По ходу дела Максимилиан разобрал отцовские бумаги и с верными друзьями и помощниками пробирался сквозь коварную латынь. Ему удалось выяснить, что вместе с Австрией наследует он Штирию, Каринтию и ещё некоторые земли - не то чтобы доходные, но, скажем прямо, не лишние. А мюнхенской рентой в пятьдесят две тысячи гульденов в год пусть подавится Альбрехт Баварский. (36)

   Бланка, к его удивлению, не вмешивалась, хотя и ахнула, узнав о Мюнхене, и потрясённо произнесла, что её отец продал целый город, с полным правом владения, на десять тысяч дешевле. Муж ответил, что за полвека, видно, цены выросли. Бланка сдержанно улыбнулась и отметила, что Максимилиан не так уж сильно горюет.

   - Наследство очень утешает, Ваше высочество. А если вы преподнесёте мне ещё подарок, я буду просто счастлив

   - Какой же? - она как будто не насторожилась. Возможно, её волчья половина в этот миг поджала уши, напрягла лапы и спрятала хвост - но человеческий облик Бланки не выдавал ровным счётом никаких чувств.

   - Давайте изменим несколько строк в нашем брачном контракте - и будем жить раздельно. Ваша сестра и мой отец поступили весьма мудро.

   - Я должна это обдумать. Вы позволите? - ни единая жилка не дрогнула на лице Бланки. Внутренний волк оскалился и зарычал. Когда она повернулась, чтобы уйти, Максимилиану показалось, что её глаза блеснули ярче обычного.

   Затем он задумался, не потребует ли Ульрика свою часть наследства. Обход вокруг дуба навряд ли подразумевал предварительный договор, но ведь отец мог отписать ей что-то в завещании... Искать ещё и завещание, признаться, не осталось сил.

   К счастью, Ульрика не потребовала ничего, кроме проклятого камня. Но к счастью ли? Максимилиан дал себе слово доверить последнюю волю пергаменту заранее и сосредоточился на хрустале.

   Однажды повстречавшись в коридоре после очередного обыска, заклятые родственники принялись рассуждать, верно ли они ищут. Максимилиан впервые ощутил единение с ними: хотелось скорее избавиться от драгоценности и от несчастья лицезреть навязанную семью каждый день с перерывом на сон.

   - Ну конечно неверно! - вскричала Бланка, простонародно хлопнув себя по лбу. - Мы ищем там, где вещь должна быть, а нужно искать, где она есть на самом деле.

   Это звучало туманно, но королю захотелось выслушать совет жены, как некогда в Инсбруке.

   - Объясни-ка, сестрица, - Ульрика разделяла его чувства.

   Объяснение было простым:

   - Наверняка его кто-то взял. Нужно выяснить, кто.

   Всего-то навсего.

   - Если бы сохранился хоть осколок хрусталя, хоть крошка, - сожалел Ульрих, - я смог бы увидеть.

   - А смотреть в воду нельзя, пока папенькина душа не упокоится, - вздохнула Елена.

   - Придётся думать так, - развёл руками Эрнст.

   - Вот и начни, - сказала мать.

   - Кто мог войти в кабинет? - не растерялся сын, потому что вопрос напрашивался сам собой.

   - Ключ хранился у меня, - ответил Максимилиан, - но, похоже, это ничего не значит... Я поверну вопрос другой гранью: кому он мог понадобиться и зачем?

   - Тому, кто пожелал обзавестись любовным амулетом, - отстранённо проговорила Ульрика, как будто слова не касались её самой, и двинулась к выставленным вдоль окон скамьям, приглашая семью за собой.

   Гертруда вспыхнула под подозрительными взглядами Максимилиана и Кунигунды. Ульрих только улыбнулся:

   - Даже если бы это были мы, подобных поисков бы не понадобились. "Венерины нити" (37) были бы у нас под рукой, их было бы просто незачем красть.

   Елена с готовностью кивнула.

   - Да, кстати, - согласилась Бланка. - Того, кто завладел камнем, наверняка нет среди нас. И нет в этом замке. Он взял его с собой.

   - Он? - переспросил Эрнст. - Или она?

   - Вы что, на меня думаете? - встрепенулась Кунигунда.

   - Ну вы же здесь, с нами. Мы не о вас, - Эрнст посмотрел на Максимилиана. - Некто недавно рвал на себе волосы, возмущаясь поведением сына. С чего бы такой успех у дам?

   На мгновенье Максимилиан зажёгся гневом на того, кто посмел усомниться в Филиппе - но лишь на мгновенье, и тут же остыл и кивнул. С таким объяснением ему было проще принять семейные неурядицы.

   - Позвольте, но они с Марго прибудут со дня на день, - сказала сестра короля.

   - Тем проще будет разузнать, - вкрадчиво протянула Бланка. Весь облик её выражал уверенность в только что утвердившемся в мыслях. - Нет, ты не поедешь в Нидерланды, - остановила она Рудольфа, таким же животным чутьём угадавшего, о чём она думает.

   Елене тоже отказали в праве возглавлять тайное посольство: сходство с ровесниками-племянниками слишком бросалось в глаза.

   Обоих утешили, поручив втереться в доверие к Филиппу и Маргарите. Впрочем, Рудольфу это уже не требовалось: сводные брат и сестра были дружны с ним. Пока он знакомил их со своей кузиной по материнской линии и тётушкой - по отцовской, доверенные люди короля совершили поездку в Нидерланды. На первом же валлонском постоялом дворе наслушались они сказок о приворотах и отшутились, что лучший приворот - это богатый подарок, и первая красавица трактира похвалилась им перстнем, где в потемневшее серебро вправлен был искристо-розовый хрусталь с пурпурной полосой. Что сподвигло их посещать ювелирные лавки. Один безвестный мастер - незаслуженно безвестный, скажем прямо - поведал, что работал пару лет назад с прекрасным образцом - настолько цельным и исполненным гармонии, что жаль было дробить его на маленькие камешки.

   К лапе совы, принесшей сию весть (в спешке король согласился одолжить гонца у свояченицы), привязан был длинный список заказов, выполненных из горного хрусталя. Раздобыли его тайком, или мастер сам решил похвастать перед мнимыми заказчиками, не объяснялось, но не суть важно. Важно было то, что подарок Ульрики рассыпался по карте Нидерландов (если не шире), и воедино его собрать не представлялось возможным.