Одним тёплым весенним вечером, когда на землю спускается тишина, и каменные стены розовеют на закате, маленькая комнатка при королевских покоях превратилась в корабельную каюту. Корабль этот швыряло от волны к волне, пол трещал точно палуба, шпалеры колыхались точно водяные блики, и вся обстановка несла разрушительный след стихии...
-Дрянь! - припечатала подошвой молодая дама.
- Провалитесь со своей алчностью, Ваше величество, - не оставалась в долгу девица-подросток.
- Провались ты со своим сумасшедшим семейством!
Девица проворно прыгнула на даму и норовила дотянуться до лица ногтями. Но ей мешал плоёный воротник соперницы.
Дама, имевшая преимущество взирать на эту выскочку сверху-вниз, старалась ухватить её за горло. Но ей мешал плоёный воротник.
Одолевая препятствия, подло подстроенные тщеславной модой, леди сцепились намертво и покатились по россыпи жемчуга и покинувшим волосы шпилькам.
Старшая из дам явно одерживала верх, ведь взамен хрупкого придворного изящества Природа наделила её крепким сложением и сильными руками. Младшая же напоминала кошку, тщетно нападавшую на крупную гончую, - когти, зубы и ярость.
- Всё достанется мне, и весь народ запомнит королеву Анриетту! - дразнила старшая.
- Дворцовую шлюху! - не терялась девица.
- Ой, подумать, сама добродетель, - парировала Анриетта, не забывая о баталии. - Несчастная сиротка без матушки. Да она скончалась от твоей злой натуры! Ведьма!
- Можно подумать, ты переживёшь мужа. Он тебя, как и всех... Ай! - Анриетта добралась до падчерицыной причёски.
Слуги в ужасе отступали, не смея применить силу к коронованным особам, а мачеха рассуждала о судьбе Англии и трона, раскачивая принцессу за волосы.
Принцесса стихла и как будто бы сдалась, когда красноречивая королева склонилась к ней почти по-родственному:
- Не плачьте, Ваше высочество, будьте спокойны, я найду способ от вас избавиться.
Девушка улучила момент, когда ненавистное лицо оказалось поближе, и полоснула мачеху ногтями по щеке.
В визге взаимной атаки две дамы не услышали знакомых шагов и не заметили, как их заслонила от сумерек грузная фигура короля.
Король Этельред, в ночном исподнем и босой, стоял, подбочась, над женой и дочерью и с любопытством внимал собственной родословной в изложении супруги.
- Так вы задравши юбки побежали к алтарю, чтоб проклинать моих родственников?
Анриетта Английская, в девичестве леди Дэрем, явила новые чудеса ловкости, прыгнув из неприглядного положения на полу в реверанс. Но Его величество почему-то не поверил, что жена искренне рада его выздоровлению, и поручил её заботам врача, предупредив, что кровопускание уже сделано. Принцессу поднял с пола за ухо и поблагодарил, что своими выходками отвлекла его от мыслей о кончине. Твёрдой рукой он ввёл дочь в спальню и захлопнул дверь.
- Что ты творишь?! - усадил на кровать с размаху и опустился рядом.
- Ненавижу её!
- Это я уже понял.
- Вы сами слышали: ей нужно богатство и власть! Власть и богатство! Она вас не любит!
Этель Сарацин, как прозвали его подданные, подвинулся поближе к дочери и широкой ладонью пригладил её растрёпанные чёрные волосы, ещё недавно так безупречно зачёсанные в скромную испанскую причёску.
- Джоан, мы ведь с тобой договаривались: я не выдам тебя замуж против воли, а ты не вмешиваешься в мою жизнь. Я - выполняю своё условие...
Джоан капризно отодвинулась и принялась упрямо созерцать портреты, которым не хватило места в парадном зале, но нашёлся приют в королевской спальне. Всё, что творил там Этельред - сообразно прозвищу - происходило с ведома предков.
- Я знаю, что вы думаете, милорд: вам жаль моего будущего мужа.
- Не без этого, дочь моя, не без этого, - усмехнулся он в угольную бороду и спрятал ноги под одеяло: весеннее тепло обманчиво и ветрено, как иное сердце.
Сердце короля - отвагой подобное львиному, яростью - вепревому, а вольнолюбием - лошадиному - в последние годы теряло былые качества. Некогда крепкий и неугомонный, как три этих животных, вместе взятых, чернобородый Этель не мог преодолеть течения реки, зовомой Время. Невоздержанность подгоняла старость, а старость - особа почтенная и без сопровождения не ходит. В свите её - болезни, усталость, уныние и сожаление... Впрочем, последние две гостьи оказались столь малодушны, что не выдержали нрава принцессы Иоанны и покинули неприветливую обитель.
Поэтому король нарушил уединение, оставил постель и впервые за полгода ввёл под своды спальни юную девицу. Девица была его дочерью. Потому что родительский долг превыше безудержных удовольствий.
Дочь обречённо поднялась, взяла подсвечник, приблизилась к камину и пыталась зажечь свечи.
Они неизменно гасли.
- Дедушка не хочет с тобой разговаривать, - сказал Этельред, наблюдая седьмую попытку. - Он устал от твоего дурного воспитания не меньше, чем я.
- Увы, я располагаю лишь тем, что получила от родителей, - ответила Джоан, не оборачиваясь.
- Сердитая моя козочка, - улыбнулся отец. - Ну что мне с тобой делать? - он подошёл к дочери, взял у неё из рук подсвечник, отставил подальше - и поправил ей фрезу. - Да, она дура. Я её не за ум брал. Но ты же не дура?
- "Дура" по-латыни - "суровая", - гордо ответствовала принцесса.