и равенств хотят сорники, травинкою вздумались ели, желают взлететь прусаки, аж прыгают дико с порога, а птицы, что небу близки, в решётки домашних острогов, герои в подвалы ушли, все трусы вдруг стали парадны, драконом хотят быть ужи, лишь кошки космически ладны… В тихом омуте Поб*ядывал и пил, картёжничал, куражил, пьянчуг и дев лупил, ленился и шабашил, и громче песнь тянул, укоры вслед не слушал, и в мат упомянул господ, гвардейцев, лужи, с глупцами речь водил, вопил грозой и громом, громил больших громил, залившись тяжко ромом, оплаты дал счетам, поверх вручив любому, ступеньки в дом считал, уснул, дав бой спиртному. Всё помню с болью дум, цежу из кружки млеко, поправив бейдж, костюм, в тиши библиотеки. Шаг в былое Пуста изба родная, трава пронзила пол, и крыша чуть сырая, сжевала плесень стол, загнутья рам простые, а пыль в треть этажей, и брёвна стен косые - пенал карандашей. Свернулось краем фото, где мать-жена с отцом. В груди сщемилось что-то, смотря на их лицо. Затёрты дверь, циновка, гвоздь согнут под плащом, как альпиниста, ловко спасает надо рвом. Как гроб сии палаты. Не ведал дом невест. Не хочет в этой хате селиться даже бес. Остыли дух, посуда, луч хладен на штанах… И мне пора отсюда нести неладный шаг… Завесы, окон крестья могилят гостя, свет. Былое – значит места ему в живущих нет… Набожница Натёртыш от молитвы
терзает плечи, лоб. Язык острее бритвы к неверящим. Как столб, к вину и искушеньям. В почёте хлеб да соль. За грехоискупленье. Колени жжёт мозоль. С пороком не знакома, чей рой кишит вокруг и ест мир, как саркома. Иисус – один твой друг. Подол метёт дорогу. Смеётся детвора. Мужчина на пороге век не был у тебя. В глазах домов и люда юродива, глупа. Среди витринной груды твоя еда – крупа и буквы божьей книги. Несёшь улыбку в мир. Аскетница меж лиха. Ты нынче мой кумир, хоть Бог вещал иначе про идолов, богов, загробье, грех и сдачи. Ты – суть и плоть его. Лесное происшествие Горит шатёр небесный в июльско-странной мгле, молча у гор отвесных на елистой траве. Сияет жарко пламя, палит блеск огоньков и вьётся, будто знамя, дым туч и облаков. Темнеет рвано крыша и старых скал стога, и жухнут в охре рыжей сосновых пик луга. Глядят на действо звери, на ветках птичий вес. Им хочется так верить, что вышли люди в лес, что ту палатку свили… И кто всему виной: злодей, лучи светила, чертёнок, искра, зной?! Природы сникнет горе, подплавив донца гнёзд. Пожар утихнет вскоре, раскинув угли звёзд и лунный диск тарелки, остывший с красноты… Глядим на прах наш едкий |