После еды Гната потянуло спать. Подложив под голову подушку, он вдруг ощутил, как страх схватил за горло ледяной рукой. Весь предыдущий жизненный опыт кричал об опасности сновидений в неведомом месте. Вопреки очевидности, ночевка в доме Аристотеля теперь казалась далекой сказкой. Испытанный в детстве ужас окончательно затмил разум. Гнат, сам того не сознавая, убедил себя в том, что дом тот стоял в центре какого-то Контура и что на этот раз все произойдет так, как должно быть с человеком, оставшимся беззащитным перед снами: кошмары, бессонница, смерть...
Но неожиданно для Гната, вспоминания о встрече со Смертью направили мысли по другому руслу. "Смерть. Надо же! А ведь с косой, как и говорили всегда. А зачем ей коса? Страх, будто испугавшись мыслей человека, бесследно испарился. В засыпающем мозгу словно бы вспыхивали искорки уютно потрескивающих в камине дров. Что-то мирное, ласковое... "А если...? Нет, потом, потом..." И сон окончательно зацепил, утащил с измученного человека с собой в еще не познанные миры.
Пробуждение же оказалось не из приятных. Оно сопровождалось холодным ветром, который не церемонясь забирался к спящим под одеяла. Гнат поднялся и сел, стуча зубами. Оказалось, что кровати их стоят вовсе не в мансарде, а на каком-то круглом, вымощенном камнем, пятачке, со всех сторон окруженном каменной же стеной, изрезанной прямоугольными зубцами.
Спросонья Гнату почудилось, что он уменьшился и оказался на верхушке шахматной ладьи. У Евдокима были шахматы, там как раз не хватало одной белой ладьи и ее заменял деревянный чурбачок. Воспитанники не раз строили на счет пропавшей фигуры разные фантастические гипотезы. Теперь можно было смело прибавить еще одну. Только цвет подвел. Вместо чуть желтоватого потрескавшегося пластика - серые камни.
На соседней койке заворочался просыпаясь медведь. Гнат уже приготовился услышать порцию отборных ругательств, но Топтыга резко вскочил с кровати, направил ему в грудь ружье и, клацнув затвором, спросил:
- Тебе чего?
- Мне? - Гнат изумленно воззрился на медведя. В голове почему-то завертелся дурацкий вопрос: "А может ли игрушка сойти с ума?" Увы, но ответ нашелся быстро. Положительный и не слишком приятный: коль скоро плюшевый медведь способен мыслить, то у него есть полное право быть безумцем. Может, попробовать как-то вразумить?
Гнат заговорил, осторожно подбирая слова.
- Мы же с тобой заснули в мансарде, помнишь? Зачем же ты мне теперь угрожаешь?
- Не тебе - ему! - Топтыга дернул стволом. - Оглянись.
Гнат обернулся и увидел позади себя существо, больше всего смахивающее на гигантскую мухоловку. Оно оккупировало один из зубьев и внимательно рассматривала площадку, время от времени сокращаясь, отчего сегменты хитинового панциря явственно поскрипывали. Многочисленные лапы гигантского членистоногого находились в беспрестанном движении, словно им было тесно друг с другом. Многоножка выглядела изящной, даже грациозной, вот только темные мощные челюсти и четыре абсолютно черных глаза, расположенных в ряд, придавали облику хищную свирепость.
- Привет, Топтыга! - многоножка проскрежетал, будто кто-то провел ножом по стеклу. От жуткого звука у Гната вдоль хребта побежали мурашки.
- И тебе, Гарик, тем же подавиться. - произнес медведь ледяным тоном, который пугал ничуть не меньше зловещего голоса мухоловки.
- Злопамятный, значит? - прищелкнул челюстями гость. - Я думал, все забыто.
Вместо ответа медведь показал внутреннюю сторону лапы, на которой топорщился нитками шов, а потом красноречиво поднял ружье. Пуговицы глаз Топтыги блестели такой яростью, что Гнат отшатнулся. Однако многоногий субъект не слишком-то испугался разгневанного медведя. Его реакция на угрозу выразилась лишь в том, что он слегка дернул сегментами своей брони. Гнату пришло в голову, что подобное движение - своеобразный аналог пожимания плечами.
- Так ты ж сам виноват, дурень плюшевый. Напомнить, как дело было?
Гнат машинально отметил, что теперь противный скрежет из голоса почти исчез. Даже мягкость какая-то появилась, чуть не напевность.
- Да я тебе... - угрожающе взревел медведь и подался вперед.
- Все, ладно, дело прошлое, - миролюбиво проговорил Гарик и примерно двадцать правых лап махнули медведю. Практически одновременно с этим движением, синхронно взметнулся добрый десяток левых конечностей, указывая на Игнатия. - А почему вот он здесь? Это не его мир, насколько я понимаю.
- Это Гнат, шофер. - пожав плечами, представил напарника Топтыга. - Так мне было...
- Кто?
- Шофер, говорю. Гнат зовут. Ты глухой, что ли?
- Гнат, говоришь? И шофер? Угу...
Плавно и стремительно, словно капля воды по гладкой полированного пластика, Гарик переместился совсем близко к человеку и поднялся, опираясь на задние лапы. Отследив движение насекомоподобного существа, Топтыга быстро щелкнул предохранителем, но вряд ли бы выстрелил. Во-первых, человек и многоножка находились слишком близко друг к другу, а во-вторых - серповидные челюсти Гарика очутились буквально в сантиметре от горла Гната. Настолько близко, что можно было разглядеть на зубцах, окаймлявших рот многоножки, свисающие ошметки недавней трапезы. Видимо, Гарик совсем недавно отужинал каким-то не вовремя забредшим сюда неудачником.
Топтыга тоже видел, что челюсти его давнего врага едва не касались Гната. Они могли запросто перекусить даже стальную балку, не то что жилистую шею худосочного человека. Даже если выстрел попадет только в Гарика, спасти напарника медведю не успеть - челюсти в миг отхватят голову: реакция и скорость движений у мухоловки - превосходные.
Гнат совершенно четко сознавал, что его молодая жизнь сейчас висит на тонюсеньком волоске. Гарик рассматривал его не меньше минуты. Все четыре бездонных глаза проникали, казалось, в самую душу человека. Затем сегменты тела с тихим хрустом сократились и многоножка чуть развернулась к медведю.
- Хм, а он ничего! - резюмировал Гарик.
