный: с тонким ободком, который так легко сломать. Я отправилась в дорогу длиной в три сотни миль только для того, чтобы изображать человека, которым не являюсь, чтобы жить с мужчиной, которого я обязана полюбить. Я гналась за счастьем, за мнимым избавлением и оказалась на дороге к безлюдным местам. Но, возможно, я не найду там того, что ищу. А если даже найду, счастье может стать всего лишь иллюзией, игрой воображения, и если я ухвачусь за него, я буду существовать среди грез.

Когда-то я боялась, что такое может произойти с малышкой Флорой. Я привыкла каждый вечер смотреть на ее фотографию и на фотографию Эдварда, пока Вековечный не сказал, что его это беспокоит. Он боялся, что я могу думать об Эдварде, пока он занимается со мной любовью, что я могу сравнивать его с ним или мечтать о том, что гуляю с малышкой Флорой. Так что я отложила фотографии в сторону. Но я все же снова повторила моему ребенку слова, которые, как я надеялась, будут поддерживать ее до тех пор, пока я ее не найду: «Всегда сопротивляйся, никогда не подчиняйся».

@@

Дни тянулись один за другим, а я жалела, что не взяла с собой одежду, которая бы спасла меня от палящего солнца и проливного дождя. Среди моих простых летних жакетов для путешествия я выбрала лучший — из зеленого воздушного шелка. И мне было больно видеть, как на рукавах появляются первые пятна грязи, а полы жакета, когда их раздувал ветер, становятся похожими на похоронные флаги.

Волшебная Горлянка пришла в сентиментальное расположение духа и вслух размышляла об удобствах и удовольствиях, которые мы оставили в Шанхае: о залах, где читали стихи и пели, где звучали музыка и смех, о соблазнительных платьях, которые притягивали завистливые взгляды женщин, считающих себя «добропорядочными». А что насчет ставок, которые мы за игральным столом делали за наших клиентов, и денег, которые мы получали, если наша ставка выигрывала?