«Ты проходишь своей дорогою…» Ты проходишь своей дорогою, И руки твоей я не трогаю, Но тоска во мне – слишком вечная, Чтоб была ты мне – первой встречною. Сердце сразу сказало: «Милая!» Все тебе – наугад – простила я, Ничего не знав – даже имени! О люби меня, о люби меня! Вижу я по губам – извилиной, По надменности их усиленной, По тяжелым надбровным выступам: Это сердце берется – приступом! Платье – шелковым, черным панцирем, Голос с чуть хрипотцой цыганскою, Все в тебе мне до боли нравится, — Даже то, что ты не красавица! Красота, не увянешь за лето! Не цветок, – стебелек из стали ты, Злее злого, острее острого, Увезенный – с какого острова? Опахалом чудишь, иль тросточкой, — В каждой жилке и в каждой косточке, В форме каждого злого пальчика, — Нежность женщины, дерзость мальчика. Все усмешки стихом парируя, Открываю тебе и миру я, Все, что нам в тебе уготовано, Незнакомка с челом Бетховена! 14 января 1915 «Могу ли не вспоминать я…» Могу ли не вспоминать я Тот запах White Rose и чая, И севрские фигурки Над пышащим камельком… Мы были: я – в пышном платье Из чуть золотого фая, Вы – в вязаной черной куртке С крылатым воротником. Я помню, с каким вошли Вы Лицом, без малейшей краски, Как встали, кусая пальчик, Чуть голову наклоня. И лоб Ваш властолюбивый Под тяжестью рыжей каски. – Не женщина и не мальчик, Но что-то сильней меня! Движением беспричинным Я встала, нас окружили. И кто-то, в шутливом тоне: – «Знакомьтесь же, господа». И руку движеньем длинным Вы в руку мою вложили И нежно в моей ладони Помедлил осколок льда. С каким-то, глядевшим косо, Уже предвкушая стычку, — Я полулежала в кресле, Вертя на руке кольцо. Вы вынули папиросу, И я поднесла Вам спичку, Не зная, что делать, если Вы взглянете мне в лицо. Я помню – над синей вазой — Как звякнули наши рюмки! – «О будьте моим Орестом!» И я Вам дала цветок. Смеясь – над моей ли фразой? — Из замшевой черной сумки Вы вынули длинным жестом И выронили – платок. 28 января 1915 «Все глаза под солнцем – жгучи…» Все глаза под солнцем – жгучи, День не равен дню. Говорю тебе на случай, Если изменю: Чьи б ни целовала губы Я в любовный час, Черной полночью кому бы Страшно не клялась — Жить, как мать велит ребенку, Как цветочек цвесть, Никогда ни в чью сторонку Оком не повесть… Видишь крестик кипарисный? Он тебе знаком! — Все проснется – только свистни Под моим окном! 22 февраля 1915 «Повторю в канун разлуки…»
Повторю в канун разлуки, Под конец любви, Что любила эти руки Властные твои, И глаза – кого-кого-то Взглядом не дарят! — Требующие отчета За случайный взгляд. Всю тебя с твоей треклятой Страстью – видит Бог! — Требующую расплаты За случайный вздох. И еще скажу устало, Слушать не спеши! — Что твоя душа мне встала Поперек души. И еще тебе скажу я: Все равно – канун! — Этот рот до поцелуя Твоего – был юн. Взгляд – до взгляда – смел и светел, Сердце – лет пяти… Счастлив, кто тебя не встретил На своем пути! 28 апреля 1915 «Есть имена, как душные цветы…» Есть имена, как душные цветы, И взгляды есть, как пляшущее пламя… Есть темные извилистые рты, С глубокими и влажными углами. Есть женщины. – Их волосы, как шлем. Их веер пахнет гибельно и тонко. Им тридцать лет. – Зачем тебе, зачем Моя душа спартанского ребенка?! Вознесение, 1915 «В первой любила ты…» В первой любила ты Первенство красоты, Кудри с налетом хны, Жалобный зов зурны, Звон – под конем – кремня, Стройный прыжок с коня, И – в самоцветных зернах — Два челночка узорных. А во второй – другой — Тонкую бровь дугой, Шелковые ковры Розовой Бухары, Перстни по всей руке, Родинку на щеке, Вечный загар сквозь блонды, И полунощный Лондон. Третья тебе была Чем-то еще мила… – Что от меня останется В сердце твоем, странница? 14 июля 1915 «Вы счастливы? – Не скажете! Едва ли!..» Вы счастливы? – Не скажете! Едва ли! И лучше – пусть! Вы слишком многих, мнится, целовали, Отсюда грусть. Всех героинь шекспировских трагедий Я вижу в Вас. Вас, юная трагическая леди, Никто не спас! Вы так устали повторять любовный Речитатив! Чугунный обод на руке бескровной — Красноречив! Я Вас люблю. – Как грозовая туча Над Вами – грех — За то, что Вы язвительны и жгучи И лучше всех, За то, что мы, что наши жизни – разны Во тьме дорог, За Ваши вдохновенные соблазны И темный рок, За то, что Вам, мой демон крутолобый, Скажу прости, За то, что Вас – хоть разорвись над гробом! — Уж не спасти! За эту дрожь, за то – что – неужели Мне снится сон? — За эту ироническую прелесть, Что Вы – не он. 16 октября 1914 |
