похожи суммою на ад. *** Реальность зла. Ночами слаще. Ненужность вести, перемен. И с каждым годом спим мы слаще, готовясь к смерти каждый день. Потребность в тепле Потребность в чуде, ласке, принятьи и любви, заботе, взорах, сказке живут в людской крови, пуская глубже корни. Нацелив к небу рост, на мир не глядя сорный, цветёт бутон волос. Из тёплых чрев все вышли, и вновь хотят тепла. Валежник, рощи выжгли, но мал тот жар добра в сравненьи с материнским и женским волшебством даренья дальним, близким, кто тянется с родством. Так греет мать ребёнка, и фараона Сфинкс, рогатица – телёнка, чай – ложку и сервиз. Влеченье, тяга к небу, где Бог прогнавший вон из дома в хладь планеты. Ах, если б не огонь, какой украл с дебютом тот Прометей для нас! Нужда в лучах, уюте дороже спичек, фраз… Смотритель железнодорожной станции Будильник рельс тревожит с тоской смирённый ум. Вагоны цепи множат, несясь потоком сумм. Смотритель, наблюдатель за гладью трав и шпал, сонливый маг, старатель, дорожный аксакал в оранжевом наряде, с железною клюкой, в привычнейшем обряде глядит на люд изгой. Как ветеран бывалый, а мимо – эшелон. В сезон морозный, талый он смотрит через сон на маски, длинь и шири чугунных спиц и вой гудков из будки жирно, как пёс сторожевой. Жив курс поездок, сметы под ливнем, меж снегов, а ход жив и бессмертен, в отличье от него… Рыбный фарш Взрывно ревели пушки
потоком затяжным, вздымая кверху сушу, рвя списки послужных. Так главный чёрт резвился, плюясь всезверьем зла, и вшою к трупам шился так хищно среди сна, рогатил тишь благую, копытил целину, как плеву дев тугую, им ставя страсть в вину. И весь зверинец дикий направив в стан врагов, срезал им руки, лики, и множил полк волков. Искрился хвост питонов и нёсся кобры яд из пасти этой злобной. Кидал акул снаряд в аквариум, где жили с винтовками мальки, портянки, раны шили одной иглой. Быки сносили вмиг постройки. Летел огонь с ноздрей. Плюясь напалмом горьким, сметая стойки древ. Царь-бес кидал шрапнелью, метая крики ввысь. Вгрызались в лоб, шинели осколки-зубы, вниз, впивались в шеи, щёки разрывы хищных ртов, смыкали жизнь защёлки накровленных клыков. Так демон веселился зверями всех мастей. Он в местность тут вселился надолго, до смертей… Так жёг он ночь сухую, рвы, дзоты, гладь, блиндаж, то зряча, то вслепую мешая рыбный фарш… Фасады Тут челюсти балконов хватают снег, листву и брызги с серых склонов стены, отдав кусту, немного вниз отплюнув. Роняют влажь с губы, а ветер, резво дунув, понёс ту нить слюны. И чавкают так сыро, песок с бород кроша, |