В полудрёме, во время которой продолжало бодрствовать менее одной трети его сознания, он продолжал войну. Только на этот раз в бой вступали полки ставших резиновыми слов. Вооружённые силовыми мечами и энергетическими топорами существительные и глаголы маршировали на эластичных ногах. Пока полки выполняли тот или иной манёвр, они искали возможность передать какое-то исключительно важное донесение, но всё время мешали друг другу, и из-за этого готовы были драться между собой. Воля Императора – Высшая, Благословенная и Вечная. Имя Императора – Смерть; его Трон – Могила.

Эти предложения сталкивались между собой и с другими. Они размахивали топорами, втыкали друг в друга клинки, уродовали фразы так, что от них ничего не оставалось, кроме харкающих кровью слогов, складывавшихся в абсурдные слова.

Бодрствующее правое полушарие мозга Биффа улавливало слабый запах древней пыли. Оно ощущало приглушённый запах затхлости и тлена смерти, исходивший от многочисленных скелетов, и терпкий запах пота его товарищей, щедро сдобренный дорогими гормональными секретами сверхчеловеческих организмов. Он чувствовал привкус собственной слюны с оттенками того же свойства, омывавшей полость рта подобно приливу и отливу. До его подсознания доносился удвоенный стук сердец и сонные вздохи товарищей. Бдительное полушарие различало мрачные силуэты контрфорсов и арок, подпиравших веерообразные своды подвала над головой. По своей конфигурации он напоминал возвышавшуюся над ними грудную клетку какого-то таинственного инопланетного исполина, давным-давно почившего в бозе. При более внимательном рассмотрении оказалось, что свод был не высечен из камня, как представлялось первоначально, а приобрёл свою форму благодаря кропотливому и мучительному труду рабов, занявшему не один десяток лет тысячелетие назад, которые скорее всего вытачивали и полировали его.

Правое полушарие мозга не могло сформулировать то, что оно замечало. Слова и логическое мышление в данный момент отсутствовали. Они ушли на войну в тот сон, где сошлись на призрачном поле брани. Правое полушарие руководствовалось исключительно сенсорными ощущениями, настроением и интуицией, регистрируя типы и ритмы внешнего воздействия, отсеивая те из них, от которых зависела жизнь. Бифф на какое-то время словно превратился в животное, вернее в рептилию, из-за отсутствия побудительных мотивов впавшую в спячку. Несмотря на внешнюю заторможенность, эта рептилия тем не менее пребывала в состоянии свёрнутой пружины, готовая в любую минуту проснуться и дать отпор…

Что-то не давало покоя…

Что-то постороннее.

Что-то было странное в отзвуке дыханий и сердцебиений, раздававшихся под веерообразными сводами, исполненными высокомерия Озимандиаса и скованной цепями обречённости костей.

Правая половина ощущала что-то ещё…

Логика бывшего техна Ереми тоже спала.

Во сне ему виделись инструменты с начертанными на них рунами. С их помощью компоненты приводов и ворп-карбюраторов, а также отдельные элементы тяжёлого и лёгкого вооружения собирались в грандиозное оружие в стиле барокко.

Слоновьи махины колёс поддерживали заключённые в клети шасси из кованого адамантия. Гидравлические откатные буфера были под стать канализационной насосной станции. В самое сердце галактики нацелился невероятно длинный, охваченный медными обручами ствол.

Это оружие должно было выстрелить бронированным человеческим снарядом, имя которому было Ереми. В вытянутых руках он сжимал, как факел, огромный фолиант, переплетённый в люминесцирующую человеческую кожу, на которой замысловатой вязью значилось название Codex Lex, Книга Закона…

Только бы ствол не взорвался.

Тем временем чувственная сторона его сознания бодрствовала и воспринимала сигналы, поступавшие извне от спящих товарищей, в частности от Лександро Д'Аркебуза…

Ереми не рассуждал логически. Он не мог. Его мыслящая половина пребывала в иллюзорном мире снов, где в соответствии с логикой сна сооружалось Оружие Закона.

Он испытывал гормональные приливы, равные бессловесным эмоциональным переживаниям. Ревность. Ненависть. Благочестивость. Братство.

Каждое из этих понятий кружило вокруг загадочной притягательности Д'Аркебуза, как голодная акула в поисках ужина.

Глубоко в душе он осознавал, что, став преданной тенью Д'Аркебуза, чем-то вроде фаната, защитником и охранником Д'Аркебуза в его показной беспечности, он только поднимется над ним и унизит своего чёртова «братца».

Да, он подавит свою неприязнь и, вопреки своим чувствам, возьмёт над ним шефство и будет охранять Д'Аркебуза, отводя опасность и угрозу его жизни. Ереми должен стать добрым гением Лександро, пиявкой, если угодно, доброкачественным вампиром, который будет отсасывать яд опасности, паразитируя таким образом и одновременно спасая его дух. Так будет продолжаться до тех пор, пока сам Лександро с горечью не поймёт и все остальные с презрением не узнают о побудительных мотивах его показной доблести, которая исходит вовсе не от Дорна, а от высокомерия и экстравагантности бывшего обитателя высших уровней…

Такие чувства бередили покой правого полушария мозга Ереми, хотя и выражались не словами, а скорее, в виде эмоциональных понятий и образов, формировавшихся в сердце и в чреве и разраставшихся подобно раковым опухолям.

Сонный разум самого Лександро видел себя, осыпанного почестями и наградами. Вся поверхность его кожи была отмечена вытатуированными геральдическими знаками. Он казался живым щитом в броне добродетели. Он был облачён в прозрачную невесомую ткань нервоперчатки, почти неразличимую постороннему глазу. Стоя высоко на балконе с вязью из пласталя, .безжалостный и благородный, он наблюдал за казнью бесконечной череды инопланетян и еретиков, проводимой Кулаками. Испытывая одновременно собственное болезненное наказание, которому не было предела и о котором десантники могли только перешёптываться с благоговейным ужасом.

В то же время его органы чувств воспринимали высокий свод, каждая затенённая борозда которого представлялась ему светящейся, пронизанной светом чистоты, испускаемым линзами существа самого Рогала Дорна…