— Но в отличие от меня вам шахта нужна, очевидно, позарез, иначе зачем бы вы стали связывать свою жизнь с совершенно незнакомой женщиной? А почему? У вас, слышала, есть еще несколько шахт, да и акции чужих предприятий такого рода, свои деньги вы вкладываете столь осмотрительно, что их вам хватит на то, чтобы жить как принц до конца своих дней.

Маркус улыбнулся.

— Истинная правда, но шахта «Этвуд» дорога мне как фамильная собственность. Обладая неисчерпаемыми залежами угля, она может приносить огромные доходы, но не это я в ней ценю. Мой дед ее заложил, мой отец в ней скончался. Я тогда был в школе, вдалеке от дома. Мама, ничего мне не сообщив, продала аренду на участок с шахтой вашему отцу. Когда я узнал, уже ничего нельзя было сделать.

— Понимаю, — задумчиво протянула Ева.

Шахта для Маркуса — это символ многолетнего тяжелого труда, вложенного в нее его родными. Неудивительно, что он жаждет вернуть ее семье.

— А я этого не знала. И вы не испытывали к моему отцу антипатии?

На лице Маркуса отразилось искреннее удивление.

— Ничуть. Он был бизнесменом и не сделал ничего дурного. Да вы же знаете: отец ваш и я были друзьями, он очень помог мне освоиться в угольном промысле, за что я буду век ему благодарен. И я неизменно восхищался им. Мне будет его очень недоставать!

Как искренне он говорит, чувствуется, что от всего сердца! А отец также питал к Маркусу Фицалану самые дружеские чувства! По сравнению с ними ревность и антипатия, которые давно испытывает к этому человеку Ева, показались ей мелочными.

Возникли они у нее к нему, когда она была еще ребенком, заочно. Маркус начал проявлять интерес к угольной промышленности, и сэр Джон, угадав его способности, взял Маркуса под свою опеку. Дома отец расхваливал расторопного молодого человека, к которому стал в конце концов относиться как к родному сыну. Он рассказывал, что и как тот делает. Еве казалось, что увлеченный Маркусом отец больше ни о ком не думает. И о ней — тоже.

— Жаль, что мы не познакомились раньше, — сказал, улыбаясь, Маркус, не подозревая, естественно, какие мысли сейчас у нее в голове. — Быть может, мы бы еще тогда стали друзьями.

Навряд ли, подумала Ева, но промолчала.

— Я видела вас однажды, когда отец привел вас к нам домой. Мне тогда было четырнадцать лет. Мы с моей подругой Эммой стояли на внутреннем балконе и глядели вниз на прихожую, через которую вы проходили.

— И какое же впечатление я на вас произвел?

— Да никакого. Помню, даже сказала Эмме, что не понимаю, в чем секрет вашего успеха. Да-да, не удивляйтесь. Время от времени до Этвуда доходили слухи о ваших связях с женщинами и победах над ними.

— Итак, вам все обо мне известно. Я — гнусный бабник, обманщик. Так, что ли? Да не стесняйтесь, выкладывайте все, нам надо быть откровенными друг с другом.

На щеках Евы появился легкий румянец.

— Ну что ж, извольте. Эмма сказала, что такого красивого человека она еще не видела.

Маркус расхохотался, не скрывая своего удовольствия.

— Вот это мне нравится. Познакомьте меня как-нибудь с Эммой, только не забудьте. А вы? Что сказали обо мне вы?

Ева уже справилась с замешательством.

— Я не так легко, как Эмма, прихожу в восторг. Заметив, что я осталась равнодушной к вашей красоте, она сказала, что вы бы могли в один миг съесть меня со всеми потрохами.

— А что вы ей ответили? Ева фыркнула.

— Что у вас началось бы несварение желудка.

— Да, вы правы, — мягко согласился он, демонстративно обводя ее фигуру глазами, — но, прежде чем есть, пожалуй, немного подкормил бы вас. Чтобы вы пополнели. Итак, — продолжал он уже серьезным тоном, — вы дали мне понять, что находите во мне много такого, что вам не нравится. Но как вы пришли к подобному выводу, совершенно меня не зная?

— На основании того, что о вас говорят… Маркус помрачнел.

— Иными словами, на основании сплетен.

— Да назовите это как хотите, дело в другом. Говорят, где бы вы ни находились, женщины к вам липнут, как мухи на сладкое. А для вас любовь и любовные связи всего лишь игра, из которой вы неизменно выходите победителем. Простите меня, мистер Фицалан, за откровенность, но ведь вы сами просили меня быть искренней. К тому же если нам суждено пожениться, то должна же я знать о вас всю правду. А вам что, неприятно узнать, что о вас думают и говорят окружающие?

— Да я давно перестал обращать на это внимание, — сказал он с иронией, подняв брови. — Но, — тут голос его смягчился, — я польщен тем, что вы на протяжении стольких лет испытывали интерес к моей персоне. Что он такое говорит!

— Ах, вы к тому же еще и тщеславны! Но Маркуса нелегко было смутить.

— Да, в детстве меня часто упрекали в этом. Надо сбить с него спесь, решила Ева.

— Детство прошло, а тщеславие осталось.

— И оно вам не нравится?

— Да, не очень.

— Если это все, что вам обо мне известно, то этого, скажем прямо, маловато.

Еве эта пикировка уже казалась ребяческой или, того хуже, смахивающей на флирт, но остановиться она уже не могла..

— Достаточно, чтобы не иметь желания узнать больше.

— Жаль. Очень жаль. А ведь плохо знать человека бывает и опасно.

Маркусу, похоже, их препирательство пришлось по вкусу.

— О, не беспокойтесь, опасности мне не страшны.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

Маркус насмешливо улыбнулся.

— Сознайтесь, мисс Сомервилль, вы боитесь выйти за меня замуж?

Ева высокомерно вскинула голову.

— Нет, мистер Фицалан, еще не родился тот мужчина, которого я стала бы бояться.

— Можете возражать, сколько вашей душе угодно, меня вы не переубедите: я вас чем-то пугаю.

— Да нисколечко, — ответила Ева чуть дрожащим голосом. Ей уже совершенно не нравился этот разговор, а еще больше — его взгляды и манящая улыбка, возбуждавшие ее чувственность.

— Нет, пугаю, — настаивал он. — Вот сейчас вы покраснели.

— И не думала! — заявила она, хотя чувствовала, как под его пристальным взглядом кровь прилила к щекам:

— Покраснели, покраснели! Но не беспокойтесь — это вам очень к лицу.

Они умолкли, глядя в глаза друг другу. Маркус с удовольствием задержал взгляд на прелестном личике Евы. Человек сильный и гордый, он всегда шел напрямик к цели. Всегда знал, чего хочет, и всегда этого добивался. И сейчас ему было ясно — он хочет Еву Сомервилль… С шахтой или без нее.

Характер у нее, правда, строптивый, но со временем он его обломает, и она станет именно такой женщиной, какой он хотел бы видеть свою жену. Пора ему переходить в наступление. Чтобы она умоляла его стать ей мужем.

— Смею вас заверить, напрасно вы считаете меня бабником. Не советую слушать всяких сплетников. На развлечения такого рода у меня просто нет времени. Я занят более важными делами, связанными с бизнесом.

Ева скептически улыбнулась.

— А что дает мне основания верить вам?

— Мое слово. Но почему это для вас так важно?

И тут у нее вырвались слова, о которых она сразу же пожалела:

— Потому что, если уж я решусь выйти за вас замуж, мне не хотелось бы стать мишенью для шуточек.

— Не беспокойтесь, не станете, мисс Сомервилль. Но что это мы с вами все болтаем о каких-то пустяках, когда есть более серьезные проблемы. Если мы поженимся, то оба выиграем. Если нет — оба окажемся в проигрыше. Вы согласны с этим?

Ева, слегка помявшись, кивнула:

— Да.

Маркус обрадованно продолжал:

— Я, в частности, потеряю шахту.

— Не шахту, а полшахты.

— Да, да, полшахты. Вам же придется жить у бабушки в Камбрии — не очень-то веселая перспектива. Выйти замуж, даже за меня, и то лучше.

В его словах есть резон. Но какое самомнение!

— Я бы предпочла сама выбрать себе супруга.

— Но ведь в нашем кругу принято, чтобы девушке находили суженого ее родные.

— Так-то оно так, но без условий, поставленных мне отцом, которые связывают меня по рукам и ногам.

— Понимаю. А вы еще никого себе не присмотрели?