Еве с трудом удалось подавить вздох.

— Неужели вы полагаете, что мне это неизвестно? Но вы-то откуда так хорошо его знаете? Уж не посещаете ли вы тоже, мистер Фицалан, злачные места?

— К сожалению, я член того же клуба, что и он. И однажды стал невольным свидетелем того, как Джеральд Сомервилль за один вечер проиграл все свое состояние.

Ева взглянула на него с удивлением.

— И сколько же?

— Тридцать пять тысяч фунтов. Проиграть столько денег за один вечер! Ей даже не верилось, что это возможно.

— И что же он сделал? Заплатил? Маркуса насмешила ее наивность.

— Да нет. Его имение и без того заложено и перезаложено. На пороге разорения другой, может быть, и застрелился бы, но не Джеральд Сомервилль. Он взял в долг деньги у бессовестных ростовщиков, которые, прослышав на этой неделе о кончине вашего отца, потребовали их возврата, притом с астрономическими процентами. Люди эти, говорят, жалости не знают, поэтому он так разволновался, поняв, что шахта «Этвуд» уплыла из его рук.

У Евы округлились глаза.

— Я и не подозревала, что Джеральд в столь бедственном положении.

— Сэр Джон не сомневался, что ваше имение, поднятое его тяжкими трудами, Джеральд разорит в два счета, и поэтому решил привести в порядок хотя бы свои финансовые дела. Знал ведь, что жить ему осталось недолго.

— Жаль, что он подумал в первую очередь о финансах, а не обо мне, — с горечью заметила Ева. — Я ведь его собственность, как и шахта «Этвуд».

— Но куда более драгоценная, — тепло улыбнулся Маркус.

— Рада, что вы так считаете, — холодно сказала Ева, — но это не меняет главного: без меня вы не можете получить шахту, а без шахты и я вам без надобности.

— Вы несправедливы ко мне! — взорвался Маркус. — Я совсем не такой корыстолюбец, как вы думаете.

— А у меня есть все основания так думать, — намекнула Ева на эпизод трехгодичной давности. — Ну, а если я не соглашусь выйти за вас замуж? Раз отец был такого высокого мнения о вас, то почему он не завещал шахту «Этвуд» непосредственно вам, без каких-либо условий? Знал ведь, как она вам нужна.

— Мистер Соумс, полагаю, прав. Если бы не трагическое происшествие, отец сам бы вам все рассказал и объяснил. Да и мне тоже. Скорее всего, он опасался, как бы вы, одинокая девушка, не стали легкой добычей охотников за деньгами.

Еве оставалось только пожать плечами.

— За двумя тысячами фунтов?! Какие же это деньги?

— Для человека, не имеющего ни гроша за душой, две тысячи фунтов — деньги большие. А сэр Джон хотел быть уверен, что вы будете счастливы. Уж поверьте мне.

— Поэтому назначил вас моим опекуном, мистер Фицалан? — В ее голосе звучала едкая ирония. — Впрочем, не надо мне рассказывать, как мой отец относился ко мне, Я и сама знаю.

И она опустила голову, чтобы он не заметил ее слез.

— Не опекуном, а мужем, — тихо поправил ее Маркус.

— Все равно, я в полном недоумении. Воля отца — для меня неразрешимая загадка. Мне непонятно, как он, зная мое мнение о вас, заставляет меня выйти замуж за вас. Если я не выйду, а я намерена поступить именно так, то в выигрыше будет Джеральд.

— Да, это так, и я убедительно прошу вас серьезно обдумать ваши действия.

Ева тяжело вздохнула. Голова ее шла кругом. Смерть матери, болезнь отца не давали ей думать о своем будущем, о том, что с ней будет, когда неизбежное произойдет. Но вот это будущее настало, а она совершенно не подготовлена к тому, чтобы принять решение.

— О да, я серьезно подумаю. А сейчас прошу извинить меня. Мне необходимо некоторое время побыть одной и собраться с мыслями.

Маркус сочувственно кивнул головой.

— Понимаю. Я и сам уже намеревался уйти. Вы, конечно, вольны поступать как хотите, но поверьте: гнев — плохой советчик. Не давайте ему влиять на ваши решения, не отказывайтесь по легкомыслию от совершенно необходимых поступков. — Он вздохнул. — Нам обоим следует все взвесить. Время — лучший лекарь. Когда вы немного успокоитесь, я приеду в Бернтвуд-Холл, и мы серьезно обсудим, как быть дальше.

Ева холодно кивнула.

— Хорошо, мистер Фицалан. До свидания.

Маркус задумчиво смотрел ей вслед. Женщин с таким твердым характером он еще не встречал. Да и язык у нее довольно острый.

Возвратившись в гостиную, Маркус холодно взглянул на человека, для которого его брак с Евой был бы острым ножом в сердце. Взоры их встретились, оба поняли: они — смертельные враги.

А ведь Джеральд из тех людей, которые способны на все. Может, например, попытаться уговорить Еву выйти замуж за него. Или скомпрометирует ее, чтобы склонить к этому шагу, лишь бы заполучить шахту «Этвуд». Учитывая все это, Маркусу следует как можно скорее нанести визит в Бернтвуд-Холл и спасти Еву от самой себя, иначе она может совершить роковую ошибку.

Провожавшие сэра Джона в последний путь еще сидели за столом, вспоминая покойного.

Ева незаметно для всех выскользнула из дому. В наступивших сумерках она направилась к церковному двору. Наконец она одна и может без свидетелей поплакать над прахом своих родителей.

Предков Сомервиллей хоронили внутри церкви, но родители Евы избрали для своего вечного покоя церковный двор. Еве казалось, что природа сочувствует ее горю. Она дошла до свежего холмика, усыпанного цветами, упала на колени, и слезы ручьями потекли по ее лицу. Тело содрогалось от рыданий. Она лишилась самых близких на свете людей, а любящий отец по непонятной причине предал ее.

В своем отчаянии она не заметила, что у ворот стоит человек и не сводит с нее глаз. Маркус засиделся на поминках, а когда вышел из дома, его властно потянуло еще раз поклониться праху человека, которому он был многим обязан. Но входя в церковные ворота, он издалека увидел хрупкую фигурку, согнувшуюся от горя, и остановился.

Сердце его сжалось от боли и сочувствия. Ева Сомервилль показалась ему живым воплощением отчаяния и безнадежности. Надо подойти к ней, успокоить, утешить…

Маркус сделал шаг вперед, но замер на месте. Пусть лучше выплачется. Ведь во всем огромном доме вряд ли сыщется человек, который найдет для нее нужные слова утешения. А как хочется подойти к Еве, обнять ее, прижать к себе, погладить пышные волосы, рассыпавшиеся вокруг прелестного лица.

Кажется, ни одна женщина не западала так глубоко ему в душу. Лишь усилием воли он заставил себя отвернуться от согбенной фигурки и удалиться.

Нет, этой картины он не забудет никогда.

Стемнело, когда разбитая от усталости и переживаний Ева уединилась в своей комнате, села в большое кресло перед камином и закрыла глаза.

Перед ее внутренним взором неотступно стоял Маркус Фицалан. Едва она задремала, как ей приснились события трехлетней давности, причем в мельчайших подробностях, что ее удивило: не желая вновь переживать тогдашний позор и унижение, она избегала их вспоминать.

Все началось на ярмарке, с невинной детской шалости, недостойной, впрочем, благовоспитанной юной леди. Мать Евы не смогла поехать на ярмарку из-за плохого самочувствия, но, зная пристрастие Евы к развлечениям такого рода, разрешила дочери отправиться в Этвуд под присмотром леди Паркинсон. Ее дочь Эмма была ближайшей подругой Евы.

К ним присоединилась третья подруга — Анджела Ламберт, эгоистичная девочка, которая часто подтрунивала над Евой, болезненно задевая ее самолюбие. Ева не понимала, что Анджелой руководит зависть к богатству и титулу Сомервиллей, да и к успеху, каким пользовалась у молодых людей Ева.

Подружки сидели чуть поодаль от ярмарочной толпы, на краю газона, и беседовали о предстоящем обручении Евы с красивым сыном баронета — Лесли Стефенсоном. Он также был на ярмарке, но в это время отошел от девушек посмотреть кулачные бои и борьбу. Анджела, с апломбом рассуждавшая на любые темы, поучала подруг, как привлечь к себе внимание мужчин. В этой области она была знатоком.

— В жизни есть более важные дела, — заметила Ева, которой эта часто обсуждавшаяся тема набила оскомину.