Я как-то обратил внимание на довольно заурядный факт. Немецкие учёные-биологи отправились на другой край света – в Новую Зеландию, чтобы изучать речных дельфинов. Почему их туда потянуло? Разумеется, учёные иронизируют, что они просто удовлетворяют личное любопытство за государственный счёт! Но так ли это на деле? Коли исходить из идеи, что каждый человек исполняет некую функцию в огромном сообществе-организме, называемом человечество, то назревают вопросы: почему его тянет в ту или иную сторону, почему он занимается тем или иным видом деятельности, наскольно он реально осознаёт, что̀ же ему хочется деать? Чтобы оправдать смысл своего существования, он говорит: «Я так хочу». Ха!.. Все части любого организма подчинены определённой цели и взаимосвязаны. И не зря ли слова̀ «организм» и «организовывать» одного корня? То есть всё должно складываться в организме как бы гармонично.
– Не пойму, какая связь между понятием «жизнь» и тем, о чём вы говорите?
– Если признать, что жизнь – неотделимая и вечная форма материи, то получается следующая картина, – учёный решил, что настал момент, когда можно высказать собственную гипотезу. – Проведу аналогию с человеком, хотя она условна. Наши кости и череп являются «живыми»? Речь не о костной ткани, когда любой физиолог заявит, что она содержит коллаген и остеоциты, а о, собственно, кости, состоящей из солей кальция, – это почти девяносто пять процентов от её общей массы. Кость по твёрдости сравнима с железобетоном, а её упругость больше, чем у дуба, потому скелеты даже мягкотелых животных сохраняются в почве миллионы лет! И коли мы проводим параллель между Землёй и живым организмом, то литосферу вполне можно назвать «костями», биосферу – органической тканью, которая нарастает на них. Да, появляясь на свет, жизнь нежна и беспомощна, но, по мере становления, набирает силу и крепость, пока, в конце концов, не начинает определять развитие прочей, неживой, материи. То есть планета представляет симбиоз из протоплазмы и некой абсолютно неживой материи, как та же улитка или мидия. Однако недооценивать воздействие даже скромной массы протоплазмы на всю Землю, думаю, ошибочно.
– Хорошо, пусть Земля в целом – огромный живой организм, – со скепсисом парировал капитан. – Но как может воздействовать на планету ничем не объединенная и столь разнообразная биомасса – от микроорганизмов до китов и баобабов?
– А задайтесь опять изначальным вопросом: что есть живое? Мы всегда говорим о материальной стороне вопроса, забывая о столь эфемерной субстанции как «душа». Что это такое, никто не определит. Однако, когда говорят, что «душа отлетела», сразу понятно: тело уже не вернётся к жизни. И тут напомню теорию Вернадского о Ноосфере – разумной оболочки вокруг планеты. некоторые учёных склоняются к мысли, что она не только действительно существует, но и управляет многими процессами на планете. В качестве такой сверх-души я представляю именно её. Между Ноосферой и протоплазмой существует, безусловно, теснейшая взаимосвязь, которую трудно разорвать. Именно Ноосфера – этот супер-разум – и задаёт нужный для выживания биоматериала вектор. Хотя нам со стороны представляется, что это просто не связанные между собой явления, где одни живые существа пожирают других, войны происходят под влиянием экономических причин, а цунами возникают всего лишь под влиянием неких геологических явлений. Мы не в состоянии узрить всеохватывающей картины!
– Вас послушать, к нашей планете вообще нельзя прикасаться! Так как же объяснить, все эти чадящие мегаполисы, которые изрыгают миллионы тонн отходов, атомные испытания, которые сотрясают недра нервной дрожью, глубокие тоннели и гигантские карьеры, которые покрывают лицо планеты глубокими морщинами?! Это ли не доказательство, что Земля бесчувственна, а, значит, не жива? И ничего не предпринимает в отношении людей.
– Я же говорю, не надо приводить прямых аналогий с реакциями из человеческой физиологии, ибо мы до сих пор слишком плохо знаем окружающий мир! Земля может совершенно по-иному реагировать на негативное воздействие извне.
– Я согласился бы с вами, – сказал капитан, – но есть серьёзный просчёт в ваших рассуждениях, который сбрасывает такую теорию под откос, словно поезд. Как возможно связать живое и неживое в единое целое?
У Остроумова и на то было объяснение:
– Всё дело в электрохимических процессах, которые объединяют живую и неживую природу.
– Вы забываете элементарную вещь – буйство стихий запросто уничтожает всё живое на своём пути! Не хотите ли вы сказать, что одна рука в состоянии отрубить другую, будучи в здравом уме? Тогда, скорее всего, природа – безумец способный на самоубийство!
– В человеке тоже бродят тёмные силы, которые зачастую заставляют его поступать, вроде бы, глупо. Разве человек иногда не делает себе больно, чтобы излечиться? Почему вы отказываете в том природе? Не надо забывать, отмирает всё то, что нецелесообразно в природе, если глядеть в глобальном масштабе. Извержения вулканов, землетрясения и ураганы, уничтожающие флору и фауну, вполне естественны с точки зрения космоса, хотя для человечества это ужасно! Только в живой материи идёт своеобразный круговорот, не позволяющий ей подойти к той черте, за которой она погибнет полностью. Соглашусь с некоторыми философами, утверждающими: жизнь – неотъемлемая и высшая форма материи, которая существует извечно.
Северин покачал головой:
– Всё это заумь. Ваши идеи нельзя ни доказать до конца, ни опровергнуть.
Капитан встал и глянул на часы: – пора идти на совещание. Для нас это главнее всяких абстрактных понятий.
IV. Накануне часа Х
– Уважаемые товарищи! Или как там принято ныне: уважаемые господа? – произнёс твёрдым голосом Лагода. – В силу некоторых обстоятельств, сроки проведения программы «Бездна» изменяются, и мы должны форсировать события. Испытания состоятся завтра и давайте в последний раз сверим наши действия.
Он стоял посредине кают-компании, чувствуя себя полководцем в предверии решающего сражения. Перед ним полукругом сидели лишь те лица, которые непосредственно были посвящены в осуществление секретной миссии: капитан Северин, учёные Алексеев и Остроумов, командир спеподразделения «Оплот» – майор Петров и двое помощников Лагоды, один из которых кратко стенографировал ход совещания.
– За две недели всё окончательно подготовлено, завтра наступит час Х. Сейсмоустановка полностью проверена. Вы, Виктор, – кивнул спецслужбист командиру «Оплота», – осуществляете контроль по периметру острова с помощью ребят из группы спецназа, и я с вами проведу отдельный инструктаж.
Здоровенный офицер с каменным лицом и бычьей шеей молча кивнул в ответ:
– Так точно! Обеспечим полный порядок.
– В случае обнаружения противника…
– Как всегда, – откликнулся Петров известным правилом: – доложи и уничтожь.
Лагода удовлетворённо продолжал, обращаясь к Северину:
– Вы, капитан, после подачи команды отводите корабль на расстояние пятнадцати миль от острова. По расчётам, это минимальное расстояние в случае непредвиденных обстоятельств.
– Сделаем, как надо – отозвался Северин. – Правда, хочу поинтересоваться ещё раз: насколько это будет безопасно для судна?
Лагода вопросительно глянул на пухленького, с залысинами спереди геофизика Алексеева. Тот развёл руки:
– Расчёты показывают: электромагнитный импульс сейсмоустановки приведёт к возбуждению очага в недрах – в гипоцентре1 с последующим землетрясением силой в пять баллов. В эпицентре – то есть прямо на острове – произойдут чуть меньшие по мощности толчки, хотя не менее серьёзные. Что же касается ощущений на поверхности океана… Волны поднимутся, но рядом они не будут представлять собой цунами. Они двинутся дальше, набирая силу и высоту, и обрушатся уже где-то очень-очень далеко. Возможны также афтершоки, но – меньшей силы.
– Однако сила импульса, насколько я понимаю, всё же велика… – не отставал капитан. Его по-прежнему волновали вопросы безопасности команды и вверенного ему корабля.