***

Александр Михайлович пробыл в райотделе почти целых три часа. Дунаев порядком помучился от безделья пока дождался главного агронома. Когда Неретин вышел из здания, то у Семена сидевшего в машине невольно вырвался вздох облегчения. Александр Михайлович сразу направился к машине, стоявшей на обочине напротив здания милиции. Усевшись рядом с Дунаевым, он захлопнул дверцу и внимательно посмотрев на инженера спросил: - Ну, что, Семен, заждался меня? - Я уж ненароком подумал, а не арестовали ли тебя самого?- попытался пошутить Дунаев, но лицо его оставалось серьезным. - Не думал, что все так затянется,- с сожалением в голосе произнес Неретин и пристегнул ремень безопасности. - Ну, что, Михайлович, куда теперь поедем?- перебил его инженер. - Думаю, теперь и домой ехать можно, если, конечно, у тебя еще в Воронеже нет дел. Дунаев тоже перекинул ремень безопасности через плечо и запустил двигатель. - У меня тоже настроение ехать домой, мы здесь неплохо поработали и теперь остается только ожидать результатов. - Ну, тогда решено - прощай Воронеж. Инженер плавно тронул машину с места и вскоре она влилась в поток автомобилей, движущихся в четыре ряда по Московскому проспекту. Пока выбрались из города никто не заводил разговора и только оставив позади пригород Дунаев обратился к попутчику. - Расскажи, Михалыч, о чем в милиции тебя так долго расспрашивали? - Незадолго до смерти Митрофанова, я был у него и Егор рассказал мне одну историю. Суть ее сводится к тому, что он следил за одним человеком, пытаясь узнать как тот может шикарно жить на мизерную плату. Мне, честно говоря, не понравилось его назойливое любопытство, но я не стал его убеждать в обратном. Мы с ним много лет не виделись и мне не хотелось как то осложнять доверительные отношения между нами. С не которым интересом я выслушал все, что он мне говорил, но особого любопытства не проявил. - Что ты имеешь в виду?- поинтересовался инженер. - Мне надо было бы спросить у Митрофанова фамилию того человека, ноя не сделал этого о чем очень сожалею. - Почему? - О, если бы знать кто он, тогда можно было бы быстро проверить: причастен он к убийству моего друга или нет? Так мне сказал следователь Сорокин, с которым я только что имел беседу в милиции. - Что он еще говорил тебе?- спросил Дунаев не отрывая взгляда от дороги. - Самое страшное в нашем разговоре было то, что следователь в гибели Митрофанова винит меня. - В чем он обвиняет тебя, если ты в милицию явился добровольно? - Утверждал, что мне следовало отговорить Егора от этой слежки, а о своих подозрениях сообщить в милицию. Я и сам так подумал и попытался намекнуть об этом Митрофанову, но он не стал меня слушать. Капитан утверждал, что в крайнем случае мне самому нужно было явиться в органы и сделать заявление. - Если бы знать где упасть, то соломку постлал. Кто знал, что подобное может случиться? А что изменилось бы явись ты к следователю раньше? - Он говорил, что мои показания помогли бы изловить преступника, сделай я их раньше. - Это еще как сказать - бабка на двое сказала. - Но ведь ты знаешь нашу колхозную жизнь. Из-за посевной я не смог попасть на похороны Митрофанова. Я ведь не знал, что его убили, думал, что он естественной смертью умер. Приедь я на его похороны вовремя, глядишь и со следователем поговорил бы когда надо и не было бы упреков в мой адрес. - Да не расстраивайся ты, Михалыч, на их слова. Им здесь хорошо в городе рассуждать на всем готовеньком, а побывали бы в нашей шкуре годок-другой, глядишь и по другому бы запели. - Обидно другое: этот капитан не понимает, что на похороны своего друга я не поехал не по своей прихоти, не из-за каприза - я не смог оставить производство. - Да брось ты переживать из-за слов следователя. Он свою копну молотит, вот и сваливает вину на другого, видимо, "слабо" у них поймать убийцу. Неретин ничего не сказал на последние слова инженера. Утопив указательным пальцем прикуриватель, расположенный на приборной панели, Александр Михайлович достал из пачки сигарету. Его примеру молча последовал и Дунаев. Закурив они долго ехали не проронив ни слова, каждый по своему думал о случившемся. Первым затянувшееся молчание прервал инженер: - Михалыч, а не мог ты от этого капитана отвязаться пораньше? - Нет, он заставил меня припомнить весь разговор с Митрофановым с первого и до последнего слова. Вот на эту процедуру и ушло столь много времени. Все мои показания капитан подробнейшим образом запротоколировал и только когда я подписал их он отпустил меня. Если бы я знал, что все будет происходить подобным образом - вряд ли я стал помогать милиции. Неретин вновь закурил и больше о своей встрече со следователем не проронил ни слова. Дунаев, по-хорошему понимая своего попутчика не стал задавать ему вопросов хоть косвенно напоминающих о его визите в милицию. Спустя какое-то время разговор у них наладился, но темой его уже было хорошо знакомое обоим сельское хозяйство.

*** Со дня бегства Сопова из Воронежа прошло совсем немного времени. Все эти дни он как загнанный волк заметал следы, боясь попасться в руки правосудия. Будучи немолодым и опытным он это делал мастерски. Оказавшись в Москве, сразу после убийства рэкитеров и жены, он в этот же день самолетом вылетел в Прибалтику. Именно там Иван решил затеряться среди отдыхающих в курортной зоне, благо курортный сезон был в самом разгаре. Осторожный и предусмотрительный он дважды останавливался в небольших городах, но проживал не в гостиницах, а как правило, снимал комнату в частном секторе. Пожив семь - десять дней, Сопов снимался с места и искал новую квартиру в этом, а то и в другом городке. Так и прокантовался он в Прибалтике почти целый месяц, а затем решил наведаться в Минск. Покидая Воронежский дом, Сопов не оставил ни одной своей фотографии, ни одного документа, которые могли бы облегчить милиции его поиск. Уже здесь в Прибалтике он вспомнил, что его портрет остался на его прежнем месте работы, где украшал Доску Почета. Оставалось только надеяться, что она не попадет в поле зрения какого-нибудь ушлого следователя. Сопов на всякий случай изменил свою внешность: сбрил усы и бородку, а седые волосы перекрасил в темный цвет. Он понимал, что его будет активно разыскивать милиция, а может быть и не только она одна. Четыре трупа в его доме рано или поздно, но обнаружат и кто-то из следователей пойдет по его следу. А если, не дай бог, его прошлое хоть как-то станет известно прокуратуре, то к его поиску обязательно подключится госбезопасность, а те искать умеют. Иван стал носить темные очки и всячески избегал любой встречи с милицией. Несколько раз он пытался "найти" другие документы, но все попытки не увенчались успехом. Документы - была его ахиллесова пята. Для того, чтобы купить документы на другое имя нужны были деньги и не малые. А запас денежных средств и золотых монет, которые он прихватил с собой из Воронежа, заметно истощился и ему нужно было наведаться к основному кладу под Минском. Необходимость поездки была явно необходимой. Взяв билет на поезд Сопов отправился в столицу Белоруссии. Она встретила его сырой пасмурной погодой. Низкие свинцовые тучи висели низко над землей не давая солнцу проявить себя во всей красе. Как не велик был соблазн остановиться в гостинице, но Сопов пересилив себя отправился искать подходящую квартиру. За несколько дней скитаний он порядком поднаторел в этом и не считал поиск безнадежным или трудным делом. Что бы не обременять себя Иван оставил чемодан и дипломат в камере хранения железнодорожного вокзала, а сам отправился в город. На улице Яна Коласа Сопов наткнулся на бюро по обмену жилья. Выкурив сигарету он зашел внутрь. В небольшом помещении было несколько посетителей, которые подбирали подходящие варианты обмена жилья. На стене у входа находился огромный стенд по сдаче жилья в наем. Из всего многообразия предложений Иван отобрал для себя три адреса, руководствуясь только тем, что в объявлениях были указаны телефоны по которым можно было обговорить с хозяевами условия проживания. Покинув бюро он вышел на улицу в надежде отыскать телефон-автомат. Пройдя всего несколько метров Сопов обнаружил телефонную будку на углу соседнего дома. Аппарат, на удивление оказался исправным хотя, суды по внешнему виду, попытки вывести его из строя предпринимались самые отчаянные. Трубка телефона была наглухо прикована тяжелой ржавой цепью к аппарату, видимо, таким пассивным, но надежным способом городские власти боролись с расхитителями социалистической собственности. Внутренняя поверхность будки была сплошь испещрена нецензурными выражениями и непристойными рисунками совокупляющихся пар. Сопов поочередно обзвонил все три квартиры. Телефонный аппарат, несмотря на погнутый диск цифронабирателя, работал четко - слышимость была просто великолепной. Одна комната была уже сдана, а из двух готовых принять квартиранта он выбрал ту, что располагалась на Брилевской улице. Сопов отдал предпочтение этой квартире заочно, еще не видя реальных условий проживания потому, что принять это решение его заставил вежливый разговор и грудной голос хозяйки. Ему вдруг втемяшилось в голову, что наилучший вариант его ожидает именно на Брилеской. Как оказалось впоследствии Ивана не подвела и на этот раз. Кроме хорошей хозяйки квартира имела еще одно преимущество - она располагалась на улице выходящей на Смоленскую дорогу. Вернувшись на вокзал он взял вещи и отправился разыскивать свое новое убежище, на ближайшие две недели. Расспросив как проехать на Брилевскую улицу Сопов сел в рекомендуемый троллейбус и отправился на окраину города. Заняв удобное место он смотрел на широкие шумные улицы вновь отстроившегося Минска, но радости в душе не испытывал. Жизнь последних дней измотала его и морально и физически, ему хотелось покоя и отдыха, но он понимал - такое уже невозможно. Возраст давал о себе знать и ему было трудно вести жизнь на колесах. Еще зимой Сопов загадал, что в эту поездку за золотом он пройдет весь путь диверсионной группы, начиная от того мостика на Минском шоссе. Вот и сейчас он невольно думал об этом, ему хотелось вспомнить свою молодость, то время когда он был полон жизненных сил и находился в пике славы. Объявление водителя о конечной остановке заставило Сопова взять свои вещи и вместе с другими пассажирами покинуть салон троллейбуса. Именно здесь и начиналась Брилевская улица.